Незнакомец одну мучительную минуту топтался на месте, а затем наконец уковылял прочь. Мы трое снова повернулись к столу.

— Казивар вас раздери, что это было? — спросила я.

Брессинджер, помрачнев, покачал головой.

— Ветеран. Выжил из ума, наверное.

— И что за Кьятаканский лес? Там была какая-то битва?

— Да. Он, похоже, из венландских. Выбрось его из головы, Хелена, просто у бедняги мозги набекрень съехали.

Мы еще немного посидели, но перепалка испортила нам настроение.

— Раньше я здесь с таким не сталкивался, — через некоторое время произнес Брессинджер. — В провинциях подобное случается, но не в Сове.

Мне вспомнилась наша первая встреча с сэром Радомиром и то, с каким презрением он отнесся к Дубайну и ко мне. В Рейхскриге шериф дрался против моих соотечественников, и это сказалось на его мнении о Толсбурге и выходцах из него. Теперь мы стали близкими друзьями, но порой я спрашивала себя: а стал бы он относиться к другим толцам с таким же уважением? Ответа я не знала, и одна только мысль об этом могла испортить мне настроение.

— Вот что бывает, когда правители начинают ворошить дерьмо, — пробурчал сэр Радомир. — Обычно мне нет дела до сованской политики, но если эти ваши «млианарские патриции» под видом полемики изрыгают лживый яд, то неудивительно, что простолюдины начинают делать то же самое. Они всегда подражают тем, кто выше их.

Брессинджер хмыкнул и допил остатки своего эля. Сэр Радомир сделал то же самое, и я последовала их примеру.

— Идемте, — сказал Дубайн. — Подышим свежим воздухом.

* * *

Мы вышли на улицу. Брессинджер снова возглавил нас и вскоре вывел на набережную реки Саубер. Мы оказались у одного из ее рукавов, такого же глубокого и широкого, как и два других. По водной глади все еще сновали верейки [Верейка — небольшая узкая гребная лодка, которую традиционно использовали на реках и в гаванях Англии для перевозки пассажиров. (Прим. перев.)], но там, где стояли мы, было темно и безлюдно.

— Сколько времени ты здесь провел в общем? — спросил сэр Радомир Брессинджера.

Тот пожал плечами.

— Примерно несколько лет, — ответил он. — Кажется, я никогда не привыкну к этому городу.

— Да уж, такие места еще поискать нужно, — пробормотал шериф.

Я заметила, что мужчины решили отлить, и, воспользовавшись возможностью, поступила так же.

— Не знаю, из какой дыры вы трое вылезли, но здесь, в Сове, у нас вообще-то есть общественные туалеты, — раздался позади нас женский голос. Я поспешила выпрямиться, поскользнулась в грязи и, чертыхаясь, неуклюже поднялась на ноги.

Из тени вышла городская стражница — девушка в легких доспехах и с копьем в руках. Презрительно скривившись, она оглядела нашу пьяную в лоскуты троицу.

— Надеюсь, деньги у вас при себе; за справление нужды в общественном месте полагается штраф.

— Это я виноват, — сказал Брессинджер, разведя рукой и обрубком. На его лице была написана самая широкая, самая бессовестная ухмылка, а грозодский акцент сильно мешал понять, что он сказал.

Стражница склонила голову набок.

— В чем? — спросила она.

Брессинджер внезапно бросился бежать. Юркнув мимо стражницы, он помчался обратно к улицам.

— За мной! — весело крикнул он.

— Да чтоб его, — выругался позади меня сэр Радомир.

Я очертя голову бросилась за Брессинджером. Моя голова кружилась, к горлу подкатывала дурнота, но я, пьяная, смеялась так сильно, что чуть не задыхалась. Кажется, стражница даже не пыталась нас догнать, однако мы неслись по улицам так, словно нам на пятки наступал целый имперский Легион.

Мы проскакивали через компании людей. Нам вслед неслись крики и свист. Брессинджер вел нас, как в веселом танце. Мы неслись по мощеным улочкам, чуть не подворачивая лодыжки; перебегали широкие, выложенные каменными плитами бульвары, которые пролегали меж огромных государственных зданий; протискивались мимо знати и простолюдинов. Казалось, что мы бежали несколько часов, хотя прошла всего пара минут.

Наконец мы остановились в нескольких переулках от сованской Арены. После вечерних игр здесь бродили толпы людей, и даже если бы стражница преследовала нас, то поймать теперь уже точно не смогла бы.

Сэр Радомир догнал меня, раскрасневшийся, вспотевший и совершенно выбившийся из сил. Он согнулся пополам и, выругавшись, харкнул на мостовую.

— Я же шериф, — выдавил он. — Что люди скажут, если увидят, как я безобразничаю?

Брессинджер просто рассмеялся и хлопнул его по плечу.

Я резко нагнулась, и меня стошнило всем, что я выпила за тот вечер. От ближайших прохожих послышались стоны, смех и одобрительные возгласы.

— Ну-ка, давай вот так, — на удивление ласково сказал Брессинджер и придержал рукой мои волосы, чтобы на них не попала рвота. Держать пришлось только с одной стороны, ибо другой висок был обрит мистером Макуиринком, врачом из Долины Гейл, который залечивал рану на моей голове. Впрочем, мои волосы постепенно отрастали.

Я выпрямилась и, пылая от смущения, сказала:

— Кажется, мне пора на боковую. — Было уже за полночь, и у меня кружилась голова.

— Есть мыслишка получше, — ответил Брессинджер и обвел рукой округу. Только тогда я поняла, что он привел нас в район притонов. У дверей в соблазнительных позах стояли полуголые женщины и мужчины, а над каждым заведением висели вывески с шутливо-похабными надписями, одна скабрезнее другой.

— Мне-то что делать в борделе? — устало спросила я.

— Хелена, ты же в Сове… на свою беду. Здесь есть бордели и для женщин. — Брессинджер указал на одно из таких заведений, над которым возвышался большой деревянный фаллос. Меня тут же одарил улыбкой мускулистый мужчина, намазанный маслом и одетый в одну лишь набедренную повязку.

— Побойся Немы, Дубайн! — воскликнула я, хотя усталость и опьянение не позволили мне даже по-настоящему возмутиться. — Ты что, правда решил, что я захочу кончить день в таком месте?

— Хелена, как раз в таких местах и кончают, — к моему ужасу ответил Брессинджер, и я, не сдержавшись, расхохоталась.

— Не хочу я в бордель, мне спать хочется, — сказала я.

— Ну как скажешь, — угрюмо буркнул Брессинджер.

— Оставайся. Я ее отведу, — подал голос сэр Радомир. — Я что-то тоже не в настроении.

Брессинджер недовольно вздохнул.

— Да что с вами сегодня такое? Нет чтобы насладиться всем, что предлагает столица! Получайте удовольствие от жизни, пока можете! Вы же слышали сэра Конрада — нас ждут трудные дела! Так хоть покувыркайтесь с кем-нибудь напоследок.

Он говорил громко и уверенно, но из-за маски горячности выглядывало отчаяние.

— В другой раз, Дубайн, — сказал сэр Радомир.

Казалось, Брессинджер сейчас выпалит что-то еще, и я заметила, как по его лицу промелькнул гнев; однако через несколько мгновений он просто пожал плечами, резко развернулся и зашагал к ближайшему борделю.

— Идем, — позвал меня сэр Радомир, провожая нашего товарища взглядом. — Не знаю, что уготовил нам на завтра сэр Конрад, но уверен — нам и без похмелья придется несладко.

IV

Император

...

«Тратьте благоразумно, правьте справедливо, наказывайте милосердно».

ИЗ ВУКОВИЦКИХ «ГОСУДАРЕВЫХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ»

На следующее утро мы все собрались в Великой Ложе.

Сэр Радомир и я нашли дешевый трактир и переночевали там. Когда я проснулась, моя голова раскалывалась от боли, а изо рта дурно пахло перегаром и рвотой. Быстро позавтракав хлебом и запив его сильно разбавленным болотным элем, мы вышли на теплые утренние улицы и направились к Великой Ложе, остановившись лишь затем, чтобы купить пасту из соли и листков мяты, которой я освежила дыхание. Меня все еще мучили головокружение и тошнота, но сэр Радомир, заядлый пропойца, выглядел бодро.

В Великую Ложу нас пустили не сразу — пришлось подождать, пока целая эстафета слуг не подтвердит, кто мы такие. Затем нас отвели в покои Вонвальта, в удивительно маленькую, но недурно обставленную комнату на верхних этажах Ложи.

— Доброе утро, — приветствовал нас сэр Конрад, когда мы вошли. Брессинджер уже был там, умытый и одетый, но с кроваво-красными глазами. Сам Вонвальт тоже выглядел помятым, причем не только от похмелья. Похоже, хворь снова дала о себе знать.

— Вам двоим придется умыться и переодеться, перед тем как мы пойдем на встречу с Императором. От вас разит, как от целой таверны. — Он посмотрел на меня. — И, Хелена, у тебя весь киртл перемазан грязью.

При мысли об аудиенции с Императором у меня скрутило живот.

— Мы идем к нему сегодня? — спросила я.

— Да, — ответил Вонвальт. — Пожалуй, в первую очередь мне стоило отправиться к нему, а не к магистру Кейдлеку, но… — Он пожал плечами. — Что сделано, то сделано.

— Как прошел ваш вечер? — спросила я, затем понизила голос и шагнула вперед. — Разве вы не говорили, что магистр Кейдлек — предатель?

Вонвальт резко поднял голову.

— Все гораздо сложнее, — сказал он. Затем на миг замолчал, разбирая вещи на столе. — Это очень деликатный вопрос. Я не могу просто так ворваться сюда и обвинить кого-то в измене. Нужно постепенно во всем разобраться. Возможно, магистр Кейдлек знает — или совершил — гораздо больше, чем говорит, но за один вечер мы точно не докопаемся до истины.

Я вспомнила, как сэр Конрад лежал на мостовой в Долине Гейл, окровавленный и избитый; как он был убежден, что Кейдлек продал нас всех Клаверу. Но теперь, очутившись среди своих коллег, он снова не мог поверить, что кто-то из Правосудий оказался способен на это.