— Тебе и тепла не надо? — спросил Ефим.

— Ему от него только хуже, — ответила Варна.

— Неужто?

— Знаешь, что с мясом происходит, если его в тепле оставить? — Дарий склонил голову к плечу, прожигая священника взглядом. — Так вот — я мясо.

— Дарий! — шикнула на него Варна.

— А что? Хотел ведь страшных историй, разве эта не самая жуткая? Нравится, отец?

— Ты юн и горяч, твои колкости меня не ранят. — Ефим выглядел скорее разочарованным, чем злым.

Дарий вскочил и вышел из дома, хлопнув дверью. Варна громко выдохнула, встала, налила себе травяного сбора и села на край стола.

— Вкусно пахнет.

— Сколько ему? Семнадцать? — Ефим открыл заслонку и взял в руки рогач.

— Через пару лет тридцать.

— Да что ты? А когда…

— Ему было чуть больше восемнадцати лет, ты прав.

— И он не стареет с тех пор?

— Как видишь.

— Страшное колдовство. — Священник поставил горшок на стол. — А еда? Есть ему тоже не нужно?

— Он мертв, отец. — Варна приподняла крышку и вдохнула крепкий мясной аромат. — Дарий не дышит, не спит, не ест, ему нужна только кровь.

— Господи спаси… — Ефим сел на трехногий табурет. — Какой ужас.

— Будешь причитать — он продолжит гавкать, в конце концов даже ты не выдержишь и завяжется драка. Я разнимать вас не стану, а у него, кстати, серп под плащом.

— Невзлюбил он меня.

— Ты живешь его жизнью. Накладывай, да побольше. — Варна кивнула. — Он не любит всех, кто способен взрослеть и выбирать свою судьбу.

Ненароком вспомнился Свят и их глупые пререкания. Взрослые мужики, а вели себя как дети. Но в конце Дарий повел себя по-взрослому, а ребенком оказалась она.

Варна вздохнула и принялась работать ложкой.

О Святе никто не говорил, все считали его погибшим. Вот бы и ей жить в неведении! Да только он на ее глазах обратился в пепел и взлетел в небо, окруженный ведьмами. Дарий принял его выбор, а вот она не примет никогда.

— Что за камень у тебя на душе лежит? — Ефим налил ей еще отвара.

— Там не камень, отец. — Она вздохнула.

— Я старше тебя лет на десять всего, можешь звать меня по имени.

— За что тебя, такого молодого, сюда сослали?

— Не хотел силой людей в свою веру обращать, — спокойно ответил мужчина. — Упирался, упирался, а потом пришли Светозарные с посланием, дескать, пора, батюшка, уезжать, если жить хочешь. Я и уехал, терять мне нечего.

— Хм. — Варна пожала плечами, но ничего не сказала.

— А ты во что веришь? Я вижу письмена на твоем клинке, но…

— Мрачный Взвод стоит на границе миров, веков и верований, — отчеканила она. — Если Господь откликается на молитвы, охотник может использовать его силу, но и языческих оберегов мы не чураемся.

— Интересная у вас жизнь, опасная, но хоть со скуки не помрешь.

— Зато просто помереть как нечего дел…

Дверь открыли будто пинком — в дом ворвалась женщина. Платок съехал с головы, лицо красное, заплаканное, богатый тулуп распахнут. Собиралась она явно впопыхах.

— Правду говорят, что вы охотники?!

Не дождавшись ответа, женщина упала на колени, приложилась лбом об пол, схватила Варну за босые ноги и запричитала:

— Помоги, помоги безутешной матери! Ушла, пропала дочка, не могу найти ее! Сама не знаю, как так вышло, калитка заперта была, а Машка возьми, да и…

— Стой, погоди. — Варна оторвала женщину от себя, отодвинулась и, не переставая жевать, спросила: — Как дочь твоя с моей работой связана? Мы поиском детей не занимаемся.

— Тут тварь рыщет, сама знаешь! Украла детку мою, украла! — Мать залилась слезами, Ефим присел рядом с ней и обнял ее за плечи. — Клянусь, не сама она ушла!

— С чего ты взяла? — Мясо в душенине было удивительно вкусное, нежное, крольчатина, наверное; отвлекаться от еды из-за чужих бед Варне не хотелось.

— Она никогда от меня не отходит, с рождения хвостом за мной, я…

— Прямо с рождения ходит? — Варна вздохнула, отложила ложку и наклонилась к женщине. — Ладно, что за девчонка у тебя? Во что одета была?

— Мелкая такая, светленькая, глазки голубые, ей шесть лет недавно исполнилось, совсем крошечная. А одета, ох, сейчас… — Мать крепко задумалась. — Шубку отец привез из Ясностана, красная такая, яркая-яркая, уж не знаю, чем они мех покрасили, но…

— Ясно, — перебила ее Варна. — Куда пойти могла? Сегодня Коляда, может, к друзьям убежала?

— Нет, Машка не могла, мала еще, никуда одна не ходит, да и друзей нет у нее. — Женщина замотала головой. — Помоги найти, а? Люди мы зажиточные, муж мой дегтекур [Дегтекур — человек, гонящий деготь из бересты. Здесь и далее примечания автора.], да какой! Постоянно в столицу катается, учит тамошних неумех деготь гнать да кожу выделывать с его помощью. Отплатим! Монет насыпем, сколько скажешь!

— Погоди с монетами. — Варна задумалась. — В округе действительно что-то бродит, но пока мы не узнали, что именно.

— Так узнайте! Пойдем в наш дом, напою, накормлю, перины мягкие, подушки пуховые! Только найди Машку мою!

— Я с вами пойду. — Ефим встал.

— Он что, не блаженный? — удивилась женщина.

— Кто тебе сказал такое? — в свою очередь удивился священник.

— Так все говорят.

— Мы ребенка искать будем или выяснять, хворый ты душою или нет? — Варна встала. — Раз решил — одевайся. По пути Дария захватим.

— Мы ведь не знаем, куда он ушел. Он может быть далеко. — Священник торопливо надевал тулуп.

— Не может. — Варна с сожалением сняла с печи не успевшие высохнуть сапоги. — Никуда ему от меня не деться.

Про зажиточность Светлана не соврала — изба у нее и правда была добротная, коньки резные, наличники на окнах напоминали кружево. Явно не местные дом строили, у этих бы и снежок круглым не вышел. Нет, хозяин, скорее всего, привозил плотников и зодчего из Ясностана. Забор белый, ровный, к крыльцу тропинка протоптана, а на ступенях сидел мужик, красивый, зараза, молодой, широкоплечий — богатырь, не иначе.

Увидел их, вскочил, кинулся навстречу. Глаза у него оказались голубые-голубые, точно вода в горном ручье. Варна, конечно, отметила красоту хозяина двора, но вот за руки себя хватать не позволила — вырвала пальцы из горячих ладоней и толкнула мужика в грудь.

— Прости мою горячность, — богатырь смущенно покраснел, — но тревога за дочь меня с ума сводит.

— Будет тебе волноваться. — Краем глаза Варна увидела, что к забору подошел Дарий. — Где видел ее в последний раз? Куда уйти могла? Жена твоя говорит, что друзей у девчонки нет.

— Ей шесть лет, какие тут друзья? Да и не якшаемся мы с местными, я…

— Нос воротите? — Варна усмехнулась. — Дегтекур государев до общения с челядью не опускается, а?

— Что ж ты так… — Мужик смутился еще сильнее. — Беречь семью пытаюсь, лучшим обеспечить, увезти отсюда подальше — разве это плохо?

— Отчего ж? Это хорошо. Но и нос задирать не стоит, кто теперь поможет тебе, если не соседи? Может, кто-то видел Машку вашу, а теперь не скажет, потому что ты его обидел.

— Как можно? Ребенок же.

— Роста в тебе косая сажень, а наивный как младенец. — Варна огляделась, решая, с какого дома начать. — Люди совершают ужасные вещи, просто чтобы другого уесть, не слыхал о таком? Как там тебя?

— Василий. Вы с нами пойдете, отец Ефим?

— А как же. — Священник кивнул. — Нужно найти ребенка, пока солнце светит, после заката…

— После заката живой мы ее вряд ли найдем, — жестко закончила Варна. — Начинайте дома обходить, девчонка в красной шубке была, не заметить ее в снегу почти невозможно. Мы налево пойдем, а вы — направо. Встретимся у колодца, там и решим, что дальше делать.

Богатырь или нет, а в глазах слезы стояли. Неужто ребенок единственный? Эх, Василий, не священник в вашей деревне блаженный — в Коляду дочь из поля зрения выпустить, это ж кем нужно быть? А к ночи бабы гадать начнут, тьма сгустится над каждым домом, Слово не защитит тех, кто не верит, в деревню и черти прийти могут, и кто похуже.

В первом доме им открыла старуха, плюнула через порог, еще раз — через плечо, только после этого заговорила.

— Не знаю, — говорит, — никакой Машки не видела. Тесто замешиваю весь день, нет у меня времени за чужими сопляками приглядывать, своих полон дом.

— Можно быть и поприветливее с гостями, — проворчал Дарий.

— Не учи меня жизни, малец, — фыркнула бабка. — Уходите, не нужно злить Студенца своим присутствием.

— Да он мой старый друг. — Варна пошевелила замерзшими пальцами. — Не слышала разве, что Взвод…

— И нашим, и вашим служите, знаю, знаю. — Морщинистое лицо презрительно скукожилось. — Уходи, девка, — прошипела старуха, — не знаю я ничего.

В следующем дворе их даже за калитку не пустили — хозяин стоял насмерть, преградил им дорогу вилами, да только выронил их, когда Дарий капюшон снял. Никто не хотел в Коляду с Мрачным Взводом дел иметь.

Пока по улице шли и снег ногами загребали, наткнулись на ряженую малышню — мелкие совсем, лет восьми, в масках, бусами увешаны красными, платками цветастыми подвязаны. Один из них на Дария налетел, лбом ударился о его бедро и повалился в снег. Лежал на спине, барахтался, валенками сучил, его друзья хохотали, а помогать не торопились.

Варна взяла мальчишку за шиворот, поставила на ноги. Маска съехала с раскрасневшегося личика.