Ковоск был одной из крупнейших и богатейших стран, что входили в Конфедерацию Ковы — союз государств, которые располагались между восточной границей Империи и бескрайними просторами Гвородской степи. Когда Империя завоевала каждый акр земли к западу от Ковы, от северного побережья Хаунерсхайма до Пограничья на юге, Конфедерация стала следующим шагом в ее экспансии. Но у жителей востока были десятилетия, чтобы подготовиться к неизбежному вторжению Аутуна; они потратили миллионы марок на укрепление границ, создали и подготовили большие армии и ополчения. Теперь десятки тысяч легионеров завязли в Ковоске, вынужденные удерживать дюжину новых замков, построенных за невообразимые деньги для того, чтобы усмирить эти земли. Правосудие Августа оказалась права: у Империи имелась четверть миллиона воинов и воительниц, однако большая их часть просто не могла сняться со своих мест, не потеряв при этом за несколько недель все то, во что Аутун годами стремился вонзить свои когти. И расчетливый брак первенца Императора, князя Тасы Кжосича, с дочерью герцога Ковоска, Илианой Казимир, похоже, ничуть не успокоил эти буйные провинции.

— Возможно ли выделить хоть кого-то и отправить их на южное Пограничье?

Император отмахнулся.

— Не беспокойся об этом, Конрад, — небрежно бросил он, явно устав говорить о бедах Империи. — Нам предстоит вырвать немало сорняков, прежде чем мы ухватимся за этот. Меня не волнуют несколько тысяч храмовников. Видит Нема, они мрут как мухи.

— Государь, я…

— Нет, благодарю покорно. Я с самого утра сыт по горло советами.

Я попыталась скрыть то, насколько меня встревожила беспечность Императора. Ведь Вонвальт вел не пустые разговоры. Он, доверенный слуга, обращался к своему правителю с важными государственными вопросами. Но я была молода, наивна и еще не сталкивалась с непреодолимо вялым чиновничеством Совы.

— В таком случае позвольте откланяться, — сказал Вонвальт, сбитый с толку.

— Нет, — остановил его Император. — Подожди пока. Я желаю поручить тебе одно дело. Даже два.

Сэр Конрад сел. Я видела, что он совсем обессилел. Его лицо побелело, а на лбу блестела испарина.

— Все что угодно, государь, — сказал он.

— В лучшем случае магистр Кейдлек слаб и никчемен, а в худшем — он предал Империю. Я собираюсь сместить его.

Вонвальту понадобилось время, чтобы обдумать сказанное.

— Полагаю, магистру Кейдлеку пришлось решать проблемы, с которыми он не привык иметь дело. — Мне стало жаль Вонвальта. Он оказался в трудном положении. Кейдлек был его магистром и наставником, но в то же время оставить его во главе Ордена было решительно невозможно.

— Ты слишком великодушен, — сказал Император. — Наши враги не могли добиться могущества без попустительства и соучастия наших друзей. В лучшем случае Натаниэлю просто не хватает силы духа, необходимой, чтобы руководить Орденом. В худшем — он весь последний год умышленно вел игру против меня. К несчастью, существует лишь один способ выяснить правду.

Вонвальт тяжело вздохнул.

— Учитывая обстоятельства, государь, могу ли я посоветовать подойти к этому тактично? Быть может, вы позволите ему тихо отстраниться от дел? Да, Кейдлек — глава Ордена, но мне кажется, что он попал под влияние других порочных магистратов.

Император усмехнулся.

— Сэр Конрад, ты слывешь отнюдь не мягкосердечным человеком. И я собираюсь воспользоваться твоей репутацией. Гниение поразило Орден слишком глубоко. Я отлично понимаю, что Кейдлек действует не один. Нужна зачистка, и ты ее возглавишь.

Вонвальт явно этого ждал, однако слова Императора его все равно не порадовали.

— Кого вы посадите на место Кейдлека? Я готов порекомендовать нескольких кандидатов…

— Очевидно, что тебя, Конрад, — отрезал Император и налил себе еще один кубок вина. Больше он ничего не сказал.

Вонвальт откинулся на спинку стула. В кабинете воцарилась тишина. Думаю, сэр Конрад не ожидал, что государь выберет его. Во-первых, он был относительно молод и только что вернулся из почти трехлетнего путешествия по провинциям. Да, Император мог назначать магистров и назначал их, но обычно он делал это по рекомендации Ордена, и те, кого рекомендовали, были намного старше, провели много лет в Сове и написали за жизнь не один юридический труд. У такого положения дел было две стороны: с одной — магистры оказывались бесконечно образованны и мудры, и, более того, прекрасно понимали свое место в политической игре, — хотя Орден, по всеобщему представлению, должен был оставаться вне политики. А с другой стороны, они редко оказывались предприимчивыми, стремились не приспосабливаться к веяниям времени, а сохранять статус-кво, и чаще всего предпочитали коротать свои дни в недрах Библиотеки Закона и в Хранилище Магистров, а не представлять Орден в высшем свете и нести свет общего права во тьму далеких имперских провинций.

— Государь… нет числа претендентам, более достойным, чем я. Кроме того, я очень давно не был в Сове. Осмелюсь сказать, что я оторван от ее текущих дел.

Император был недоволен.

— Не такого ответа я от тебя ждал, — с упреком сказал он, и в тот миг я поняла, насколько Император ценил Вонвальта и полагался на него. Я мало что знала об их прошлом — помнила лишь, что сэр Конрад был среди рекрутов Рейхскрига, чьи военные подвиги государь отметил лично. О следующих пятнадцати годах его жизни я не знала ничего, да и Вонвальт почти не рассказывал о том времени, когда он, будучи странствующим Правосудием и умелым политиком, помогал Императору в запутанных правовых делах, чем и заслужил благосклонность монарха. Конечно, с точки зрения закона все Правосудия держали ответ напрямую перед Императором, однако никто иной не пользовался таким доверием.

А это значило, что от сомнений Вонвальта веяло ложной скромностью.

— Я вовсе не хочу показаться неблагодарным, ваше величество; это исключительная честь.

— И это не просьба.

Вонвальт неловко улыбнулся.

— Я и не счел ее таковой. Но боюсь, что, вернувшись из длительного путешествия и внезапно зачистив благороднейших членов Ордена, я вряд ли расположу к себе других Правосудий.

— Кровь Немы, Конрад, уже слишком поздно думать об этом! Время полумер давно прошло! Всего пять минут назад ты заверял меня в том, насколько серьезно наше положение! К чему эти увиливания? Неужели теперь я должен убеждать тебя в твоих же словах? Переживания Правосудий меня ни капли не заботят. Откровенно говоря, именно такой удар и нужен Ордену, чтобы его встряхнуть! — Император сделал глубокий вдох, а затем большой глоток вина. Через несколько секунд он взял себя в руки. — Правосудия могут идти к Казивару. Настало время действовать. — Государь лениво начертал рукой перед Вонвальтом символ Немы. — По велению Императора, отныне ты — новый магистр Ордена магистратов и лорд-префект Империи.

Лорд-префект. Старший служитель закона во всем государстве. У меня чуть не отвисла челюсть, однако я сдержалась. Три ветви имперской власти были представлены тремя Сословиями — самим Императором, Сенатом и Орденом магистратов. Вся исполнительная власть находилась в руках Императора, а законодательную и судебную возглавляли два самых высокопоставленных чиновника — глава Сената и магистр Ордена. Подобное назначение было исключительной честью, а для Вонвальта — наивысшей точкой его карьеры. Однако сэр Конрад выглядел так, словно принимает должность капитана корабля, который уже наполовину затонул.

— Это честь для меня, — сказал он.

— Конечно честь, — ответил Император. — И вот мой первый приказ новому префекту: ты пойдешь к начальнику городской тюрьмы, возьмешь отряд гвардейцев и арестуешь этого предателя Кейдлека.

Вонвальт склонил голову.

— Сию же минуту, государь.

— Нет, не сию же. Позже, — сказал Император.

Я заметила, что Вонвальт начинает сердиться от бессилия.

— Прикажете что-то еще, ваше величество?

— Я разработал новую особую процедуру для борьбы с государственными изменниками. Того потребовали обстоятельства в Ковоске.

— Какие?

— Конфедерация заполучила порох.

Вонвальт встревожился.

— Я не знал об этом, — сказал он.

— И не мог узнать. Ведь ты сам говорил, что почти три года не был в столице, — резко ответил Император. Он тоже начинал горячиться. Его талисман вернулся, но оказался уставшим, больным и неблагодарным.

— Верно подмечено, ваше величество, — сказал Вонвальт.

— Пороха у них немного, но его поставляют регулярно, а это в целом даже хуже. Мои маркграфы рассказывают, что враги успешно применяют его за пределами городов: прячут у обочин дорог и взрывают, когда мимо проходит имперский патруль. Подобный способ ведения войны исключительно гнусен и неуклюж, однако сомневаться в его действенности не приходится — никакая броня не защитит человека от мощного взрыва. Мои Легионы укрываются в своих замках, страшатся выйти в поле и завладеть землями, которые принадлежат мне по праву, а конфедераты-подстрекатели тем временем разгуливают на свободе и без помех претворяют в жизнь свои замыслы.

— И что вы придумали, государь?

— Общее право плохо годится для того, чтобы бороться с подобными диверсиями. Саботажники Ковоска пользуются нашими законами и той защитой, которую они обеспечивают. Им известно, что при сдаче в плен их обязаны пощадить; что с ними запрещено дурно обращаться; и что в конце концов они должны предстать перед судом. Разбирательства по этим делам могут тянуться годами, если до них вообще доходит дело. Я, мой отец и отец моего отца почти всю жизнь несли закон и цивилизацию в темнейшие уголки мира, но эти люди задумали направить наши законы против нас. Суды месяцами возятся с безнадежными делами о государственной измене, в то время как адвокаты, жаждущие сделать себе имя, рвутся представлять обвиняемых. Вести разлетаются по стране, и каждый захваченный диверсант становится мучеником, который пострадал за общее дело. А заканчивается все ничем: присяжные, набранные из Ковоска, всегда оправдывают своих соотечественников. Я этого не потерплю.