— Куда смахивает?

— В смысле похож на хоккей.

— Ну, не знаю.

— Я знаю, я ходил раньше в настольный хоккей. Разница только в том, что за это в хоккее можно было схлопотать люлей, и стал ходить в ботинки. А в гольфе твоем одни белоручки. Никаких контактов, благородные лица и высокие носы, не достать. Ставки тоже высоки, главное попасть в лунку. Со стороны похоже на соревнование с холмом. Я так и не понял — вы там с соперниками сражаетесь или с рельефом?

— Рыжий, ты издеваешься?

— Нет. Вообще я люблю травку, в смысле поваляться. На таком поле сразу хочется домик поставить, затопить печку, чтобы из трубы дымок. По идеальной траве ездят маленькие смешные машинки и ходят с деловым видом идеальные люди. Все так современно. За белыми людьми ходят носильщики клюшек. В их тяжелых челах лес клюшек.

— Кедди.

— Кеды они тоже за вас носят? Какая низость.

— Носильщиков зовут кедди.

— Все равно рабство. Я никогда не понимал этот вид спорта. Ты со скольких ударов можешь загнать мяч в лунку?

— Что ты на него смотришь? Гони ты его уже. А то будем после него блох ловить. — Вновь возникла в нашем немом разговоре подруга гольфиста.

— Он же вроде домашний.

— Дома бывают разные.

— Клюшки тоже. Вот, заведут себе клюшку, приоденут и давай махать ею перед носом. А она рада стараться. Откуда в людях столько снобизма?

Эти двое начали мне надоедать. Это было заметно по моему недовольному хвосту.

— Твой дом вряд ли больше моего. Я все время боюсь там заблудиться. Мышей там нет, но я все равно счастлив.

Сейчас меня беспокоят только три вещи: моя старуха, окружающая ее среда и проблемы уссурийских тигров.

Я довольно ленив, но все еще могу дать фору собаке, с которой живу, мы с ней гоняем иногда по паркету, мне нравятся эти гонки. Дел у меня не так уж и много, но когда мне долгое время никуда не надо, я начинаю нервничать.

— Ну так со скольких свиданий ты взял эту лунку, чувак? Неужели посимпатичнее клюшки не нашлось?

— Хамишь, братишка, — уныло улыбнулся гольфист, встал и начал клюшкой выпроваживать меня из купе.

— Только не надо меня трогать. Я сам, — выскользнул я в коридор и пошел по нему дальше.

С детства я был воспитан с пониманием, что я солнце и весь мир крутится вокруг меня. Я никого не хочу знать, меня знают все. Говорят, что я не люблю воду — я люблю воду, но мне не нравится, когда ее много, а ее все льют и льют, поэтому дождь я предпочитаю наблюдать за окном. Гром, молния, дождь, потом солнце и радуга. Эволюция любого скандала.

Я всегда хотел знать, на чем стоит радуга. Я не верю, что это всего лишь иллюзия, меня не устраивает ответ, что это белый цвет, расщепленный на семь других. Рыжий — еще куда ни шло.

Нет, я не против общения, я же общаюсь с рукой. Просто надо делать перерывы, чтобы в них наслаждаться жизнью.

Кошек от людей отличает то, что мы не боимся темноты. Люди же сразу подскакивают на месте, едва вырубят свет, отсюда бессонница и неврозы. А ведь темнота — это время большой любви. Да, люди теперь боятся любить, они боятся, что, пока ты любишь, кто-то может оттяпать твою квартиру. Моя бабка очень этого боится. Поэтому и живет со мной. Мне это барахло даром не нужно. Одной, конечно, проще, не надо ждать, пока кто-нибудь начнет к тебе приставать и задаваться вопросом, почему ты ко мне не пристаешь.

Если хочешь понять, насколько серьезны отношения, отключи все гаджеты, сможете ли вы провести хотя бы день вместе без посторонней помощи.

Обычно я болтаюсь на цокольном этаже эволюции, между ног, смотрю на обувь и замечаю, насколько люди не дорожат словами, как быстро научились переобуваться. Я всегда тщательно принюхиваюсь к словам. И, судя по запахам, люди меняют взгляды чаще, чем носки. Я не злопамятный, но таким пройдохам особенно хочется сделать в туфли. Это мой протест.

Девочка с собачкой

В другом купе ехала дама с девочкой и маленькой собачкой, которая сразу соскочила с места и начала меня обнюхивать. Видимо, запах той колбасы прицепился.

— Я Мина.

— Твигс.

— Куда едешь?

— За границу. Бывала там?

— Лучше не вспоминать. Была раз. Мне не понравилось. Потому что делать нечего. Живешь там, а смотришь сюда, как в телевизор.

— Вообще-то я люблю ничего не делать.

— Проблема была в том, что я получила вид на жительство, а мои хозяева — нет. В итоге они уехали, а меня оставили на передержку. Всю жизнь мечтала жить в отеле еще с двадцатью собаками. И так полгода. Понимаешь? Полгода. Вся молодость. Кто же такое потерпит. Больше туда ни ногой.

— А в одежде?

— А ты шутник?

— Есть немного.

— Мама, смотри, к нам котик пришел, — вдруг оторвалась от своих рисунков девочка и потянулась ко мне.

— Не вздумай его трогать, вдруг он больной.

— Сама ты больная, — прошипел я.

— Беги, Твигс, беги от этой девочки, иначе тебе конец, залапает, потом захочет постричь, затем покрасить и помыть, — залаяла Мина.

— Ладно, давай. — Увернулся я от девочки и выскочил в купе.

Там я снова наткнулся на гольфиста. Он стоял напротив своего купе и смотрел в окно. Поезд стоял на своем.

— Что, тоже выгнали? — спросил я гольфиста.

— Не обращай внимание. У нее критические дни.

— Я заметил. Ты за ее сестрой ухлестывал?

— Нет, что я, самоубийца.

— А зачем тебе такая буйная?

— Знаешь, у меня была до этого мудрая, не спорит и не ревнует, она все понимает, но от этого становится только скучно, а с Машей хоть поскандалить можно. Я ее не всегда понимаю, но зато она живая.

— Знакомо. Женщины, словно кошки, можно пытаться понять, но лучше просто гладить, угощать и любоваться.

— А что толку, когда ты вот так незаметно становишься богатым, окружаешь себя полезными людьми, но счастья это не приносит.

— А кто приносит?

— Маша приносит… иногда. Деньги — нет, победы — уже нет, ведь в моем счастливом детстве денег было немного, но я был счастливее. В выходные мама давала мне на кино, а по вторникам я ходил в библиотеку в надежде выловить хорошую книгу, чтобы хоть на несколько дней она стала моей.

— А сейчас?

— А сейчас я купил себе самолет.

«Еще один пижон решил исповедоваться», — подумал я про себя.

— А чего на поезде?

— Как-то отказал двигатель, десять минут летели без мотора, потом все же смогли его запустить. Эти десять минут падения были самые странные в жизни. Сначала я жутко боялся встречи со смертью, я отчаянно надеялся на чудо, а потом, когда уже надежды все закончились, бояться стало нечем, вдруг она на свидание не пришла.

— Люди боятся надеждами. Смешно, но так и есть. Я давно заметил, что в людях в критические моменты все решает не мозг, а юмор. Потом уже сексуальность и прочие смазки.

— Откуда ты такой умный взялся?

— Из другого вагона.

— А мне кажется, из другой жизни.

— Вам все время все кажется. В этом у людей слабое место. Отсюда все стрессы. Люди живут вертикально, ходят, мыслят вертикально, это противоестественно, они даже любовью пытаются заниматься вертикально, только когда спят, люди обретают естественный покой. Все остальное время сплошной стресс. Поэтому им постоянно надо про себя повторять — «я здесь и сейчас». Без этой мантры они начинают путать прошлое с настоящим, настоящее с будущим. Животным в этом плане легче, они всегда естественны, они не умеют притворяться, тем более врать. Я четко стою на четырех опорах. И не путаю времена: прошлое я бросил под хвост, будущее перед глазами, а настоящее внутри, в сердце и в животе.

Вы гонитесь за успехом, за ежедневным комфортом, а между тем счастье в маленькой непозволительной роскоши. Для нее ведь много не надо. Успех, успех, я бы на твоем месте летел подальше от этого знака.

— Да, на машине надо было ехать, — задумчиво произнес гольфист.

— Ты знаешь, чего ты хочешь от жизни? Попасть в очередную лунку, получить кубок, подписать контракт на рекламу?

— Хочу, но уже по инерции. А ты?

— Я хотел бы слетать в космос, жаль, котов туда не берут.

— Да, собакам доверяют больше. Ну это и понятно. Вы же непредсказуемы. А космос любит порядок.

— Люди не меняются, коты тем более. Никто не знает, что может произойти, когда я зайду за угол.

— А я о чем. В космосе нет углов.

— Все равно надо быть в форме, пойду пробегусь по коридору, здесь отличный линолеум, по нему можно кататься.

— Ну, бывай.

Кот разбежался и полетел по пустому коридору. На мгновение он почувствовал невесомость, пока за углом едва не столкнулся с проводницей.

— Твою мать. — Успела она закрыть в тамбуре дверь, и кот оказался в мышеловке.

— Кота мне только в вагоне не хватало. Если начальник увидит, опять премии лишат. Так что давай без глупостей. Иди сюда. — Присела она на корточки перед котом, чтобы войти в его измерение.

Кот не думал сопротивляться, женщина в форме ему понравилась, от нее веяло теплом. Он не встал в позу, напротив, включил все свое обаяние и мягко прыгнул проводнице прямо в руки.

— Ух ты, какой домашний. Голодный небось? — Стала приглаживать она рыжую шубку.

— Не так чтобы очень.

— Пойдем накормлю, пока поезд стоит.