В парикмахерской на улице Мэдзиро было пусто, скорее всего, из-за дождя. Я села у окна и стала листать каталог. Пока я рассматривала фотографии стрижки боб, мне вспомнились слова Гамона: «Вот бы ты отрастила волосы». Тут ко мне подошла парикмахер с вопросом:

— Ну что, как будем стричься?

— Я думала начать отращивать волосы, поэтому длину не убирайте. Просто подкорректируйте форму.

— Хорошо, — сказала она, начиная меня расчесывать. — А до этого у вас всегда был боб?

Я кивнула, вынула телефон и, чтобы скоротать время, решила почитать новости. Вдруг моя рука дрогнула. «Эта обворожительная студентка убила собственного отца. Ее бывший заявил: «Я был ее рабом». Я не сразу поняла, что передо мной отрывок статьи из газеты. В этот момент меня попросили подойти к мойке, усадили в специальное кресло и попросили запрокинуть голову. Все время, пока мне мыли волосы, я думала только об этой новости.

Вскоре со стрижкой и укладкой было покончено. Я вышла на улицу и, заправив за ухо прядь все еще пахнущих шампунем волос, позвонила Касё. Но из трубки доносились только гудки, поэтому мне пришлось оставить сообщение на автоответчике.

Дождь еще не перестал, поэтому я спешила вернуться в клинику, на ходу проверяя в телефоне, как разворачивается ситуация вокруг публикации. В Сети было много однообразных комментариев: люди называли селфи Канны пошлыми, кто-то утверждал, что у нее проблемы с головой. Меня уже стало мутить от всего этого, когда Касё наконец перезвонил:

— Невестка, ты это видела?! Головы им всем пооткрутить надо! — начал он, не тратя времени на приветствия. Услышав его голос, я постепенно пришла в чувство.

— Канна уже знает?

— У меня были сомнения, но все-таки я решил ей все рассказать. Похоже, она сразу поняла, кто это сделал. По ее словам, журналисты. скорее всего, поговорили с Ёити Кагавой, выпускником ее университета.

— Он правда был ее парнем?

— Не уверен, что его можно так назвать.

— Я еще не видела оригинал статьи, там что, опубликовали ее интимные фотографии? — спросила я нерешительно, но Касё спокойно ответил:

— Нет, только один снимок в купальнике. Канна сказала, что не отправляла совсем уж откровенные фото.

Раз так, можно выдохнуть. Хотя сама Канна наверняка в шоке от случившегося.

— Думаю, мне надо поговорить с этим Ёити Кагавой.

— Можно мне пойти с тобой?

Видимо, Касё не мог сразу дать ответ, поэтому, чтобы сменить тему, спросил:

— А у тебя как продвигаются дела? Удалось что-то узнать?

Я коротко вздохнула:

— Пока нет. Она продолжает настаивать, что мотивом убийства стала ссора с родителями из-за ее собеседования в телекомпанию.

— Понятно. Но все-таки почему ее родители были категорически против? Неужели им было так трудно поддержать свою единственную дочку в ее мечте стать телеведущей?

— Поэтому я и думаю, что тут что-то нечисто. Нужно поговорить с ее бывшим парнем, вдруг это поможет прояснить ситуацию.

— Понял. Я поговорю с Канной.

Касё уже собирался положить трубку, но я, поборов сомнения, обратилась к нему:

— Касё.

— Что?

— Мне кажется, нам надо наконец поговорить по душам.

После небольшой паузы Касё рассмеялся и колко ответил:

— Не получится, ведь, по-твоему, у меня нет души.

Все-таки в его отношении ко мне ничего не поменялось.

— Что ж, ладно, забудь, — не стала настаивать я.

— Позволь поинтересоваться, почему ты решила заговорить об этом?

Формально вежливый, его вопрос прозвучал очень едко. У меня упало сердце. Почему все сложилось так? Этим вопросом я задавалась десятки тысяч раз. Почему, почему все сложилось именно так?

— Получается, мы еще не простили друг друга окончательно? Сможем ли мы работать вместе?

В ответ я услышала только короткие гудки.

Проходя мимо зоны отдыха, я заметила пару знакомых телеведущих, которые стояли и о чем-то разговаривали. Мужчина, он был хорош собой, наклонился и игриво заглядывал в глаза молодой девушке.

— Доброе утро, — произнесла я с поклоном.

Девушка обернулась ко мне и ответила:

— Доброе утро, госпожа Макабэ. Вы уже слышали? Итика умерла. Мы с ней столько раз вместе снимались! Недавно в новостях сообщили.

— Что? — я не могла поверить своим ушам. — Как это случилось?

— Похоже, самоубийство. Хотя она всегда была такой открытой, веселой…

— И правда, — пробормотала я.

Худая, как спичка, улыбчивая Итика… Несмотря на свою популярность, девушка никогда не зазнавалась, скорее даже наоборот, страдала от заниженной самооценки. В конце прошлого года вышла ее автобиография.

— Я раньше даже не подозревала, что у нее были проблемы в семье, только из ее книги узнала об этом. Это был настоящий шок.

— Такие откровения обычно привлекают к себе большое внимание. Из-за повышенного интереса со стороны общественности человек испытывает большое психологическое напряжение, за которым следует эмоциональный спад. В этот момент возникает опасность развития депрессии. Хотя я не берусь утверждать, что с Итикой все было именно так.

— Вот оно что, — мужчина понимающе кивнул, а затем добавил, обращаясь уже к своей юной собеседнице: — Если тебя будет что-то беспокоить, обращайся в любое время. Обещаю, свожу тебя в ресторан, накормлю, чем захочешь.

Я невесело улыбнулась и пошла в гримерку. Пока мне наносили макияж, я разглядывала свое лицо. Не уродливое, но и нельзя сказать, что особенно красивое. Обычная, ничем не примечательная внешность. Выделялись разве что изящные тонкие ключицы, выглядывающие из-под рубашки.

Я уже не раз встречалась с тем мужчиной из комнаты отдыха, но он никогда не обращал на меня внимания. На телевидении работает много таких. Неужели все они и правда думают, будто никто не замечает, что они общаются только с девушками, которые выглядят как минимум на восемь из десяти? А может, им просто все равно. Этим мужчинам, которые никогда не знали вкуса поражения.

Даже когда мы уже сидели в белой студии и я, улыбаясь, разговаривала с ведущим, в голове продолжали крутиться вопросы. Почему Итика совершила самоубийство? Почему мы должны постоянно доказывать что-то мужчинам? Почему даже в письмах Канна не позволяет себе быть откровенной? Эти мысли облепили все уголки моего сознания, будто торт, который, развалившись, превратился в однородное месиво.

Посреди ночи дверь в мой рабочий кабинет открылась, и вошел Гамон.

— Юки, ты же все равно практически спишь, может, уже ляжешь в кровать?

Я подняла голову и нетвердым голосом возразила:

— Нет, я не сплю, — и, расправляя пальцами помятые страницы открытой книги, продолжила: — Наоборот, столько напряжения за день накопилось, теперь заснуть никак не получится.

Гамон вышел, как будто что-то вспомнил. Когда он вернулся, то в руках держал коробку с Amazon. Я сразу распаковала ее и достала толстый художественный альбом.

— Юки, что это?

— Альбом с картинами отца Канны.

Со страниц альбома на меня смотрели девушки, только вышедшие из пубертатного возраста. На одних были кимоно, на других — типичные платья горничной с белым воротничком, а некоторые, изображенные со спины, были по пояс обнажены. Пухлые лица, излучающие умиротворенную чувственность. Большие сияющие глаза, полные тоски, как на картинах французских мастеров. Мне на ум сами собой пришли работы Ренуара.

— Гамон, а ты слышал про этого художника, Наото Хидзирияму?

— Нет, впервые слышу. Но ведь я таким не интересуюсь.

— Почему? — спросила я, поудобнее усаживаясь на ковре.

Гамон задумался и через некоторое время ответил:

— Честно говоря, мне такая живопись не очень нравится. Она очень точно отражает реальность, но при этом как будто ей противоречит.

Действительно, хоть девушки на картинах и выглядели совсем как живые, при взгляде на них возникало чувство, что Наото Хидзирияма, копируя реальность, приукрашивал ее, воплощая свои собственные желания. Эти взгляды, гладкая кожа, энергетика девушек. Реальность и идеал, накладываясь друг на друга, сливались в единое изображение.

— Тебе нужно больше отдыхать, — сказал Гамон.

— С чего это вдруг? — рассмеялась я.

— Ты и за книгу взялась, и на телевидение ходишь сниматься. Даже нашу ипотеку и семейный бюджет хочешь целиком взвалить на себя. Но по крайней мере вернуть поскорее деньги за первый взнос моим родителям должен я. Ведь если б мне не нужна была отдельная комната для проявки фотографий, мы бы могли просто снимать квартиру.

Я молча взяла в руки чашку и сделала глоток холодного кофе.

— И еще, по поводу Касё. Он мой младший брат, поэтому мне тяжело говорить это прямо, но я знаю, что у него непростой характер.

— Да, это точно. Мне кажется, он сложный, а может, даже опасный человек, — я едва заметно кивнула.

— Как-то в раз в детстве Касё забрался на соседский гараж и спрыгнул. Была зима, все замело снегом, и он сказал, что просто хотел узнать, каково это — приземлиться в сугроб с высоты. Но прыгал он с двухметрового гаража…

— Это же очень опасно! Вечно мальчишки делают всякие глупости, — нахмурилась я.

— Я не делал, — с улыбкой поправил меня Гамон. — А Касё, да, он похож на человека, который только посмеется над таким ребячеством, но на самом деле в любой момент готов сам показательно прыгнуть с крыши. Ему хочется привлечь к себе внимание. А еще — бросить миру вызов, даже если он может сам от этого пострадать. Я бы хотел, чтобы он наконец встретил хорошую, спокойную девушку и обрел настоящий дом, где ему не нужно будет ничего и никому доказывать.