По одному за раз.
Один шаг за другим. Здесь темно настолько, что вскоре у меня пропадает зрение. Я не могу видеть то, что находится за пределами меня, как бы сильно ни щурилась.
Но я могу это сделать.
Мне нужно это сделать.
— Замедлись и отключись. — Низкий голос доктора Хана доносится словно из другой комнаты. С каждым словом его голос становится все более отдаленным. — Замедлись и отключись… Замедлись и отключись… Полностью отключись.
Голос доктора Хана пропадает.
Или это то, что я думаю? Я верю, что он разговаривает со мной и о чем-то спрашивает, и я, возможно, ему отвечаю, но не замечаю этого.
Я оказываюсь перед деревянной дверью, которая словно взята прямо из документальных фильмов о Второй мировой войне. Я нажимаю на ручку трясущимися руками.
Резкий белый свет слепит мне глаза.
Нет, он не белый. Он… красный.
Я прищуриваюсь, пытаясь заглянуть за него. Атмосфера похожа на густое кроваво-красное желе. Как те красные комнаты, которые используются в фотографии.
Только это не красная комната. Нет.
Это… мой дом.
Мой дом в Бирмингеме.
Я стою посреди просторной гостиной с элегантными обоями в цветочек.
Он такой большой, что по сравнению с ним я кажусь муравьем. Диваны «честерфилд» и высокие картины намекают на изысканный вкус.
Это почти как жилище богатого человека.
Статуи львов стоят повсюду. Рядом с широкой лестницей. По дороге ко входу. Рядом с высокими французскими окнами.
Везде.
Я содрогаюсь от этой картины.
Сколько бы я ни моргала, красный свет не исчезает. Осторожными шагами я подхожу к одному из высоких окон, из которого внутрь проникает свечение.
И замираю перед ним. Пахнет чем-то… горелым? Горелой плотью?
Когда я смотрю в окно, то вижу большой сад с неухоженными деревьями и увядающими цветами.
Он тоже красный — если не краснее, чем внутри дома. Даже солнце излучает красный свет.
Вдалеке поблескивает озеро. Оно темное и будто чернильное. Даже свет не спасает от непроглядной тьмы.
Дрожь пробегает по моему позвоночнику, и я отвожу взгляд в сторону.
Я не хочу смотреть на это озеро.
Напротив меня на качелях сидит светловолосая женщина. Ее хрупкие бледные руки обнимают ребенка, который сидит у нее на коленях, и она раскачивается взад-вперед. Ребенок находится ко мне спиной и полностью спрятан на коленях женщины, так что я не могу его разглядеть.
Женщина, однако, находится полностью на виду. На ней белое платье, доходящее до колен. Бледная кожа и белоснежные волосы делают ее похожей на ангела.
Душераздирающе красивый ангел.
Она смотрит вдаль с отсутствующим выражением лица. Как будто вообще ничего не видит.
Рыдание застревает у меня в горле, и я прикрываю рот рукой, чтобы заглушить звук.
Ма.
Это моя ма.
Я так сильно похожа на нее, что это не дает покоя.
— М-ма… — Как бы сильно я ни хотела позвать ее по имени, мой голос срывается.
Но это еще не все.
Я также хочу, чтобы она назвала меня по имени.
Мой взгляд падает на ребенка, сидящего у нее на коленях и бережно прижатого к груди.
Платье в горошек доходит ей до колен. Светлые волосы собраны в аккуратные косички, которые ниспадают на спину.
Мое сердце бьется громче, когда ма гладит ее по волосам и говорит что-то, чего я не слышу.
Это… я?
Это воспоминание?
Дрожащими пальцами я открываю окно. Мое сердце бьется так быстро, что грозит покалечить меня.
Стук.
Тук-тук.
Тук-тук…
В тот момент, когда на меня обрушивается поток уличного воздуха, я с трудом подавляю рвотные позывы.
Воздух пропитан чем-то гнилостным.
Я зажимаю нос обеими руками и смотрю на ма. Кажется, ее не беспокоит запах, она словно его не замечает.
Как она может не замечать? Гнилой воздух такой насыщенный, как в гребаном морге.
Погодите.
Морге?
— Тише, детка, не плачь…
Нет.
Мама продолжает гладить маленького ребенка по волосам.
— Все будет хорошо.
Нет. Замолчи, ма.
Я закрываю уши руками.
Это бесполезно.
Звук продолжает врываться в мою голову, как скрежет ногтей по доске.
Как медленный навязчивый шепот монстров.
— Тише, детка… тише…
Ее голос становится громче и напряженнее. Это единственное, что я слышу.
Он овладевает мной и проникает под кожу.
Я даже не могу разобрать собственного дыхания.
Я даже не слышу биения собственного сердца.
— Тише…
— Тише…
— Замолчи! — Я кричу, но не могу вымолвить ни слова. — Замолчи, ма!
Маленькая девочка поднимает голову.
Я замираю.
Медленно, слишком медленно, ее голова поворачивается в мою сторону. Мое сердцебиение почти останавливается, когда я встречаюсь взглядом с этими голубыми глазами.
Такие же глаза, как у меня.
Я.
Эта девочка — я.
В то время я тоже выглядела маленьким монстром. Я была таким же монстром, как и они.
Слезы текут по ее щекам. Черные, как чернила, слезы.
Холодок ползет по моему животу прямо к грудной клетке, когда она что-то произносит одними губами.
Я прищуриваюсь, пытаясь разобрать, что она говорит.
— Помоги… мне, — повторяет она снова и снова.
Мое сердце бешено колотится, но прежде чем я успеваю что-либо предпринять, темная фигура выхватывает ее из маминых объятий.
Мама визжит, и я тоже визжу, когда темная фигура бросает маленькую Эльзу в озеро.
Темная мутная вода поглощает ее целиком.
— Помоги мне! — Голос кричит у меня в голове.
Я просыпаюсь с хриплым воплем, и слезы текут по моим щекам.
Какое-то мгновение я кричу слишком громко, не в силах понять, что меня окружает. На секунду мне кажется, что я в воде и меня затягивает в чернильную глубину.
Я плыву. Мои легкие горят от потребности в воздухе, но чья-то рука не позволяет мне подняться.
Я не могу дышать.
Мое имя тоже будет забыто.
Мне требуется некоторое время, чтобы другие голоса снова просочились в мое сознание.
Успокаивающий, умиротворяющий голос.
Знакомый, не угрожающий голос.
Я дважды моргаю, и в поле зрения появляется размытый силуэт доктора Хана.
Я сглатываю комок в горле и прерывисто дышу.
— Я не в озере, — говорю я, осматриваясь по сторонам.
— Нет. — Он протягивает мне стакан воды.
Я проглатываю его одним глотком, позволяя воде успокоить першение в горле.
Тем не менее я все еще ищу озеро.
Ради маленькой девочки, которая попросила меня о помощи.
Доктор Хан сидит напротив, пристально наблюдая за мной так, как, я полагаю, исследователь наблюдал бы за своими лабораторными крысами.
— Как ты себя чувствуешь?
— Я не знаю, — выдыхаю я.
— Ты чувствуешь, что тебе удалось что-то извлечь из своего подсознания?
— Да. — Я встречаю его пристальный взгляд своими затуманенными глазами. — Думаю, что я ненормальная.
— В каком смысле ненормальная?
— Я просто ненормальная, доктор Хан.
— Как ты пришла к такому выводу?
— Я хочу вернуться туда снова. — Я подавляю страх и ужас, терзающие мою грудь. — Мне нужно знать, почему я ненормальная.
Глава десятая
Эльза
Мы с Ким идем по коридору, и она рассказывает мне о своей последней корейской мыльной опере.
Я киваю, но не слышу ни слова из того, что она говорит. С момента вчерашней встречи с доктором Ханом я пребываю в тумане, который сама же и создала.
Прошлой ночью я вновь пережила то же самое воспоминание. Когда я проснулась, то обнаружила, что все еще нахожусь в ловушке кошмара. Мне потребовалось несколько циклов ложного пробуждения, чтобы вернуться в реальный мир.
Мне приходилось снова и снова наблюдать, как эта темная фигура топит детскую версию меня.
Мне приходилось слушать ее бульканье и крики о помощи.
Я тоже тонула вместе с ней.
Черная вода поглощала меня целиком, и я не могла закричать или выплыть, как бы сильно ни старалась.
Это было похоже на мой собственный ад.
По какой-то причине я не закричала, когда наконец открыла глаза и обнаружила, что лежу вся в поту в своей постели.
Я не стала будить тетю и дядю. Я просто мыла руки снова и снова. В тот момент, когда я смотрелась в зеркало, я думала лишь о том, чтобы разбить его вдребезги.
Мне потребовалось все мужество, чтобы не встретиться лицом к лицу с тетей и дядей и не спросить их, какого черта они от меня скрывают.
Это моя жизнь. Моя. Как они могут держать меня в неведении?
Я остановила себя, потому что, если я подам перед ними какие-нибудь тревожные сигналы, то они узнают о моей секретной терапии с доктором Ханом и положат этому конец. Он поклялся хранить врачебную тайну, но мне все еще семнадцать. Будучи моими опекунами, тетя и дядя могут — и будут — разрушать прогресс, которого я добиваюсь.
Может быть, из-за бесконечных кошмаров или того, что я видела в этих кошмарах, но сегодня я измученная, вялая и… оцепеневшая.
— Это будет так весело.
Мое внимание возвращается к Ким.
— Что?
— Вечеринка у Ронана.
Я стону.
— Только не снова.
— Да, снова! В этом году мы точно побьем несколько рекордов.
— Я не в настроении бить какие-либо рекорды.
— Элли? — Ким останавливается и заставляет меня последовать ее примеру. Мы стоим рядом с нашим классом, и она смотрит на меня слишком пристально. — Ты в порядке?