— Я приеду рано утром.

— Два-то мне зачем.

— А ты откуда знаешь, о чем они говорили?

— Бабуля рассказала.

Из ревности он готов был прибежать к ней на край света, если бы только знал, где этот самый край. Свет всегда был краеугольным камнем любого режиссера, то солнца мало, то его слишком много, то тень падает под другим углом, и не было никаких сил ее поймать.

— А как звали девушку?

— Ты еще не догадался?

— Нет.

— Света.

— А я думаю, к чему эта долгая прелюдия.

— К чему, к чему — к короткому сексу.

— Без света.

— В том-то и дело, без Светы его мучила бессонница, а Света только хохотала над его чувствами. Ей было смешно, что такой славный, взрослый, такой маститый режиссер бегает за ней как мальчик. Надо признать, что эта Света была очень взбалмошной, можно сказать, истеричкой. Она, конечно, не знала, какой сюрприз ее ждет.

— А ты откуда знаешь?

— Бабушка всегда говорит, что я на нее похожа.

— Да?

— Да.

— Что-то я не заметил.

— Значит, влюбился.

— Ты уверена?

— Да, к бабке не ходи.

— Я бы сходил, вдруг еще что расскажет. — Посмотрел я на ее фотографию, с которой не замечало меня суровое красивое лицо. «С такой не забалуешь. Любого кота на чистую воду выведет».

— Не ходи к бабке.

— Ладно, уговорила. Рано мне, пожить еще хочется.

— В целом, Свете тогда было все равно, потому что у нее назревал роман с другим актером.

— Откуда же тогда взялся ребенок?

— Я же говорю, от режиссера, от Леонида.

— Практически Леон.

— Что, тоже из твоего прайда?

— Не уверен. Неужели и я похож на кота?

— Нет, не похож, этот в отличие от тебя был очень уверен, он даже однажды ночью готов был на ней жениться.

— А что пили?

— «Киндзмараули».

— Точно «Киндзмараули»? После него обычно танцевать тянет. Лезгинку.

— Ну ты и зануда. Откуда я знаю? Я просто так сказала.

— Вот и он просто так. Чего не пообещаешь девушке по пьяни.

— Ты по себе судишь?

— Неужели я тоже к тебе вчера с этим приставал?

— К счастью, у нас обошлось. А они в ту ночь ехали в соседних купе, их мотало и сталкивало раз за разом в ночном вагоне, в котором они возвращались со съемок, именно тогда ее «нет» прозвучало неубедительно, в эту лазейку какой-то ловкий сперматозоид и проник.

— «Я только спросить!» — Протиснулся он в толпе других к яйцеклетке.

— Откуда ты все знаешь? — рассмеялась Надя.

— Опытным путем, — весьма опрометчиво съязвил бравый Лев.

— Кто-то уже от тебя залетал?

Морда юноши стала кислой. Было видно, как он не любил врать, просто ненавидел. И сейчас он никак не мог себе этого позволить.

— Пытаюсь вспомнить, ну ты пока рассказывай дальше.

— Они вышли из кино и поехали домой.

— Это уже было.

— В общем, он ввалился к ней пьяный с бутылкой вина обсудить рабочие моменты. Она не смогла его выпроводить, потому что это было ее любимое вино. Вот так он и родился. — Не стала Фортуна дожидаться ответа, она понимала, что, скорее всего, это будет вранье. И тогда уже Антон для нее быть перестанет, с одной стороны, но с другой уже звонил и молчал в трубку голос какого-то брошенного чувства.

— Отличный повод. — Все еще взвешивал свой ответ Антон.

— Ты о чем?

— О вине.

— Ну тогда признавайся. Хватит уже торговаться с совестью.

— Залетела одна. — Всколыхнул копну волос Антон. Он был горд, взъерошен и убит.

— То есть у тебя есть еще дети?

— Да нет, я по залету получился. Вот ты докопалась.

— А откуда ты знаешь?

— Мои добрые родственники рассказали. Мать даже аборт хотела сделать. У них тогда кризис был и бытовой, и экономический. В общем, не в тему я был на тот момент, но срок уже был большой, и меня оставили.

— Да ладно тебе переживать.

— Пережил уже.

— Я думала, от тебя кто-то залетел. Прямо детей уже представила, с которыми ты меня знакомишь.

В этот момент в домофон позвонили.

— Ага, вон в дверь уже ломятся. Беги открывать.

— Это же хинкали. Быстро они слепили. — Пошла открывать дверь Фортуна.

— Точно, мы же заказывали. А я все думаю, откуда взялось киндзмараули.

Хинкали мне всегда напоминали про Нику, мою сводную сестру, потому что ее первый был грузин. Не знаю, под каким грузинским соусом так вышло, потому что с Никой мы переписывались какое-то время, потом перешли на короткие эсэмэски, два раза в год, по случаю дня рождения. Все, что я знала о ней, то что она уехала поступать в Герцена, кое-что мне рассказывала тетя Надя. Она знала все и про всех.

Моя Ника

Конечно, у всех училок есть свои фавориты, ради которых они приходят на работу, иначе кто бы захотел ходить на уроки за такие гроши. Необходима муза. Вот и сейчас, сидя на зачете, она смотрела на пухлую щечку своего студента, который сдавал зачет, и говорила сама с собой:

— Тряхнуть, что ли, стариной? Но у него же еще пушок на щеках, как у персика. Ты права, дорогая, вдруг у меня аллергия на персики. Ну его. — Расписалась она у него в зачетке и махнула рукой его улыбке.

Работа уже не доставляла больших удовольствий, как вначале, она пятой точкой чувствовала, что надо что-то менять. Засиделась. Больше всего ее угнетал коллектив, сборная заслуженных старушек, которые прошли нудный путь от магистров в старшие преподаватели, растеряв по дороге все свои амбиции и мечты и не требуя для своих жизней большего, спокойно доживали свой век на кафедре, листая перед студентами желтые конспекты давно минувших лекций. Там остро не хватало свежего воздуха. Большинство из них имели опыт супружеской жизни, но на счастье это похоже не было. Ее жизнь тоже не отличалась блеском. Надо было срочно заняться собой. Срочно полюбить себя, срочно записаться к лору.

Жизнь ее была пуста, а утро начиналось с самоудовлетворения. Неплохое начало дня. Ощущалась ли в этом какая-то вина? Разве что пара бокалов, не больше. Ей нравилось быть хозяйкой своих удовольствий. Не ждешь, не надеешься, что кто-нибудь удовлетворит, открываешь себя и угощаешь сама. Я не была нимфоманкой, но это было единственным позитивным удовольствием дня. В общем, каждой одинокой женщине это знакомо, и не мешало бы практиковать. Она практиковала. Но одним сексом с собой сыт не будешь, хотя штука хорошая для переживания мелких ран. Были вопросы и поважнее, которые были жизненно необходимы. Встретились они тебе на пути, и не обойти их никак. Ей не хватало воздуха, нечем было дышать. То ли аллергия на цветы, которые периодически цвели, то ли на людей, которые ей их не дарили. И так она записалась к лору, к которому давно уже хотела сходить. Если вам нечем дышать — идите к лору.

Ника глазами тети

— А как же муж?

— Муж, не знаю, был ли он в тот момент, возможно, он жил где-то в дальней секции ее сумочки, рядом с губкой для обуви и совсем далеко от губной помады, она доставала его, когда нужны были деньги, новая сумочка или пальто. Она умела его достать. Наверное, хорошо знала, где у него что лежит.

— Да, она была хорошим психологом.

— То есть в любви он был совсем непригодным?

— Не знаю, приелся, наверное. Притерся, не осталось острых углов, из-за которых рождаются чувства.

Она совсем не была похожа на классическую училку, скорее на студентку старших курсов, красивую, элегантную, стройную. Она знала себе цену, не то что зачет — незачет, она могла была выше всей этой мелкой возни, самоанализа, правильно ли я делаю, морально ли это. Запросто могла покурить со студентами, даже выпить. Она не видела в этом ничего такого. Короче, делала то, что хотела.

— Она хотела лора?

— Нет, она просто хотела дышать. Дышать полной грудью, а не в полноса.

— Задышала?

— Да, прямо стала другим человеком.

— Что же он такого сказал?

— Вам нужен не лор, а психолог.

— Неужели вы не можете ничем мне помочь?

— Избавьтесь от кота.

— У меня нет кота.

— Есть, я же вижу, что есть. Зачем вы продолжаете его гладить, если у вас на него давно аллергия?

— Гладить?

— Да. Зачем вы пытаетесь все это сглаживать?

— Что именно?

— Свое недовольство. Чтобы быть еще более недовольной. Недовольство не дает вам дышать полной грудью.

Здесь она наконец-то поняла, о ком речь. На лице ее возникла трагическая радость, будто умер ее любимый дядя, но оставил ей большое наследство. Скоро она вышла из-под опеки холодных объятий.

— И что она сделала?

— Развелась.

— Так просто?

— А что делать? Раз доктор прописал, тут уже не поспоришь. Она из тех, кому нужен диагноз, из тех пациентов, которые должны услышать от доктора страшное слово из трех букв, чтобы бросить курить или пить, открывать на ночь холодильник. А пока нет вердикта врача, они могут терпеть это чудовищное недомогание.

— То есть кот — это метафора?

— Да, она, к счастью, восприняла это слишком буквально, — улыбнулась тетушка, и на ее лице показалось послевкусие победы над очередным абьюзером.