— Пожалуйста… — она протянула к нему руку, — попытайся понять. Все сейчас носят такую одежду, даже во Франции. Я просто не знала точный размер и не могла выбрать их так, чтобы они подошли тебе по фигуре. Я смеялась вовсе не над тобой, просто увидела нашу одежду твоими глазами, и мне это показалось очень смешно. Я не виню тебя за то, что ты не хочешь ее надевать.

Он уставился на ее руку, словно принимая какое-то важное решение. Постепенно на лице его появилась улыбка, и уже знакомое тепло охватило Хоуп.

— Мне кажется, я догадался, — сказал он. — Поскольку ты носишь такую одежду, ты хотела и мне привезти то же самое. Но, видишь ли, моя Хоуп, твоя фигура куда более… как бы это сказать… куда более гибкая, чтобы носить подобное.

Если ты не возражаешь, я останусь в том, в чем чувствую себя удобно. Я могу постирать свои вещи в озере.

— Ты прав, — улыбнулась она. — В следующий раз попробую купить другой размер.

— Никаких следующих разов, Хоуп! — властно распорядился он. — Я останусь в том, что сейчас на мне, и покончим с этим.

Хоуп усмехнулась. Должно быть, он просто возненавидел джинсы.

— Хорошо, — сказала она.

— Прекрасно. А теперь давай посмотрим, что там еще есть.

Когда они все распаковали, уже почти совсем стемнело. Без долгих разговоров они поставили палатку, которую купила Хоуп, и повесили на ближайшее дерево газовый фонарь.

— Ну вот, — проговорила она, вытирая руки о ставшие совсем пыльными джинсы. — Так гораздо лучше.

— Лучше, чем что? — спросил Арман, нахмурив лоб.

— Лучше, чем ничего.

— Спальный мешок лучше всего. Он такой мягкий.

— Пуховый спальный мешок, — поправила она. — Он набит гусиным пухом.

Арман немного расслабился.

— Я должен постараться выучить английский получше, да? Это очень похоже на couvre-pied [Покрывало для ног, полость (франц.).] или на перину, которая была у нас дома, только ткань совсем другая.

— Это искусственное волокно, называется «нейлон», — весело объяснила она. Ее и забавляло, и раздражало, что ей приходится объяснять ему все, что она сама принимала как само собой разумеющееся. — И раз уж мы заговорили о прошлом и настоящем, скажи, во Франции были библиотеки, когда ты жил там? Это место, куда можно пойти и взять почитать книгу, а потом вернуть.

Он покачал головой.

— Только очень богатые люди могли позволить себе приобрести библиотеку для дома. — Он пожал плечами. — И с какой стати бедняки стали бы брать книги для чтения? Их не учили писать или читать, так что для них книга была лишь предметом, с которого надо вытирать пыль.

— Сейчас все по-другому. Сейчас есть печатные прессы, и каждый месяц выпускаются сотни книг. Большинство из них поступает в публичные библиотеки, там же можно и заказать любую книгу. Таким образом, люди могут читать все, что представляет для них интерес.

— Значит, сейчас так много книг? Но зачем? Ведь надо узнать не так много сведений, чтобы жить в этом мире.

— Как — зачем? Благодаря такой системе каждый может читать обо всем, что ему интересно. Я тоже сегодня ездила в библиотеку, чтобы подыскать для нас кое-какую информацию, — сообщила Хоуп. — И я нашла некоторые сведения о призраках и привидениях и даже кое-что записала. Но если говорить правду, я еще больше запуталась…

— Почему?

— В тех книгах, которые я просмотрела, утверждается, что призраки могут возвращаться с того света по целому ряду причин. Такой причиной может стать, к примеру, пламенная любовь, или они могут вернуться из-за того, что не успели что-то сделать за время своей жизни, особенно если это касается мести за совершенные против них преступления. Важной причиной может также стать погребение не по правилам. — Хоуп избегала смотреть на Армана, притворяясь, что просматривает свои заметки, хотя и знала их наизусть.

Поддев пальцем ее подбородок, он приподнял ей голову так, что их глаза встретились.

— А что ты сама обо всем этом думаешь?

— Я не знаю.

— Угу, — поддразнил он. — Я бы сказал, что немного поздно хоронить меня по всем правилам. Мы ведь даже не знаем, что сделали со мной мои убийцы. — (Она поморгала.) — И Фейт тоже уже нет. Если ты клянешься, что ты не Фейт, я уверен, что, когда она скончалась, ее похоронили по всем правилам, и я бы сказал, что и говорить о пламенной любви тоже немного поздно.

— Не шути, Арман! Я ведь пытаюсь помочь тебе.

Он пожал плечами, отпуская ее подбородок.

— Я не знаю, что мы еще можем сделать. Я многого не понимаю, но многое мы уже не в силах изменить. И я предлагаю попытаться изменить то, что в наших силах, и перестать волноваться о том, что уже совершилось и не может быть иначе.

— Что, например?

— Например, моей первоначальной целью было вернуться в Порт-Гурон, к Фейт. Но поскольку я не могу покинуть этот островок, значит, осуществить ее невозможно. С другой стороны, если в моем ограблении участвовали три человека, может быть, тот факт, что сейчас я нахожусь здесь, как-то связан с ними?

— Ты хочешь сказать, что был возвращен сюда вовсе не из-за Фейт, а из-за этих троих?

Он кивнул.

— Oui. В конце концов, я ведь не могу уйти с того самого холма, на котором был убит. Разве нет?

— Да, — ответила Хоуп, медленно переваривая услышанное. — Или это могло случиться из-за того, что ты так и не нашел свои вещи. Об этом говорилось в одной из книг, что я читала.

— Может быть.

— Или… — Она заколебалась, но затем быстро проговорила: — Это могло случиться еще и потому, что ты заблудился по дороге на небо.

— На небо? — Он поднял глаза вверх, и она хихикнула, немного успокоившись. Действительно, разве не смешно, что они сидят тут и обсуждают не что иное, как смерть Армана!

— На небо, в блаженные охотничьи угодья, в Элизиум, в Вальгаллу… В одной из статей говорилось, что призраки стремятся попасть в те места, но что-то не пускает их.

Брови его нахмурились.

— Интересно. Но как можно помочь привидению найти дорогу на небо?

— Спиритический сеанс?

— Ба! Это слишком похоже на надувательство, Хоуп. Вряд ли найдется много людей, способных творить все это. В мое время действительно были люди, которые клялись, что могут разговаривать с покойниками, но они были мошенниками — забирали деньги у наивных простаков, суля им ложную надежду.

— О'кей, об этом можно забыть. Что еще?

— А если посмотреть, нет ли каких сведений об этих троих? Выяснить, удалось ли им украсть мои вещи? Это был бы весьма логичный способ действия.

— Верно. — Хоуп ухмыльнулась. И как только он говорит так объективно о своей смерти? Ему даже удается сделать разговор занимательным!

— А что ты еще делала, пока тебя не было? — спросил он.

— Я купила тебе кое-что почитать. — Она порылась в одной из сумок и вытащила несколько старых французских журналов. — Они продавались в букинистическом магазине, и я подумала, что тебе это может понравиться.

Он пролистал журнал, останавливаясь, чтобы прочесть слова, так же часто, как и для того, чтобы рассмотреть иллюстрации, на которых были изображены автомобили, ювелирные украшения и модная одежда.

— Язык действительно похож на французский, но какой-то совсем другой, — проговорил он.

— Правда? — Хоуп взглянула сбоку на раскрытую страницу. — Неужели так сильно изменился?

— Мне кажется, да, — пробормотал он, рассматривая, судя по всему, рекламу часов. — Это настоящее чудо, что можно носить хронометр на запястье.

— Вовсе не чудо, — откликнулась она. — А через несколько лет можно будет даже телевизор носить на запястье.

— Что такое — тили-визор?

Ей захотелось вытянуть руку и разгладить его сморщенный лоб кончиками пальцев. Вместо этого она сжала ее в кулак.

— Для тебя это неважно. — Хоуп отвернулась и стала копаться в своих покупках.

— Поговори со мной еще, — потребовал он властно, бросив журналы на спальник. — Я ведь могу читать и когда ты уйдешь.

— А куда мне идти? — Она посмотрела на него через плечо, удивляясь тону его голоса.

Арман стоял, положив руки на бедра и балансируя на одной ноге, обутой в блестящий сапог.

— К себе домой, конечно. Но, прежде чем ты уйдешь, мне надо больше узнать. Мне нужно понять.

Хоуп присела на корточки.

— Мне тоже, по правде говоря, нужно кое-что выяснить. Я купила магнитофон и хочу, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь об этих троих, которые напали на тебя, а также об отце Фейт. Возможно, таким образом я смогу понять, что произошло, и помочь тебе найти дорогу… туда, где тебе полагается быть. Мы решим эту головоломку, и ты отправишься.

— Откуда ты знаешь, что у нас получится?

— Точно я не знаю, но ведь это наш единственный шанс. — Хоуп, не отрываясь, смотрела на Армана. — Возможно, где-то тебя ждет Фейт…

Он уставился в темноту.

— Ты думаешь, так оно и есть?

Она почувствовала, как он сразу же отдалился. Вспомнил Фейт? Вероятно, на ее лице отразилось смущение, потому что Арман мягко произнес:

— Я просто думал, хочет ли Фейт, чтобы я нашел ее. Может быть, я здесь потому, что она недостаточно сильно любила меня?

— У тебя должна быть надежда, [«Хоуп» по-английски «надежда».] — ответила Хоуп прежде, чем поняла смысл собственных слов. Она взмахнула рукой, словно пытаясь стереть в воздухе сказанное ею. — Неважно. Мы еще поговорим об этом. — Она встала и потянулась, готовая уйти. Прошлой ночью ей почти не удалось поспать, и сегодня день выдался трудный. Силы все еще не вернулись к ней.

— Я голоден, — заявил Арман. Это было сказано так, словно он ожидал, что с неба к нему спустится накрытый к банкету стол.

— Отлично. — В ее голосе послышалось раздражение — разве этот человек не способен сам о себе позаботиться? — В одной из сумок есть большой судок с холодной курицей, початки кукурузы, картофельное пюре и печенье. Угощайся.

— Так ты уходишь?

— Да. — Она повернулась и направилась к тропинке, которая вела к ее дому. — Я устала. Спокойной ночи.

Его ответ показался ей нежным, как и дуновение ветерка, донесшего эти слова к ней. Однако значение слов было совершенно ясно.

— И ты не боишься спать там совсем одна?

Она обернулась через плечо и увидела, что слабая улыбка тронула уголки его губ, словно вырезанные рукой искусного скульптора.

— А чего мне бояться? Ведь призрак тут — и не может уйти отсюда.

— Гм! Есть нечто более страшное, чем призраки, моя надежда! — Его голос был слышен отчетливо, хотя говорил он совсем тихо. — Тебе следует спать здесь, где я смогу защитить тебя.

— Мне не нужна защита.

— А вдруг станет нужна? Я не смогу тогда дотянуться до тебя. — Он поднял брови. — Незримая стена, помнишь?

— Помню, и очень хорошо. До завтра, — ответила она, пропуская его предложение мимо ушей. — Я буду записывать наш разговор, так что приготовься.

— Доброй ночи, моя Хоуп. — Она ясно поняла двойной смысл его последних слов.

— Спокойной ночи. — Решительно помахав на прощанье рукой, Хоуп пошла к себе домой спать.

Было уже за полночь, когда она поняла, что Арман оказался совершенно прав: ей следовало остаться с ним на вершине холма, ибо и дом ее, и постель показались ей сейчас самым пустынным местом на свете…

На следующее утро Арман стоял у самого склона холма, поджидая, когда же появится Хоуп. Он прислонился к шершавому стволу самой высокой из сосен, и глаза его не отрывались от маленького двухэтажного домика внизу. Он мог судить лишь по тому, что видел издалека: дом Хоуп не очень отличался от обычных деревенских домов, которые он видел строящимися в Монреале, или в Нью-Йорке, или в Бостоне, как и в любом из растущих городов Нового Света.

Только в этом доме жила его Хоуп, его надежда…

Всю ночь он с комфортом проспал в своем «спальном пуховом мешке», а палатка защищала его от пронзительного ночного ветра. Он читал — вернее, пытался читать — многие из журналов, пока наконец веки его не смежились.

Много лет назад он всем сердцем любил Фейт. Ничто не могло изменить эту любовь. И если сейчас его тянуло к Хоуп так же, как когда-то к Фейт, значит, для таких чувств должна быть какая-то причина помимо внешности Хоуп. Он только не знал, в чем эта причина.

Но, черт побери, где же она сейчас? Она ведь обещала прийти утром!

Он раздраженно сжал кулаки. Черт побери все! Неужели она не знает, что он ждет ее, желает видеть, смеяться вместе с ней, сердиться, обижаться?..

Он подобрал камешек, лежавший около ноги, и бросил его в сторону дома, ожидая, что тот отскочит от невидимой стены.

Но камешек не отскочил.

Он взял в руку еще один камень и швырнул. Тот упал около двери дома Хоуп. Тогда Арман подумал: если несколько камней, бросаемые его рукой, прошли сквозь преграду, почему бы ему не сделать то же самое? Разве он недостаточно быстр?

Решив сначала попробовать, он снял сапог и изо всей силы швырнул его в сторону двери. Взметнув гравий, сапог приземлился на ступеньках. Боевой клич вырвался из горла Армана и эхом разнесся над островом.

Поднявшись на холм, он не отрывал взгляда от невысокой сосенки, у которой, как ему было известно, начиналась невидимая стена. Сердце Армана возбужденно забилось при мысли, что сейчас он прорвется и сможет оказаться рядом с Хоуп. Отойдя на достаточное для разбега расстояние, он ринулся вниз со всей скоростью, на которую только был способен. С головокружительной быстротой несясь с холма, Арман услышал, как открывается дверь, и в ту же секунду ударился о стену.

Сердце Хоуп замерло в груди, когда она увидела, что Арман бросился вперед на невидимую стену с огромной скоростью. Дыхание ее перехватило, когда он рухнул на землю и замер неподвижно в том самом месте, которое, как они отметили вчера, являлось границей преграды.

Хоуп побежала к нему. По пути она обо что-то споткнулась, посмотрела вниз и увидела, что это был покрытый пылью кожаный предмет. Сапог Армана!

Схватив его, она продолжила бег и вскоре опустилась на колени возле Армана, инстинктивно потянувшись, чтобы пощупать пульс у основания его шеи.

Пульс бился ровно и уверенно, опровергая всякие опасения, что привидения не являются живыми в некотором смысле слова. Густые, темные ресницы, ради которых любая девушка, не задумываясь, пошла бы на все, контрастировали с бронзовым загаром его щек.

Сидя на земле, Хоуп уткнулась подбородком в колени и стала ждать, когда Арман придет в себя. Очевидно, этот парень решил прорваться через преграду, но — безуспешно. Упрямый. Надменный. Красивый.

Рука ее потянулась, прикасаясь к его волосам, — на ощупь они оказались точно такими, как она и думала. Пальцы ее скользнули вниз, проводя по его шелковистым бачкам. Только сейчас она поняла, что его волосы, обычно схваченные сзади в хвост, сейчас струились, распущенные, и казались роскошнее женских. Она с любовью провела по ним рукой, лаская их, прикасаясь снова и снова, как будто совершая магический обряд.

Вдруг она поняла, что его глаза открыты и пронзительный взгляд устремлен на нее, тогда как сама она разглядывала его тело. Хоуп застыла.

— Пожалуйста, не останавливайся, ma petite, — произнес Арман чувственным шепотом, от которого мурашки пробежали по ее телу.

— Ты очнулся? С тобой все в порядке?

— Я немного ушибся. У меня болит плечо. — (Она быстро отдернула руку, словно ее опалило огнем.) — Другое.

— А…

— Я не похож на зачарованного принца, как в сказках, которые, бывало, рассказывала мне grand-mere? [Бабушка {франц.).]

Голос его был все еще тихим, он ласкал ее, успокаивал, удерживал, не позволяя убежать.

— Да, — хрипло ответила Хоуп.

— Значит, нужен поцелуй, чтобы я проснулся?

— Ты и так уже проснулся.

Он закрыл глаза.

— Тогда я снова засну, пока ты не поцелуешь меня.

— Тебе долго придется ждать.

Прошло много времени, прежде чем она наклонилась над Арманом, рассматривая его сомкнутые веки, затем губы, и прикоснулась к ним своими. Он был таким настоящим, теплым и очень, очень сексуальным. И вот ее губы скользнули по его губам, затем опять.

Руки Армана взлетели вверх; обхватив Хоуп за плечи, он привлек ее ближе, не давая ее губам оторваться от его сладкого рта. Язык его метнулся туда-сюда, побуждая ее ответить тем же. Медленно она пришла в себя, желая… нет, нуждаясь в его поцелуе так же, как нуждалась в воздухе.

Хоуп чувствовала, как вздымается и опадает могучая грудь Армана, с каждой секундой сердце его билось все учащеннее. Но, несмотря на это, она чувствовала, что может, если захочет, уйти от него — он не стал бы останавливать ее бегство.

Однако его знание ее тела, ее предательски чувственного тела, было еще одной причиной, по которой она оставалась заключенной в его объятиях. Казалось, он знал ее лучше, чем она себя. Когда большая ладонь Армана обхватила ее грудь, нежно, словно хрупкую драгоценность, Хоуп застонала.

Его губы, оторвавшись от ее губ, скользнули к нежной округлости ее шеи, затем проделали дорожку из легких поцелуев до ее плеча.

Хоуп никак не могла перевести дыхание, голова ее кружилась от его прикосновений, сердце билось так же учащенно, как и у него. Руки цеплялись за его сильные плечи, словно желая найти якорь в бурном море, затем они спустились до локтей и передвинулись к его груди, оглаживая проступающий контур сильных мускулов.

— Mon amour, [Моя любовь (франц.).] — прошептал Арман; голос звучал хрипло от переполнявшего его желания. Он глубоко вдыхал ее аромат — смесь цветов, и мыла, и чего-то неопределенного, что было благоуханием самой Хоуп.

Слова его нарушили чары, которыми она была околдована, и, нервно рассмеявшись, Хоуп отодвинулась подальше от Армана.

— Бог ты мой, — проговорила она, откидывая с лица длинные волосы и стараясь не смотреть в его сторону, — никогда не думала, что мне придется делать искусственное дыхание привидению по методу «изо-рта-в-рот», — расхохоталась она.

— Что? — Арман нахмурился. Он по-прежнему обнимал ее за плечи.

— Да так, ничего, — спокойно ответила она, но, продолжая действовать на уровне инстинктов, отодвинулась от него еще дальше и начала поправлять волосы, чтобы скрыть дрожь в руках и не дать ему заметить, как вздрагивает все ее тело.

— Фей… — он не договорил, увидев боль в ее глазах, которыми она уставилась на него, — Хоуп, — поправился Арман, снова обнимая ее за плечи. — Скажи мне, в чем дело?..

Вместо ответа Хоуп встала.

— Надевай сапоги, — произнесла она, глядя на него сверху вниз, — встречаемся на вершине холма. Нам придется потрудиться, если мы хотим, чтобы ты когда-нибудь попал туда, где тебе полагается быть, — к Фейт. Я приду через несколько минут. — Сказав это, она круто повернулась и поспешила прочь, словно думала, что он может последовать за ней.

Но он не мог этого сделать, и от этого страдание его только увеличилось.