Глава восьмая
Эйден
Я сбиваю белую королеву черным королем.
Хм…
Приятно сбивать королев.
Я поднимаю ее, позволяю гордо постоять посередине доски какое-то время, а затем снова сбиваю.
Это уже не так приятно, как в первый раз.
Вот как чувствуют себя наркоманы. Воссоздать первый кайф почти невозможно, но они все равно продолжают гоняться за ним.
Мне следовало знать, что лучше не гнаться за воображаемым кайфом.
В гостиной загорается свет, и я моргаю.
Джонатан останавливается у входа. На нем черные брюки и рубашка на пуговицах. В руке кружка с кофе. Он, наверное, будет работать всю ночь. Я удивлен, что он не остался в офисе своей компании.
Его глаза прищуриваются, когда он смотрит на меня.
Ему не нравится, когда я сижу в темноте. Обычно я избегаю будить его сигнальными красными лампами, но…
Сегодня мне на это плевать.
Я только что оставил Эльзу в постели после того, как довел до оргазма.
Развязал ей руки и ушел, так и не вытрахав остатки здравого смысла.
Не потому, что я хотел остановиться. Черт возьми, нет. Потому что я знал, что выведу ее из себя еще больше, чем уже смог.
Я бы толкнул ее на путь, откуда нет возврата.
Она была прямо там, связанная и распростертая передо мной. Она смотрела на меня со слезами, гневом и страхом в глазах, и мне потребовалось все мое самообладание, чтобы уйти.
Потому что в тот момент я хотел заставить ее плакать еще сильнее.
Сделать еще больнее.
Сломать еще сильнее.
Я говорю себе, что на самом деле не хочу причинять ей боль. Что в глубине души Эльза особенная.
Но чем сильнее она въедается мне в душу, тем настойчивее я становлюсь в своем стремлении погубить ее.
С тех пор как я покинул ее комнату, я «выпускал пар» — это слова Джонатана, а не мои, — тренируясь и играя в шахматы. Мне пришлось сдержаться, чтобы не забраться обратно в ее комнату и не показать ей истинную черноту внутри меня.
Она думает, что знает.
Она думает, что имеет представление о том, кто я такой.
Правда в том, что она такая чертовски невежественная, что я бы пожалел ее, если бы знал, как жалеть людей.
Эльза Стил не увидит меня по-настоящему, пока правда не ударит ее в лицо.
— Хочешь поиграть? — Джонатан указывает на доску.
Сейчас четыре часа утра.
Джонатан пытается списать свой недосып на то, что он трудоголик.
Подняв плечо, я переставляю доску так, чтобы кусочки черного стекла оказались передо мной. Джонатан всегда играет белыми, потому что он помешан на контроле и любит делать первый ход.
Он выдвигает свою первую пешку вперед.
— Почему ты не спишь?
— Думал об Алисии, — говорю я с притворной заботой.
— Прекрати, Эйден. — Он щиплет себя за переносицу.
— Что прекратить?
— Ты не думал об Алисии.
— Я пытался вспомнить, как выглядела Алисия. Она становится размытым пятном.
— Это потому, что она мертва уже десять лет. — Он выдвигает вперед еще одну пешку.
Он живет верой в то, что король не может править, не пожертвовав несколькими пешками — или всеми.
Я внимательно наблюдаю за ним. Он говорит о своей умершей жене, но не проявляет никаких эмоций.
Не то чтобы он часто это делал.
Я не помню, когда в последний раз видел, как Джонатан улыбается. Ухмылки во время шоу ради бизнеса не в счет.
Он не проявляет эмоций. Даже когда говорит об Алисии.
Как будто она доставляет неудобства.
Будто она ничто.
Но стал бы он затевать все это, если бы ему действительно было все равно?
Я склоняю голову набок.
Идея пойти против Джонатана волновала меня раньше.
Теперь это досадная помеха.
Теперь это опасность.
— Где ты был сегодня вечером? — спрашивает он низким тенором.
Я толкаю своего коня вперед.
— Гулял.
— С Эльзой?
Мой левый глаз дергается при звуке ее имени, слетающего с его губ, но я быстро беру себя в руки.
— Не совсем.
— Мне все равно, что ты с ней делаешь, пока ты помнишь, ради чего все это.
— Да, сэр, — говорю я скучающе.
— Сильвер упоминала, что ты становишься слишком милым.
— Куинс упоминает много дерьма. — Я смотрю на него глазами, настолько похожими на его, что это немного пугает. — Ты хочешь, чтобы я напомнил тебе, что твоя небольшая беседа с ней на днях, когда Эльза была в пределах слышимости, разрушает мой план?
Он сбивает моего коня с ног и приподнимает бровь.
— Ты имеешь в виду наш план?
— Это разрушает все планы. Она больше не будет мне доверять.
— Если кто-то и может убедить ее в обратном, то это ты. — Он держит фигуру королевы между указательным и средним пальцами. — Ты сделал это в первый раз, не так ли?
— Эльза — не простая пешка.
— Пешка есть пешка. — Используя королеву, он сбивает моего слона с ног и угрожает как моей ладье, так и королю. — Если ты не можешь с этим справиться, это сделаю я.
Внешне я опираюсь на свою ладонь, выглядя скучающим. Внутри же из ниоткуда вспыхивает огонь.
Требуется вся моя выдержка, чтобы не позволить пламени подняться на поверхность и разрушить все к чертовой матери.
Джонатан не сталкивал Эльзу в бассейн. Я знаю это, потому что он не хочет ее смерти.
Пока нет.
Согласно камере наблюдения на автостоянке, Куинс уехала, не вернувшись в школу, так что она тоже отметается.
Не то чтобы она могла сделать что-то настолько глупое.
Разговор с уборщиком был неутешительным.
Он видел только девушку, заходившую в бассейн — Эльзу. Что оставляет у данного инцидента только два возможных варианта.
Преступник уже ждал ее у бассейна.
Или она прыгнула сама.
Я надеюсь, черт возьми, что это не второй вариант.
— Ты дал слово, что позволишь мне разобраться с этим, — говорю я Джонатану нейтральным тоном.
Он умеет отвечать за свои слова, и я специально бью его по тому месту, в котором он не хочет критики.
— Только если я увижу результаты. Если нет, то все будет по-моему. — Он снова берет свою королеву и на этот раз загоняет меня в угол, не оставляя выхода. — Ты рассеян, Кинг. Шах и мат.
Блять.
— Я не даю второго шанса. — Он встает и свирепо смотрит на меня сверху вниз. — Постарайся уснуть.
В тот момент, когда он исчезает в коридоре, я сбиваю все шахматные фигуры на доске.
Будет по-моему или как сказал Джонатан.
Эльза теперь по-настоящему в дерьме.
Быть моей — это больше не выбор и не игра.
Это ее единственная надежда на выживание.
Глава девятая
Эльза
— Ты уверена в этом?
Я втягиваю воздух сквозь зубы и выпускаю его через нос.
Нет, я не уверена.
По правде говоря, мне хочется забиться в угол и никогда оттуда не выходить.
Но это единственный способ покопаться в моем прошлом и найти что-нибудь ценное. Единственный шанс, который у меня есть, чтобы найти себя.
И, надеюсь, сбежать от Эйдена.
Может быть, если я узнаю, что произошло, я возненавижу его настолько, что перестану реагировать на него так, как сейчас.
Воспоминания о прошлой ночи все еще преследуют меня. Они все еще шевелятся у меня под кожей, как живые существа.
Как я могла испытать такой сильный оргазм? Как я могла так отреагировать на его жестокость?
Становлюсь ли я такой же больной, как он, или это было во мне всегда, а он просто пробуждает это?
Нет.
Я пришла сюда не для того, чтобы думать об Эйдене.
Я встречаюсь взглядом с доктором Ханом, лежа в глубоком кресле, и выдавливаю улыбку.
— Да. Пожалуйста, помогите мне.
Он улыбается, но в его улыбке нет теплоты. Во всяком случае, доктор Хан, кажется, не уверен в этом еще больше, чем я.
— Мне нужно, чтобы ты закрыла глаза и расслабилась.
Скрестив руки на животе, я пытаюсь устроиться поудобнее в кожаном кресле с откидной спинкой.
— Вдохни через нос. Задержи дыхание. Затем выдохни через рот.
Я делаю, как он говорит.
Вдох.
Выдох.
Мы потратили, как мне кажется, несколько минут на это упражнение.
— Попробуй представить, что ты спускаешься по лестнице, — говорит он успокаивающим тоном.
— Лестнице? — спросила я.
— Да. Каждый шаг вниз подобен тому, как если бы ты покидала свое сознание, чтобы достичь подсознания. Ты можешь представить лестницу?
— Наверное. — Я хмурю брови, пытаясь сосредоточиться на визуализации.
— Расслабься, Эльза, — раздается голос доктора Хана напротив меня. — Ничего не выйдет, если ты будешь напряжена. Как насчет того, чтобы ты снова сделала глубокий вдох?
Я могу это сделать.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.
В поле зрения появляется лестница. Она черная и мрачная, словно пришедшая прямо из Средневековья. Стены вокруг покрыты плесенью и чем-то серым.
— Предполагается, что я увижу темную лестницу? — В моем голосе слышится дрожь.
— Это твое подсознание, — говорит доктор Хан. — Не сопротивляйся, прими это.
Я сжимаю губы в линию, чтобы они перестали дрожать.
— А теперь сделай шаг вниз.
Дрожащей ногой я делаю один шаг вперед, но не решаюсь сделать еще один. Я боюсь, что старая лестница исчезнет, и в конце концов я провалюсь в темную дыру.
— Смелее, — спокойным голосом призывает доктор Хан.
Я хватаюсь за стену, чтобы сохранить равновесие, и следую его инструкциям.