Рита Хоффман
Мрачный взвод. Двенадцать дней Коляды
Посвящается Святу.
Расти и сияй, маленькая звездочка
Пролог
В полумраке горницы были слышны медленные шаги и шуршание сестринского одеяния. Дрожащий огонек свечи освещал бледное узкое лицо и яркие, словно тлеющие угли, зеленые глаза. Тишину нарушали лишь скрип перьев и тяжелое дыхание женщин, чинно восседавших на высоких стульях.
Рослава медленно обошла одну из них и встала за ее спиной. От цепкого взгляда не укрылось ничего — ни одной линии, ни одного штриха кисти.
— Хорошо, — тихо сказала Рослава и провела рукой по спутанной косе девушки. — Скажи мне, когда закончишь, и ее отвезут в ближайшую деревню.
Работа спорилась. Сестры еще никогда не подводили Рославу. Их стараниями множество икон уже развезли по окрестным деревням и городам. Скоро, очень скоро наступит тот миг, которого они все так долго ждали. А потом…
Потом — свобода. Свобода для всех, кто так долго исполнял волю Зверя.
Он обещал. И он не предаст их.
Глава 1. Иван
Зима выдалась лютая, не иначе кто-то разозлил старика Студенца. Может, плохо задабривали его, мало жертв принесли — кто его разберет! Теперь знай ползи в снегу по колено, трясись от холода, а он, собака, до костей пробирает! Мороз сухой, трескучий, уже нос посинел! И скорее всего, не только нос.
А идти надо. Ночью овцы из загона сбежали, да только все целое — и забор, и замок, а животина все одно умчалась в поле. Хорошо, что следы на снегу видно, иначе все, конец ему и его семье. Остаться зимой без мяса — смерть; соседи, конечно, люди добрые, но своя рубаха ближе к телу.
Иван попытался согреть окоченевшие руки дыханием. Дала бы жена больше времени, собрался бы как следует, но нет, иди, говорит, Иван, ищи овец! Без мяса домашние, видите ли, помрут, а без мужика, что с ней станется? А с детьми? Дура она и есть дура, угораздило жениться на горластой доярке, повелся, дурак старый, на грудь ее молочную да на бедра широкие, что ж теперь плакаться, сам виноват. Коль поразмыслить, если она дура, а он дурак, то стоят они друг друга, два сапога пара.
На снегу он увидел алые пятна, поплохело Ивану, оступился, ноги увязли, перед глазами пелена встала белая. Неужто волки овец разорвали?! Да быть того не может, откуда тут зверь лесной? Давным-давно перебили тварей, каждый год сам с мужиками на охоту ходит, чтобы отвадить зубастых от деревни, так что же это?!
Заторопился Иван, вглядывается в снежную завируху, а крови только больше становится, будто трупы овец все разом кровоточить начали, как иконы чудные, которые из княжества в часовенку привезли. Разгневали они Студенца, ох, разгневали. Не место новому Богу в этих краях, тут всё еще старые духи правят, родовые, природные, древние, как сама земля.
Он прищурился, увидел странное, смахнул снежную пыль с лица, еще раз пригляделся — нет, точно! Лежит на земле пятно серое, а над ним огромный черный коршун склонился, важно головой вертит.
Заорав, Иван поднял палку, которую из дома захватить успел, бросился на коршуна, а тот возьми и поднимись на две ноги! Плащ развевается, глазищи блестят, а сам бледный как смерть!
Струсил Иван, попятился, запутался в ногах да так и сел в снег. А тварь неведомая наступала — медленно, не торопилась, зараза. По морде видно было, что мысленно уже освежевала тощее тело Ивана и сожрала, как и всех его овец!
— Чур! Чур! — заорал Иван, отползая прочь. — Чур меня! Чур!
От страха он ничего не видел, только глазищи горящие, встать не мог — скользили ноги, не слушались, колдовство, точно колдовство черное! А тварь все ближе подбиралась, не сбежать от нее, еще пара шагов — и всё, останется он тут лежать, рядом с…
Спиной Иван наткнулся на что-то теплое, опустил взгляд, а там кровь! Реки крови, как он прежде-то не заметил?!
Повернулся, а прямо за ним овца мертвая, глаза выпучены, будто от страха подохла, все пузо разворочено, кишки на снегу лежат, а вокруг красным-красно!
Испугался Иван, заорал было снова, но ощутимый пинок его в себя привел. Он дернулся, зашипев от боли, схватился за ногу и уставился на смурную девицу, которая и приложила его носком сапога.
— Беги, дура! — завопил Иван. — Там такое… Такое идет!
Только вот девица бежать не торопилась, смотрела на него сверху вниз, черный плащ за спиной хлопал. У пояса меч висел, а в руках она топорик держала — лезвие поблескивало задорно, видно было, что наточено знатно.
Иван уж с семьей попрощался — коли тварь бледная до него не доберется, то разбойница точно глотку перережет. Но время шло, а она не нападала.
— Овцы чьи? — Голос у нее был низкий, спокойный, от него мурашки по спине побежали.
— М-мои! — просипел Иван.
— Вставай, мужик, разбираться будем. — Руку подала ему, а он брать не спешил. — Ты примерз, что ли?
— А ты кто такая будешь? — с подозрением спросил он.
— Зачем выспрашиваешь?
Хотел ответить, да так и застыл с открытым ртом — из снежной завесы вынырнул настоящий мертвец! Не сойти ему с этого места, если врет!
— Заложный! — Иван собственного голоса не узнал, завопил как баба. — Заложный! Беги, девка, беги, я…
Еще один ощутимый пинок заставил его замолчать. От неожиданности Иван язык прикусил, во рту привкус крови почувствовал. Обиженно прижав пальцы к губам, он уставился на девицу, а та руки на груди сложила, смотрит волком, покойника совсем не боится! Да и тот нападать не торопится, присел на корточки, откинул капюшон, посмотрел глазами своими белесыми, ухмыльнулся губами сухими.
— Фто вы делаете? — Язык во рту начал распухать.
— Овец твоих собираем, не видишь? — Заложный обвел рукой поле.
— Так федь мертфые они, — удивился Иван. — Фачем они фам?
— Так и я не то чтобы жив.
Мертвец хищно оскалился, Иван решил было, что сейчас-то ему уж точно конец, но девица вдруг отвесила заложному подзатыльник. Тот зашипел, голову потер, а она только глаза закатила.
— Это могло быть больно, — обиженно пробормотал покойник. — Вставай, мужик, говорить будем.
— Да хто фы такие? — Иван понял наконец, что убивать его не будут, расслабился, и ледяная рука смерти перестала сжимать его сердце.
— Прибыл Мрачный Взвод. — Девица окинула его безразличным взглядом. — Так откуда, говоришь, сбежали овцы?
Глава 2. Варна
Никак простой люд не поймет, что зло и зимой не дремлет. Всем кажется, что нечисть вместе со зверями в спячку впадает и дрыхнет до весны, но уверенность эта обманчива и совершенно безосновательна. Конечно, сложно представить ведьму, завернутую в тулуп, еще сложнее поверить в то, что она в валенках по снегу бродит и на помело садится, но это не повод забывать о Студенце и его дрянном нраве. Перевертыши зиму любят, как и все твари, способные в животных обращаться, потому что зимой охотиться проще, можно к стае прибиться, никто не станет беспокоиться, если зазевавшегося охотника волки сожрут, — кто там проверять пойдет, не было ли среди зверья кого похуже? Но чем ближе Коляда, тем опаснее становится в забытых богом деревнях.
Варна ткнула Ивана в спину, чтобы поторапливался, — она замерзла, спина заледенела, сапоги мокрые, плащ висит на плечах неподъемным грузом, к полам прилипло столько снега, что можно слепить снежную бабу.
Дарий подставил лицо белым хлопьям и радовался как ребенок. Конечно, ему-то мороз не страшен.
— Болит еще?
Иван бросил на них трусоватый взгляд из-за плеча и покачал головой. Дарий напихал ему в рот целую пригоршню снега, чтобы язык не распух еще больше, и теперь мужик выглядел до крайности обиженным.
— Не дуйся, я ж не со зла.
— Не говори со мной, заложный. — Иван шустрее заработал ногами, прокладывая ими дорогу к деревне.
— Какой нежный, — фыркнул Дарий.
— Что тут странного происходит? — Варна завернулась в плащ, но теплее не стало.
— Да ничего не происходит. Живем себе, в ус не дуем, детей растим. Теперь на тот свет отправимся, верно, овец-то нет, есть нечего.
— Там не так страшно, как говорят, — попытался приободрить мужика Дарий.
Иван любезности не оценил, запыхтел, как загнанный конь, изо рта пар повалил и повис над ним непрозрачным облаком. Какой-то ранимый мужичонка попался, совсем шуток не понимает.
Деревня как деревня — улица, вдоль протоптанной дороги заборы стоят, за ними прячутся избы. Победнее, побогаче, но в целом — почти одинаковые. Правильно старики говорят: «Если видел одну деревню, считай, все повидал».
К каждой избе дорожка из еловых ветвей выложена. Ель — Древо Мироздания, местные хорошо подготовились к приходу Коляды. Пахучие ветви защитят дома от злых духов и прочей нечисти, волнами прущей из Черной Пади.
Варна прищурилась и разглядела в конце дороги покосившееся деревянное здание — крест блестел в предрассветных солнечных лучах, отбрасывал золотистые блики на дорогу. Значит, Слово даже сюда принесли, Светозарные времени зря не теряли.
— В нового Бога верите? — будто бы невзначай спросила она.
— А вы? — Иван плюнул на землю и остановился. — Верите, что где-то сидит старец, который ответы на все вопросы знает?
