Легкий перезвон колокольчиков вернул меня к реальности, я отпил остывший чай и приветливо улыбнулся взмокшему Тамиму. Следом за мальчишкой в магазин вошел грузный мужчина, а за ним — еще два араба, несущих сундук, обитый тканью. Нуфейль громко что-то сказал, раскинул руки и обнял брата. Они расцеловались, перекинулись парой слов и повернулись ко мне. Что ж, пришла пора подобрать костюм для вечера, от исхода которого зависит моя жизнь.

Меня провели в комнату с зеркальными стенами, поставили на небольшой пьедестал и велели замереть. Я с радостью подчинился — обожаю, когда за меня работают другие люди.

Салим осторожно открыл сундук и извлек из него очередную белоснежную тобу. Я тут же замотал головой и жестом остановил его. Нуфейль прикрикнул на брата, смею думать, обвинил его в слабоумии, ведь я несколько раз объяснил, что арабская одежда мне не нужна. Пожав плечами, Салим наклонился к сундуку и достал рубашку, один вид которой привел меня в восторг. Я стащил свой льняной наряд и передал рубаху Тамиму. Мальчишка бережно принял ее и положил на диван. Какие аккуратные люди, вы только посмотрите!

«Роскошь — вот что я подумал, едва прикоснувшись к рубашке. — Роскошь на грани разорения». Легкая ткань, не похожая ни на хлопок, ни на шелк. Полупрозрачная, невесомая, с объемными рукавами, которые английские портные называют «епископскими». Простой стоячий воротник, элегантный силуэт — я потерял голову, едва надел это чудо портняжной мысли, и жестом потребовал подать мне брюки. Нет сил смотреть, как льняные штаны портят неописуемую красоту моего нового одеяния.

Нуфейль и все его семейство смотрели на меня с ужасом — конечно, никому из них в голову не пришло бы так вырядиться. Они не догадывались, что именно такую реакцию мне нужно вызвать у людей, которые соберутся в «Сияющем ирисе» этим вечером. Заправив край рубашки за высокий эластичный пояс узких черных брюк, я посмотрел в зеркало и томно улыбнулся своему отражению. Юноша из зазеркалья ответил мне тем же, галантно спрятал руку за спину и слегка поклонился.

Выглядеть безупречно я должен всегда, не считая моментов, когда нужно слиться с толпой. Лицо, одежда и манеры — визитная карточка для каждого, кто вхож в дома Коллекционеров. Никто не доверит тысячи долларов безликому отребью. Если собираешься хорошо заработать, перед этим придется крупно потратиться.

Господь наградил меня нищими родителями и аристократической внешностью. Он такой шутник, правда? Меня часто называли девчонкой, задирали и пытались унизить, но дрался я как Сатана, как бес, до крови, до исступленного крика отчаяния. Только после этого слезал с поверженного противника и позволял ему уйти. Сейчас драться мне приходится редко: лицо нужно беречь. Если возникают проблемы, их решают либо мои покровители, либо люди, которым я заплатил. Как можно заметить, жизнь моя наладилась.

Салим подал мне мягкие кожаные туфли; я без труда надел их и понял, что обуви удобнее у меня еще не было. Для полноты образа не хватало лишь одной детали, которую как раз доставал Тамим. Мальчишка замер, сжимая в руках бархатистую ткань. Отец дал ему увесистый подзатыльник, намекая, что нужно поторапливаться.

Вещица выглядела как половина корсета. Салим приложил пояс к моему животу, аккуратно расправил и затянул шнуровку на спине. Юноша из зазеркалья ласково погладил твердые косточки корсета, повернулся боком и с нескрываемым наслаждением оглядел меня с ног до головы. Весь мой вид кричал: у меня достаточно денег, чтобы изображать из себя последнего самодура, но при этом сохранять достоинство. Элегантно, красиво, вызывающе легкомысленно — вот как я выгляжу. И мне это безумно нравится.

— Куда вы собираетесь идти в этом наряде? — на плохом английском спросил Салим.

— Ничего особенного, просто дружеский ужин, — соврал я. — Упакуйте эти вещи, я беру все.

Солнце медленно погружалось в кровавое марево, я провожал его взглядом как старого, но порядком надоевшего приятеля.

Невыносимый зной Марракеша портил мою прическу и, в куда большей степени, характер. Узкие улочки, петляющие меж оранжевых, желтых и красных домов, манили тенью. Словно из воздуха на изможденных духотой тротуарах появились женщины в яркой одежде — они звучно хохотали, браслеты на загорелых руках мелодично звенели. Босые ноги без страха ступали по раскаленным камням. Да и какой может быть страх, если эти прекрасные богини родились из песка и огня? Этот город, нет, весь этот жаркий край — утроба, породившая златокожих людей, способных обращаться в песчаные вихри.

Удивительный, волшебный Марракеш. Жаркий, душный, неприветливый, но притягательный, пропахший сладостями и специями. Сегодня он обнимал меня, впускал в свое лоно, позволял насладиться невесть откуда взявшимся свежим ветром.

Автомобиль остановился, водитель бросился к двери, чтобы открыть ее передо мной.

Найти человека с европейской внешностью оказалось не так легко. Пришлось обзвонить несколько контор, и мои вопросы, сказать честно, приводили людей на том конце провода в негодование. Оно и понятно, подбирать персонал исходя из цвета кожи — дурной тон, граничащий с оскорблением. Так или иначе, мне удалось заполучить Марка. Миловидный мужчина средних лет, вышколенный так, будто готовился прислуживать самому королю. Повезло, что он оказался обучен вождению и даже имел местные водительские права. Марокканские боги были ко мне благосклонны.

Марк распахнул передо мной двойные двери, украшенные затейливой резьбой, а я успел лишь удивиться тому, что нас даже не попытались остановить, — двое арабов в национальных одеждах застыли по обе стороны от входа, вытянувшись в струну. Возможно, им дали указание впускать всех, кто выглядит по-европейски, а может, отсеивание незваных гостей просто не входило в их обязанности.

Кивком я отпустил Марка, а сам расправил плечи и вскинул подбородок. Сложно было не заметить, что стоило мне войти, как разговоры стали затихать. Пока все шло по плану.

Внутреннее патио «Сияющего ириса» оказалось огромным. Мозаичный пол сверкал в неверном свете масляных ламп, бело-голубая дорожка вела к небольшому бассейну, вокруг которого собрались гости. С элегантных балюстрад второго этажа свисали живые растения, откуда-то раздавались чарующие звуки скрипки и виолончели.

Возле меня остановился слуга с подносом. Я сдержанно улыбнулся ему, взял высокий бокал и пригубил шампанское. Мимо прошли двое седеющих мужчин, один из них кивнул, делая вид, будто узнал меня. Ответив шутовским полупоклоном, я отсалютовал бокалом и пошел вперед, любуясь причудливыми арками и растениями в больших разукрашенных кадках.

Вскоре я увидел ее, графиню Адлерберг-Данмор. Она стояла спиной, но женщины, окружавшие ее, смотрели на меня во все глаза. Я мог не сомневаться: они уже оповестили звезду вечера о том, что к ним на огонек явился никому не известный, но юный и, несомненно, богатый незнакомец.

Получив заказ, я тут же навел справки и теперь знал о графине едва ли не больше, чем она сама. В семнадцать лет она вышла замуж за английского графа Данмора и покинула родной дом. Родив графу пятерых детей, она заскучала и принялась колесить по свету, посещая самые экзотические уголки. Один из любовников подарил ей шар из драгоценного камня как символ своей вечной любви, а затем скончался при странных обстоятельствах. Она считала, что носит при себе память о возлюбленном, но я знал о безделушке намного больше. В глубинах алого камня томилась сила, заточенная туда много веков назад. Откуда шар взялся у любовника графини неизвестно, да и какая разница? По слухам, он был военным, так что, возможно, драгоценность он просто украл в какой-нибудь стране, которую наши доблестные воины отправились освобождать.

Медленно, осторожно я приблизился к стайке женщин. Делая вид, что они меня не интересуют, отпил шампанского и уставился на звездное небо, раскинувшееся над патио. В который раз подумал: «Здесь очень красиво. Жаль, что в Марракеше я бываю исключительно по работе».

— …пижон…

— …очень юный…

— …прямо за вашей спиной…

Женщины, окружившие графиню, щебетали на русском языке. Лучший момент, чтобы вступить в беседу.

— Позвольте юному пижону наполнить ваш бокал, — сказал я без малейшего акцента.

София Адлерберг-Данмор оценивающе посмотрела на меня через плечо, развернулась и медленно протянула бокал. Беря его, я прикоснулся к пальцам графини и одарил ее самым томным из своих взглядов. Опешившие от такой наглости дамы умолкли, стыдливо краснея.

Сохраняя достоинство и невозмутимость, я поманил слугу, взял с золоченого подноса шампанское и подал графине. Она приняла его и спросила:

— Где вы выучили мой родной язык?

— Мне посчастливилось иметь в учителях вашего земляка, — уклончиво ответил я. — Как вы считаете, он мог бы мной гордиться?

— Вполне. — Она пригубила напиток. — Графиня София Адлерберг-Данмор.

— Лорд Мирче Сербан, — с легким поклоном ответил я.

Казалось, она подаст мне руку для поцелуя, но графиня решила опустить этот жест. Что ж.

— Сербан… — задумчиво протянула она. — Должно быть, вы из Румынии?