— Отстань.

Послышался смешок, и матрас прогнулся сильнее.

— Тия.

— Еще несколько минуток.

Тогда Кален приподнял подушку.

— Я знаю, что ты устала, но, как бы великодушно Захид ни относился к нашему проживанию в одной комнате, не думаю, что встать позже будет сегодня хорошей идеей.

Он был прав. В вопросах личных отношений ашам предоставлялась свобода действий до тех пор, пока эти отношения не мешали выполнению их обязанностей. Лорд Захид, главный старшина Искателей смерти, с пониманием относился к нам с Каленом, однако его товарищи по оружию постоянно отпускали по этому поводу дружеские шуточки. Оказавшись перед выбором либо лишиться редких встреч с Каленом, либо терпеть смущение из-за его добродушных приятелей, я быстро поняла, что лучше смириться с последним.

— Ну, еще пять минут…

Теплое дыхание опалило мою шею сзади — место, которое неизменно покрывалось мурашками от его прикосновения. После чего он лизнул кожу языком — и уже в считаные секунды мои глаза открылись, а сон как рукой сняло.

— Кален! Ах ты, хитрец!

Он засмеялся и благополучно увернулся от моих попыток стукнуть его.

— Не вынуждай меня применять силу.

Сегодня на нем была коричневая джубба [Джубба — вид арабского костюма, теплая шерстяная одежда типа кафтана на подкладке, подбитая ватой.] вместо темного мундира и брюк, которые он обычно носил. Кален помимо Искателя смерти был еще и представителем знати, а потому любые визиты в союзные королевства требовали от него официального костюма.

Вспомнив, что мне и самой не помешает поторопиться домой и сменить свое мятое хуа, я села и развернулась к зеркалу. С обычной косметикой я бы сейчас напоминала енота. Но благодаря вмешанным в нее аптекарским заклинаниям моя помада и подводка для глаз лишь слегка размазались.

— Это все ты виноват.

— Знаю, — согласился он без тени раскаяния.

— Пармина крайне редко предоставляет мне выходной. Так что этой ночью мне следовало отдыхать. Ты обещал проводить меня домой.

— Мы и есть дома.

— Я имела в виду Дом Валерианы, болван.

— Могу проводить тебя сейчас.

Я одарила его сердитым взглядом. По утрам он всегда провожал меня домой независимо от того, где мы проводили ночь.

Он улыбнулся в ответ. Невзирая на свою обычную грубоватость, при желании Кален мог выглядеть совершенно невинно.

— И провожу. Все равно советник Людвиг в ближайший час нас не ждет.

— Час? — Я громко выругалась и, вскочив с кровати, стала кое-как натягивать на себя хуа. — Ты даже не сказал, что уже так поздно!

— Да. Поскольку мои попытки вытащить тебя из постели никак с этим не были связаны.

Я крепко затянула пояс на талии и снова бросила на него сердитый взгляд.

— Это все ты виноват.

— Знаю.

Затем потянулась к нему и поцеловала.

— Отведи меня домой, — скомандовала я, — но, если мы опоздаем, будешь сам объясняться с Парминой.

— Уж лучше я встречусь с очередным дэвом.

Я немного помедлила, а после тихо добавила:

— Только сделаем одну остановку.

Кален сжал мою руку. Он знал, чего я хотела. Я всегда просила его по пути сворачивать в одно и то же место.

— Конечно.

Кладбище располагалось неподалеку от квартала Ив. Согласно обычаю, значительная его часть отводилась под могилы аш и Искателей смерти, чьи надгробия отделялись от обычного населения полосой высаженных одуванчиков. «Даже после смерти, где все, казалось бы, равны, важных персон превозносят над остальными при помощи лучших растений», — подумала я.

В самом центре кладбища возвышался небольшой памятник. Статуя Вернаши из Роз, основательницы Киона и вместе с тем его первой аши. У подножия статуи бронзовыми буквами была высечена одна-единственная фраза, ставшая посвящением для всех тех, кто служил на благо королевства и отдал за него свою жизнь. Я проследила подушечками пальцев написанные слова:

«Жизнь, за которую стоит умереть, стоит прожить».

Сначала мы постояли среди надгробий Искателей смерти, где Кален в молчании почтил память своих погибших братьев. А после двинулись в сторону аш, а точнее, к одной определенной могиле.

— Доброе утро, Полер, — нежно поприветствовала я ее, опустившись на колени. Серая каменная плита, не поросшая мхом, в отличие от окружающих ее надгробий, блестела на солнце. Сегодня на ее могиле бережно покоился букет свежих лилий — дело рук Альти, заключила я.

К сожалению, мои ежедневные паломничества на место ее погребения не могли заглушить чувства вины. Для этого трех месяцев будет недостаточно. Как не хватит и тридцати лет.

— У меня бывают видения, — тихо поделилась я с ней. — То ли это просто плохие сны, то ли что похуже. Иногда мне снится, что ты жива, вот только Аена с помощью дэва убивает тебя снова и снова. Иногда на месте жертвы оказывается Микаэла, Альти, Лик или Зоя. А порой мне снится, что весь Дом Валерианы охвачен огнем. И это видение настолько реальное, что я кожей ощущаю жар и горящее в моих волосах солнце. Лишь Калену оказывается под силу прогнать эти кошмары. Неужели таково мое наказание за то, что я не сумела тебя спасти?

Кален хранил молчание, обхватив меня руками, пока я тщетно пыталась сбросить, будто старую кожу, свои грехи.

Тогда я сплела крошечную руну перед надгробием Полер, и сорвавшиеся с моих пальцев нити магии погрузились в землю. Я исследовала почву в поисках любой искры, малейшего признака жизни, которые можно было извлечь из ее костей, чтобы, умножив их, поднять ее тело из могилы, которое улыбнется мне и скажет, как же глупо я себя вела в ее отсутствие.

Но я ничего не чувствовала. Какой бы могущественной силой ни обладали Костяные ведьмы, они не могли оживить серебряное сердце.

— Тия. — Кален сознавал бесплодность моих попыток и все равно позволял мне заниматься самобичеванием. Он полагал, что так я могла изгнать живущих в моей душе демонов? Попросил бы он меня остановиться, знай, что этого не произойдет? — Нам пора уходить.

Я взглянула на свое стеклянное сердце, внимательно изучая его поверхность на предмет черных всполохов, которые проявились в суровый день смерти Полер. За последние несколько недель количество темных прожилок уменьшилось. Чем больше времени проходило с той ужасной ночи, когда я убила Аену, одну из Безликих, и свела с ума предавшего нас одалийского короля Телемайна, тем меньше тьма заявляла о себе. В остальном изменение цвета скрывалось небольшими заклинаниями — об этом было известно только Калену, моему единственному сообщнику. У Фокса же в настоящее время дел было невпроворот, да и с другими друзьями я не могла поделиться этим открытием — в конце концов, Костяных ведьм убивали и за меньшие прегрешения.

Черное сердце сплеталось из ярости и убийств. Лишь Безликие носили в себе подобную тьму, а потому стоит той проявиться в кулоне, как в квартале Ив тут же снесут мне голову. Но даже сейчас я не жалела об убийстве Аены, хотя и желала бы вернуть короля в здравом рассудке его сыну. Принц Канс не заслуживал вот так потерять своего отца, и его злость на меня вместе с решением изгнать из Одалии стали прямым следствием моего безрассудства.

Сегодня в моем сердце черноты не наблюдалось. «Однако она подобна каплям крови, упавшим в чашу со свежей родниковой водой, — размышляла я. — Если кровь хорошенько размешать, от нее не останется и следа. Но станешь ли ты пить эту воду? Позволишь ли ее вкусу стекать по твоему горлу? Разве можно знать наверняка, что прозрачная жидкость может таить в себе подобную скверну?»

Я склонила голову и на краткий миг позволила себе еще раз окропить ее могилу слезами.

Кален помог мне подняться с земли. Его теплые карие глаза изучили мое лицо, прежде чем он нежно поцеловал меня в лоб. Нас окружили слабые нити руны: Разделенное сердце — заклинание, присутствовавшее с нами почти постоянно и позволявшее двум людям обмениваться силой. Именно с помощью него Кален спас мне жизнь. Эта руна обладала не столь сильной связью, как у нас с братом, но тем не менее соединяла меня и Калена. Тот знал и понимал, как сильно болит мое сердце, и за это я любила его всей душой.

Мы вышли за пределы Анкио и отъехали от города на милю, туда, где нас ждали все остальные. Подобное место встречи по меркам аш считалось необычным. Но и наши средства передвижения были не менее странными.

Те из нас, кто входил в делегацию, несмотря на жаркий день, надели шерстяные плащи. Советник Людвиг, бывший консультант истеранского короля Рендорвика, облачился в сине-серебристые цвета Истеры — на нем было искусно вышитое длинное пальто, которое он называл гакти [Гакти — традиционная верхняя наплечная одежда у саамов, живущих в Норвегии и Финляндии.]. Лик, прелестный как и всегда, нарядился в завораживающее хуа лазурного цвета, по рукавам которого вверх тянулась отделка из изящной вышивки шерстяными нитями. Одеяние Альти было скромнее: небесно-голубую ткань украшали вышитые на ней белые голуби. Рахим, как обычно, разоделся в пух и прах. Его шервани представлял собой великолепное зрелище: вдоль краев рубашки бежали завитки бисерного плетения, толстую шею окружал воротник из оловянной проволоки, который частично закрывала длинная клиновидная борода. Сам он был без плаща — по его словам, мужчину ничуть не пугали тресеанские зимы, поэтому к истеранскому холоду он был неуязвим. В отличие от Халада, который в своем коричневом чука [Чука — мужской арабский кафтан из плотной шерстяной ткани.], сшитом из грубой ткани, походил на торговца.