— Они все время твердят о плавке металлов. Я думаю…

— Они все время, как ты говоришь, «твердят» о создании самого лучшего меча для титана, — оборвал я ее. — Тельхины сказали, что трезубец моего отца был выкован именно ими.

— Тельхины изменили богам, — возразила Аннабет. — Они пользовались в своем ремесле черной магией. Я не знаю точно за что, но Зевс заточил их в Тартар.

— Вместе с Кроносом.

Она кивнула и продолжила:

— Нам нужно разузнать…

Но не успела Аннабет договорить, как дверь классной комнаты под напором учеников распахнулась и они всей гурьбой выкатились в пещеру. Тут они принялись озираться, соображая, в какую сторону кинуться.

— Надевай быстрей свою кепку! — велел я. — И прячься!

— Что? — Аннабет даже вздрогнула. — Я не брошу тебя одного!

— У меня есть план. Я их отвлеку. А ты хватай паука, и пусть он поскорей ведет тебя обратно к Гефесту. Богу-кузнецу нужно знать о том, что нам удалось здесь разведать.

— Но они тебя растерзают!

— Подавятся! К тому же другого варианта нет.

Аннабет смотрела на меня так, будто собиралась стукнуть, и я поскорей отодвинулся. Но она сделала совсем другое. Она меня поцеловала!

— Береги себя, Рыбьи Мозги. — С этими словами она нахлобучила кепку и исчезла.

Я, может, и простоял бы столбом целый день, таращась на огонь и стараясь припомнить, как меня, собственно, зовут, но морские демоны не дали мне такой возможности.

— Вон он! — заорал один из них, и тельхины всей гурьбой бросились ко мне.

Я выбежал на середину платформы, удивив кузнецов до такой степени, что они выронили из рук свежевыкованное лезвие. Оно было длиной шесть футов и изгибалось полумесяцем. Я повидал много страшных вещей, но страшнее этого полыхающего алым пламенем клинка не видел ничего.

Взрослые тельхины быстро оправились от испуга. С платформы вело четыре трапа, и не успел я броситься к одному из них, как они загородили подходы ко всем четырем.

Самый здоровенный из них рявкнул:

— Кто это тут у нас? Сын Посейдона?

— Ага, — прорычал другой. — Я чувствую запах моря в его жилах.

Я поднял Анаклузмос, сердце мое колотилось о ребра со страшной силой.

— Попробуй тронь хоть одного из нас, полукровка, — пролаял третий, — и остальные разорвут тебя на части. Твой отец — предатель. От нашего подарка он не отказался, но когда нас швырнули в Тартар, не проронил ни слова в нашу защиту. Так что мы с удовольствием посмотрим, как его разрубят на кусочки. Да и остальных олимпийцев тоже.

Хотел бы я знать, что мне делать дальше! Я ведь попросту обманул Аннабет, сказав, что у меня есть план. Мне надо было, чтобы она оказалась в безопасности, и я надеялся, что у нее хватит на это мозгов. Но сейчас до меня дошло, что именно здесь я могу погибнуть. Без всяких там предсказаний. Я торчу в самом сердце вулкана в осаде целой своры морских демонов с собачьими мордами. Юные тельхины, захлебываясь лаем, лезли на платформу, чтобы посмотреть, как со мной разделаются старшие.

Вдруг я почувствовал, как что-то обожгло мою ногу. Ледяной свисток в моем кармане словно бы стал еще холоднее. Если мне когда-либо может понадобиться помощь, то именно сейчас самое время ее попросить. И все равно я колебался. Не доверял я что-то дару Квинтуса.

Но не успел я на что-нибудь решиться, как самый высокий из тельхинов сказал:

— Давайте посмотрим, насколько он силен? Сколько времени понадобится, чтобы сжечь его?

Он выгреб немного лавы из ближайшей печи, пальцы его при этом засветились от жара, но тельхин словно не заметил этого. Остальные сделали то же самое. Первый бросил в меня горсть раскаленных камней, и штаны на мне загорелись. Двое других швырнули мне шипящую лаву на грудь. Я в ужасе выронил меч и кинулся отряхиваться. Огонь охватил меня. Странно, но сначала он показался мне просто чуть теплым и только потом стал пожарче.

— Тебя защищает твоя морская природа, малец, — сказал один. — Конечно, трудновато тебя будет сжечь. Трудно, но возможно.

Они продолжали швырять в меня лаву, и, помню, я закричал. Все мое тело жгло огнем. Такой страшной боли я еще не чувствовал никогда. Пламя будто пожирало меня. Я рухнул на металлический пол и услышал, как тельхины всей толпой взвыли от восторга.

И тут я вспомнил слова речной наяды на ранчо Гериона. Она тогда сказала: «Вода внутри меня».

Мне нужно море! В животе у меня что-то забурлило, но ничего не получалось. Ох, если бы мне кто-то хоть немного помог! А тут нет ни реки, ни краника какого-нибудь водопроводного. Кроме того, когда в прошлый раз я высвободил свои силы в конюшнях Гериона, внутри меня что-то будто оторвалось. Я запомнил тот пугающий момент.

Выбора у меня не было. Я воззвал к морю. Заглянул в самого себя, вообразил морские волны и приливы, представил бесконечную мощь океана. И со страшным криком выпустил ее наружу.

Впоследствии я никогда не мог описать того, что произошло. Взрыв, огромной силы приливная волна… водоворот подхватили меня и швырнули в лаву. Огонь и вода столкнулись, поток стал неимоверно горячим, и я, выброшенный сильнейшим взрывом, вылетел из жерла вулкана. Меня выкинуло вверх с такой силой, с какой подбрасывает щепку давление в миллион атмосфер. Последнее, что я запомнил, прежде чем потерять сознание, был полет. Я взлетел так высоко, что если бы об этом узнал Зевс, он бы мне никогда не простил. Потом началось падение, и в это время дым, и пламя, и вода оставили меня. Я превратился в одиноко мчащуюся к земле комету.

Глава двенадцатая

У меня бессрочные каникулы

Я просыпался медленно. Первое, что я почувствовал, — такое ощущение, будто мое тело все еще охвачено огнем. Кожа горела, в горле пересохло, и оно саднило так, словно я наглотался песка.

Высоко-высоко надо мной качались вершины деревьев и сияло голубое небо. Слышалось журчание фонтана, воздух наполнял сладкий запах кедра, можжевельника и каких-то других ароматных растений. До меня доносился шепот волн, мягко набегавших на каменистый берег. На минуту возникла мысль, что я умер, но потом я догадался, что это не так. Мне пришлось однажды побывать в Царстве мертвых, и голубого неба там не было.

Я сделал попытку сесть, но из этого ничего не вышло. Мышцы в моем теле будто расплавились.

— Не шевелись, пожалуйста, — сказал девичий голос. — Ты еще слишком слаб, тебе нельзя вставать.

На мой лоб легла прохладная повязка, перед глазами появилась бронзовая ложечка, рот оросила приятная жидкость. От этого питья унялась боль в горле, а на губах остался теплый привкус шоколада. Нектар богов! В следующую минуту я увидел лицо поившей меня девушки.

Миндалевидные глаза, волосы цвета карамели красиво переброшены на одно плечо. Ей было лет… Пятнадцать? Шестнадцать? Я не мог сказать точнее, ибо лицо ее принадлежало к тому типу, который словно бы не меняется с возрастом. Неожиданно для меня из уст ее полилась песня, и боль моя мгновенно растворилась в этом пении. О, выходит, она знакома с волшебством? Я чувствовал, как музыка, словно пронизывая мою кожу, течет сквозь меня, излечивая ожоги и утишая боль.

— Кто ты? — хрипло прокаркал я.

— Шшш, храбрый юноша, — шепнула она. — Отдыхай и набирайся сил. Тут тебе не грозят никакие опасности. А зовут меня Калипсо.

Когда я проснулся в следующий раз, то увидел, что снова нахожусь в пещере, только она вовсе не походила на мрачные подземелья лабиринта, в которых мне пришлось побывать. Потолок надо мной сверкал многоцветными кристаллами, они были белыми, пурпурными, зелеными, и мне показалось, что я очутился в самой сердцевине кристаллической друзы из тех, что иногда продаются в сувенирных лавках. Я лежал в уютной постели, на белоснежных хлопковых простынях, а моя голова покоилась на мягчайшей, набитой пухом подушке. По всему пространству пещеры, и тут и там, были развешаны белые шелковые занавеси, разделявшие ее на уютные островки. У одной стены стояла прислоненная к ней арфа, рядом я увидел большой ткацкий станок. Другая стена была забрана рядами полок, сплошь уставленных банками с фруктовыми консервами, с потолка пещеры свисали связки сухих трав. Я узнал только розмарин и тимьян, но моя мама сумела бы назвать каждую из них.

Третью стену занимал огромный очаг, и сейчас с той стороны слышалось бульканье закипающего на его пламени горшка. Запах доносился очень аппетитный, похоже, говяжье рагу.

Стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в висках, я попытался сесть в кровати. Мельком взглянул на свои руки, не сомневаясь, что увижу на них шрамы от ожогов, но ничего подобного. Ладони были, может, чуть розовее обычного, но и все. Грудь мою обтягивала белая футболка, на ногах красовались пижамные штаны — вещи, явно мне не принадлежавшие. Ступни босые. На мгновение меня охватил трепет от страшной мысли, что мой Анаклузмос потерялся, но стоило мне сунуть руку в карман пижамы, как я тут же нащупал волшебную шариковую авторучку.

Причем не только ее. Свисток, выточенный из стигийского льда, тоже был на своем месте. Каким-то магическим образом он умудрялся не оставлять меня. Мне это не очень понравилось.

С трудом я встал на ноги, каменные плиты пола холодили ноги. Но я забыл об этом, когда повернулся и в отполированном до блеска бронзовом зеркале увидел свое отражение.

— О Посейдон! — вырвалось у меня едва слышно.

Я выглядел так, будто потерял фунтов двадцать веса и эти фунты были совсем не лишними. Прическа моя напоминала воронье гнездо, кончики волос опалены наподобие бороды Гефеста. Если б тип с подобной внешностью попросил меня подвезти его, я бы точно поторопился запереть дверцу машины перед его носом.

С этой мыслью я поспешил отвернуться от зеркала. Выход из пещеры располагался слева, и я направился к льющемуся с той стороны потоку дневного света.

За порогом пещеры расстилался прекрасный луг, по одну руку от него зеленела кедровая рощица, а по другую цвел роскошный сад. Луг украшали четыре изваянных из камня фонтана, изображавшие сатиров, из их свирелей взвивались в воздух мелодично журчащие, сверкающие струи воды. А прямо впереди луговая трава сменялась галечным пляжем, о который с ласковым шорохом плескались волны озера. Я сразу догадался, что это озеро потому… потому что… не знаю почему. Ясно как божий день, что это не морская соленая вода. Солнце играло на его гладкой поверхности, ясное небо блистало синевой. Все окружающее показалось мне до того похожим на рай, что я не на шутку встревожился. Если б вам пришлось, как мне, несколько лет проучиться по учебникам, напичканным разными мифами о загробной жизни, вы бы тоже на моем месте встревожились. Живым в рай еще никто не попадал.

На пляже стояла та девушка по имени Калипсо с волосами цвета карамели и с кем-то разговаривала. Ее собеседника мне было никак не разглядеть из-за того, что солнечные лучи, отражаясь от воды, бросали на все вокруг сверкающие блики, но мне показалось: эти двое о чем-то спорят. Так я и стоял, глядя на них и стараясь припомнить, что рассказывалось в древних мифах о нимфе по имени Калипсо. Я точно знал, что раньше слышал о ней, только не помнил, что именно? Она принадлежала семье чудовищ? Кажется, она заманивала героев в сети соблазна и убивала их? Но если она такая злая, то почему я до сих пор жив?

Я медленно направился к берегу, чувствуя, что мои ноги подгибаются при ходьбе, будто ватные. Когда трава сменилась гравием, мне пришлось опустить глаза и смотреть, куда я ставлю ступню, чтобы не потерять равновесия. А когда я вновь поднял взгляд, Калипсо уже была одна. Она стояла на берегу, одетая в греческую тунику без рукавов, по низкому вырезу которой шла отделка из золотого шитья. Девушка вытирала глаза, будто старалась скрыть следы слез.

— Что я вижу? — Она попыталась изобразить улыбку. — Мой соня наконец-то проснулся.

— С кем ты сейчас говорила?

Мой голос был здорово похож на кваканье лягушки, которую долго держали в микроволновке.

— Этот? Ах, просто один посыльный, — небрежно бросила она. — Как ты себя чувствуешь?

— Сколько времени я здесь нахожусь?

— Времени? — Калипсо на минутку задумалась. — Видишь ли, за временем тут никто не особенно следит. Честно скажу, Перси, я не знаю, как давно ты здесь.

— Откуда тебе известно, как меня зовут?

— Ты разговаривал во сне.

— А-а. — Я покраснел. — Мне уже не раз говорили, что за мной такое водится.

— Наверное. А кто такая Аннабет?

— Это… ну, в общем, одна моя подруга. Мы вместе с ней были, когда… Погоди-ка, а как я попал сюда? И вообще, где я?

Калипсо чуть подалась вперед и пробежала пальцами по моим спутанным волосам. От ее прикосновения я шарахнулся назад, как испуганный конь.

— Извини, просто я привыкла заботиться о тебе. А насчет того, как ты попал сюда, могу сказать, что ты просто-напросто свалился ко мне с неба. И прямо в воду. — Она указала рукой на озеро. — Не знаю даже, как ты умудрился выжить. Когда я увидела тебя, мне показалось, что ты лежишь на воде спокойно, будто в колыбели, и она баюкает тебя. А остров этот называется Огигия.

Она так смешно произнесла это слово: О-о-хи-и-хи-ия.

— Это, кажется, рядом с горой Сент-Хеленс?

С географией у меня всегда было неважно.

Калипсо рассмеялась. Смех ее звучал чуточку натянуто, как будто я показался ей жутко смешным, но она не хочет обидеть меня откровенной насмешкой. Она стала такой хорошенькой, когда рассмеялась!

— Мой остров ни с чем не рядом, герой, — ответила она наконец. — Огигия — призрачный остров. Он существует сам по себе, везде и нигде. Здесь ты можешь чувствовать себя в безопасности. Бояться тебе абсолютно нечего.

— Но как же мои друзья?

— Аннабет? — уточнила она. — И Гроувер с Тайсоном?

— Точно. Мне нужно возвратиться к ним. Боюсь, они-то не в безопасности.

Когда она второй раз прикоснулась кончиками пальцев к моему лицу, я уже не испугался.

— Сначала тебе нужно набраться сил. Что толку от тебя твоим друзьям, когда ты так слаб и сам нуждаешься в помощи.

Как только она это сказала, я сразу почувствовал себя невероятно усталым.

— А ты… ты не злая колдунья?

— С чего ты так решил? — Калипсо лукаво улыбнулась.

— Потому что, знаешь, я уже встречался однажды с одной волшебницей, Цирцеей, на ее острове. Она тоже, между прочим, была очень красивой. Только эта Цирцея обращала людей в морских свинок.

Калипсо снова рассмеялась.

— Обещаю, что не стану обращать тебя в морскую свинку.

— А в кого-нибудь другого?

— Нет, я не злая колдунья, — прямо сказала она. — И совсем не враг тебе, храбрый герой. А теперь пора подумать об отдыхе. У тебя глаза сами закрываются.

Калипсо была права. Ноги у меня вдруг подогнулись, и я непременно уселся бы прямо на гальку, если б она не подхватила меня. Девушка оказалась очень сильной, а может, это просто я стал тощим и легким. Калипсо подвела меня к скамье, стоящей у фонтана, и помогла прилечь на подушки. Волосы ее пахли корицей.

— Отдыхай, — приказала она.

И я провалился в сон, в котором пели фонтаны и пахло корицей и можжевельником.

В следующий раз, когда я проснулся, стояла глубокая ночь, и я совсем не был уверен, что это ночь после того самого дня, а не какая-нибудь другая. Обнаружив, что лежу в своей постели в пещере, я потихоньку встал, натянул футболку и зашлепал к выходу. Звезды сияли в небе как бриллианты, тысячи их рассыпались по небосводу. В городах никогда не увидишь сразу такой уймы звезд. Я даже мог различить некоторые созвездия, их мне когда-то показала Аннабет. Козерог, Пегас, Стрелец… А около горизонта стояло новое созвездие, Охотница, названное в честь одной из наших подруг. Она погибла прошлой зимой.

— Перси, что ты там ищешь?

Я вернулся на землю. Как ни прекрасны были мерцающие звезды, Калипсо в сто раз их красивее. Я хочу сказать, что видел саму богиню любви Афродиту, и, на мой взгляд, Калипсо даже прекрасней, чем она. Только, конечно, я ни за что не стал бы объявлять это во всеуслышание, а то как бы Афродита не вздумала испепелить меня. Но честно, Калипсо красивее, хотя бы только потому, что она выглядит так, будто ей и в голову не приходила мысль о ее красоте и она совсем не старалась эту красоту подчеркивать. Она была такой на самом деле. С заплетенными в косы карамельного цвета волосами, в белом платье, она словно сияла в лунном свете. В руке Калипсо держала какое-то крохотное растение с изящными серебристыми цветами.

— Я смотрел на… — Я глаз не мог оторвать от лица девушки. — Забыл, на что я смотрел.

Она негромко рассмеялась.

— Пусть так. А раз ты все равно встал, помоги мне, пожалуйста, посадить этот цветок.

Девушка протянула мне растение, корни его были укрыты комом земли. Цветы слабо засветились, когда я прикоснулся к ним рукой. Калипсо захватила с собой садовую лопатку, и мы пошли в другой конец сада, где она начала копать лунку.

— Этот цветок называется «лунное кружево», — говорила она между делом, — и сажать его можно только ночью.

Я смотрел, как с лепестков слетают серебристые огоньки…

— Что этот цветок делает?

— Делает? — удивилась Калипсо. — Что он может делать? Ничего не делает. Цветок растет, светится по ночам, дарит красоту. Разве он должен еще что-то делать?

— Наверное, не должен, — согласился я.

Она потянулась, чтобы забрать у меня цветок, и нечаянно наши руки встретились. Пальцы у нее были теплые-претеплые.

Калипсо опустила цветок в ямку, забросала землей и отступила, любуясь своей работой.

— Мне нравится мой садик, — сказала она.

— Ага, и мне. Он очень красивый.

Я не хочу сказать, что много понимаю в разных садиках, но здесь, на острове Калипсо, у подножий деревьев цвели розы шести разных оттенков, решетки были увиты жимолостью, а на виноградных шпалерах зрели гроздья винограда, чей вид заставил бы умереть от зависти самого Диониса.

— Там, дома, — сказал я, — моя мама всегда хотела иметь свой садик.

— А почему она его не посадила?

— Где? На Манхэттене? Мы же живем в Нью-Йорке, в малюсенькой квартирке.

— Что такое Манхэттен? И что такое квартирка?

— Ты не понимаешь, о чем я говорю? — Я удивленно взглянул на нее.

— Боюсь, что нет. Я ведь не покидала Огигию… уже очень давно.

— Ну, знаешь, Манхэттен это такая часть одного большого города, и там не очень-то увлекаются всякими садиками.

— Как грустно. — Калипсо нахмурилась. — Гермес, он иногда навещает меня, говорил мне, что мир очень изменился. Но я не знала, что он изменился так сильно, что вы уже даже сады не можете выращивать.

— А почему ты давно не покидала Огигию?

Она опустила глаза и печально сказала:

— Меня подвергли такому наказанию.

— За что? Что ты сделала?

— Я? Ничего, конечно. Это все мой отец. Я ведь дочь Атласа.

От этого имени у меня дрожь пробежала по спине. Я встречался с титаном Атласом прошлой зимой, и это была не самая приятная встреча в моей жизни. Титан пытался убить всех самых дорогих для меня людей.

— Ну и что? — неуверенно произнес я. — Несправедливо наказывать тебя за то, что сделал твой отец. Я знал другую дочь Атласа, ее звали Зоя. И эта девушка была самой храброй из всех, кого я видел.

Калипсо долго смотрела на меня. Ее глаза стали грустными-грустными.

— Что ты так смотришь? — наконец решился спросить я.