В тот миг ночная жизнь пленила меня. Мы шли по булыжной мостовой, вдыхали запахи экзотических блюд и напитков, висевшие в теплом ночном воздухе; прислушивались к разговорам, которые велись на самых разных языках; глазели на сованцев, наслаждавшихся играми и танцами на улицах, — и все это так захватывало. Несмотря на опаску и, несомненно, благодаря вину, которое разлилось по моим венам, город очаровал меня. Казалось, нет конца тем удовольствиям и ощущениям, которые он мог нам предложить.

Наконец мы добрались до «Врат Волка» — иронично названного паба, над которым возвышалось деревянное подобие его тезки. Фасад заведения выходил на просторную площадь, где светлокожий хаунерец и темнокожий выходец из Южных равнин дрались друг с другом на потеху толпе. В воздухе висел звон монет, которые бряцали в руках, кошельках и о мостовую. Слышались крики, звон разбитого стекла, а затем — насмешливые и одобрительные возгласы.

Брессинджер провел нас в паб. На меня обрушился гвалт голосов, запахи людей и прокисшего пива. Толпа грела воздух лучше любого огня, но в пабе все равно вовсю пылал очаг и сотни свечей. Зал был огромен, но казался тесным, а по периметру шли еще три или четыре яруса надстроек.

Мы протолкались через толпу. Брессинджер провел нас в дальний конец зала, затем спустился по какой-то лестнице и занял нишу со столом, которую только что освободила другая компания. Мы втроем втиснулись внутрь, и через несколько минут каждому из нас принесли по большой оловянной кружке эля и по маленькому стакану чего-то крепкого.

— Ну что ж, — сказал Брессинджер. Он поднял свою кружку, и мы с сэром Радомиром последовали его примеру. — За Сову и за Двуглавого Волка, который сожрет тебя с потрохами и высрет только косточки. Yura!

Он залпом осушил стакан, но мы с сэром Радомиром помедлили.

— И что ты сейчас сказал? — спросил бывший шериф. — Что за «yura»?

— Ты сам-то как думаешь? — огрызнулся Брессинджер. — Это значит «пей»!

Я проглотила спиртное — восстановленное вино, которое придумали торговцы, чтобы перевозить его в больших количествах по низкой цене. Прежде я никогда его не пробовала и оказалась не готова к резкой на вкус жидкости, которая обожгла мой пищевод. На мои глаза навернулись слезы, и я немедленно зашлась кашлем, рассмешив сэра Радомира и Брессинджера.

— Кровь Немы, — выдавила я, ставя кружку на стол. Учитывая, что перед этим в Великой Ложе мне уже дали выпить два кубка вина, я ощутила, что стремительно пьянею.

— Ну-ка, Хелена. Расскажи нам, как тебе город. Говорят, что первое впечатление от Совы не забывается, — сказал Брессинджер. Его грозодский акцент, и так всегда заметный, благодаря выпивке стал слышаться еще явственнее.

Я пожала плечами, а когда заговорила, мой язык начал заплетаться.

— Я за всю жизнь такого не видела. Город так давит. Здесь кругом люди, в любое время суток. И все такое большое, такое высокое.

— Это все магия, — заявил Брессинджер. К моему изумлению, он залпом осушил свою кружку эля и жестом попросил принести еще.

— Подожди, — придержал сэр Радомир слугу, допивая свою. — Принеси-ка две.

Я сделала несколько глотков, безрассудно стараясь не отставать.

— Помню, сэр Конрад об этом как-то рассказывал, но все равно не понимаю. Как магия может держаться в зданиях?

— На фундаментах начертаны руны, — ответил Брессинджер. — Здания эти слишком уж громадные. Они бы рухнули под собственной тяжестью. А руны им не дают. Как именно, я не знаю. Да и какая разница? Ею все равно никто больше не пользуется — магией то есть. Старой. Хорошей, — прибавил он, заговорщически подмигнув.

— Она мне не нравится, — сказала я, подумав о Клавере. Мне казалось, что мир стал бы только лучше, будь магия полностью искоренена. Ведь она могла попасть не в те руки, а эта опасность перевешивала всю ее пользу.

— Да, мне тоже, — согласился сэр Радомир. — Неестественная она. Лучше бы никто не владел этим древним языческим вздором.

— Даже Правосудия? — спросил Брессинджер.

— Даже они, — твердо ответил сэр Радомир.

— Поговаривают, будто магия рун впиталась в саму почву. Поэтому Сова и кажется такой. Ты ходишь по ней, и тебе чудится, словно весь город наваливается на тебя. Ощущаешь себя из-за этого мелким и ничтожным, — сказал Брессинджер. — Видимо, старым императорам это нравилось.

На стол с грохотом опустились еще три кружки эля. Мои спутники сразу же к ним приложились.

— Кстати, Хелена, — сказал Брессинджер, резким движением вытирая бороду. — Ты так и не ответила на мой вопрос.

— На какой? — спросила я.

— Собираешься ли ты вступать в Орден. Пить вместо этой мочи изысканные вина. Играть словами на высоком саксанском. Становиться важным человеком… — Он не дал себе рыгнуть. — …то есть важной дамой.

— Да уж, их тут тоже хватает, — пробормотал сэр Радомир.

— Мы же в Сове, — беззлобно ответил Брессинджер. — Сова с радостью пользуется как мужчинами, так и женщинами. Она всех использует. Ей все равно, как ты выглядишь или что ты думаешь.

— Ты это к чему?

— К тому, что Сова найдет место и для тебя, несмотря на твои… ограниченные умственные способности.

Сэр Радомир какое-то время молчал, а затем швырнул пустую кружку влево от Брессинджера.

— Лови, — хмуро сказал он, глядя на то, как кружка ударяется о скамью и со звоном падает на пол.

Брессинджер посмотрел на обрубок своей левой руки, затем на кружку, затем на сэра Радомира.

— Что вы себе… — гневно начала я, но, к моему удивлению, мужчины разразились смехом. Я в ужасе переводила взгляд с одного на другого, а они хохотали, пока на глазах не выступили слезы. Брессинджер перегнулся через стол и хлопнул шерифа по плечу, а сэр Радомир сжал в ответ его руку.

— Немино вымя, — буркнула я в свою кружку. Я терпеть не могла черный солдатский юмор, но, к сожалению, мне предстояло снести еще не одну такую шутку.

— Ну же, Хелена. Ты и так долго тянула. Пойдешь по стопам сэра Конрада? Будешь учиться, чтобы стать Правосудием? — не унимался Брессинджер. Видимо, он осмелел от выпивки: несмотря на то, что мы с ним могли о многом говорить откровенно, этот вопрос мы обычно обходили стороной.

Я пожала плечами. Уже чувствуя, как хмель ударяет мне в голову, я все равно опрометчиво допила свой эль и схватила последнюю полную кружку, которую передо мной поставили.

— Не знаю, — сказала я. — Это заманчиво, но…

— Тебе бы хотелось стать его женой, а не ученицей, — с ухмылкой перебил меня Брессинджер.

Я отшатнулась, будто мне отвесили пощечину.

— Перестань, — сердито огрызнулась я. Сэр Радомир, сидевший рядом со мной, гоготал, как подросток.

Брессинджер подмигнул мне и спрятал улыбку за кружкой. Но улыбка показалась мне какой-то фальшивой и неуверенной. Он не в первый раз поднимал эту тему. Казалось, будто он хочет слышать, как я все отрицаю, но выходило так, что чем чаще он подначивал меня, тем больше я об этом думала. Про себя я решила: Брессинджер просто боится, что я отниму у него сэра Конрада.

Я стиснула зубы.

— Мои отношения с… — начала было я, но меня снова прервали — на этот раз грузный мужчина, который, едва передвигая ноги, приблизился к нашей нише и остановился у стола.

— Дружище, откуда ты? — спросил незнакомец, тыча пальцем в Брессинджера. Его лицо было грубым и бородатым, голова лысой; на ногах он стоял нетвердо и, похоже, был вдребезги пьян. Судя по виду, незнакомец был родом из южных провинций Империи, возможно, тоже из Грозоды.

Брессинджер развязно улыбнулся ему и поставил кружку на стол.

— Из Грозоды, приятель, — ответил он, произнеся последнее слово на низком саксанском наречии. Из-за его акцента оно прозвучало смешно.

— Я заметил, — сказал незнакомец.

— Это еще что значит? — завелся сэр Радомир, но Брессинджер жестом успокоил его.

Незнакомец указал на культю пристава.

— Руку ты в Рейхскриге потерял?

— Нет, — все так же весело ответил Брессинджер.

— Чего тебе надо? — спросил незнакомца сэр Радомир. — Мы тут вообще-то разговариваем.

— Грозодцы сюда редко заходят, — продолжал пьянчуга. Он смотрел на нас осоловелым взглядом, и мне почудилось, что я даже со своего места чую смрад его перегара.

Осмелев от выпивки, я уставилась незнакомцу прямо в глаза и раздраженно сказала:

— Уйдите, пожалуйста.

Брессинджер и сэр Радомир рассмеялись. Незнакомец — нет.

— Ты был в Кьятаканском лесу? — прямо спросил он Брессинджера.

Я недоуменно нахмурилась.

— О чем вы?

— Да заткнись ты, малявка, — рявкнул он.

Сэр Радомир хотел было вскочить на ноги, но Брессинджер протянул руку и остановил его.

— Нет, меня там не было, — сказал он. — Я стал легионером только через год. — Пристав указал на бар. — Пойдем, я тебя угощу.

— Я тебя узнал, — настаивал незнакомец. Он пошатнулся. — Ты убил моего товарища. Перерезал ему горло.

Брессинджер демонстративно глянул ему за спину.

— Ты здесь один, дружище?

— Признавайся! — внезапно заорал пьянчуга. Я вздрогнула, но Брессинджер и сэр Радомир не шелохнулись.

— Проваливай давай, — велел ему бывший шериф, кивком указывая на дверь. — Мы здесь не для того, чтобы поминать былые распри.