«А помнишь Фреда?» — как-то раз ни с того ни с сего спросил Терри Дэйва уже много лет спустя. Фред был несчастным братом Эллы Паркер, которого изгоняли в спальню со строгим наказом не высовывать оттуда носа, пока идет встреча умов.
Одна из причин малого количества участников бирмингемского Истеркона заключалась в том, что НФ-сообщество берегло себя и деньги для лета, когда Всемирный конвент научной фантастики готовился всего второй раз за свою 23‐летнюю историю обрушиться на Лондон — в атмосфере гламура и в сопровождении множества узнаваемых американских имен. Дэйв и Терри заплатили по 60 шиллингов, в которые входила стоимость номера, и в августовские банковские выходные 1965 года заселились в отель «Маунт Роял» в Марбл-Арче.
Воспоминания Дэйва об этом мероприятии навсегда останутся неполными из-за утраты целого дня в силу, как он выразился, «эпического похмелья. Терри говорил, что, когда я наконец показался, то был отвратительно-зеленым, но постепенно пожелтел и в конце концов сделался просто смертельно-бледным». Возможно, Дэйв перебрал из-за стресса от выступления на сцене во время одного из субботних мероприятий. Он не сдерживался на той дискуссии о фэнзинах и о том, что именно люди получают от их чтения и участия в них. «Не уверен, что мою категоричность оценили», — говорит он, имея в виду свою разгромную критику ряда изданий, которые не давали ни читателям, ни авторам практически ничего. Терри сидел в зале и наслаждался от души.
Но в целом это было серьезным шагом вперед после Питерборо и Бирмингема — хотя бы в отношении жилья и гостиничной еды. Впрочем, не все остались довольны. Терри и Дэйв с немалым удовольствием подслушали, как американский писатель Джеймс Блиш горько сетовал, что на завтраке не было вафель. После чего громкое и сокрушенное «Ва-а‐а‐афли», произнесенное с американским акцентом, стало их любимой шуткой.
И именно на Ворлдконе Терри оказался за соседним писсуаром с Артуром Кларком и, как уже упоминалось выше, на всю жизнь запомнил, что даже великим время от времени приходится облегчаться на публике. Однако потом был, возможно, еще более просветляющий момент: Терри с Дэйвом подслушали, как Кларк рассказывает, по всей видимости журналисту, о своем творчестве, — и быстро пришли к выводу, что это самый претенциозный разговор в их жизни.
Вернувшись в зал, Кларк выступил с речью «Как я перестал волноваться и полюбил Стенли Кубрика» об их работе над новым проектом. Его первым названием было «Путешествие по ту сторону звезд», но недавно они придумали кое-что получше: «2001: Космическая одиссея». Звучало многообещающе. Еще Кларк принес гвоздь якобы с корабля «Баунти» восемнадцатого века, на котором состоялся знаменитый мятеж, и кусок теплозащитной оболочки космического судна «Меркурий», и показал их публике для иллюстрации того, что эти два предмета разделяет всего сотня лет, а значит, будущее подкрадывается к тебе незаметно7.
На других мероприятиях шли уже знакомые сражения. Гарри Гаррисон поучаствовал в дискуссии под названием «НФ: спасительница современного романа» и смело заявил, что нефантастический роман мертв, бескомпромиссно добавив: «Не бойтесь говорить, что мы — правы, а они — нет». А «тайным гостем» конвента оказался американец Роберт Блох, автор романа «Психо», по которому снял фильм Хичкок. Терри не считал роман чем-то выдающимся, зато сам Блох в тот день отличился запоминающимися перлами: он назвал Вестминстерское аббатство «Форест-Лауном [Форест-Лаун — кладбище в Лос-Анджелесе для голливудских звезд.] бедного человека», сообщил, что «в моей семье вдруг объявилось много родственников», и провозгласил: «Я примирился с Богом; он капитулировал две недели назад»8.
Что до буйного поведения, наблюдавшегося в Питерборо и Бирмингеме, — возможно, масштабность Ворлдкона присмирила хотя бы некоторых «шалопаев». Но, очевидно, не всех. Кто-то пририсовал красным фломастером соски викторианским женщинам на новеньких обоях отеля. (В «Маунт-Рояле» наверняка пожалели, что провели ремонт до Ворлдкона, а не после.)
Оказывается, побывал на том конвенте и Кристофер Ли, но Терри и Дэйв его не видели, а если бы и увидели, не впечатлились бы. На тот момент Ли, с их точки зрения, был посмешищем из-за множества дешевых постановок «Хаммер Филм», а не национальным достоянием, каким он еще станет9. Пропустили они и закрывающее мероприятие конвента на тему «Доктор Кто», проведенное в Планетарии издательством Penguin Books, где присутствовал как минимум один настоящий далек. По мнению Терри и Дэйва, далеки и Доктор Кто не имели отношения к настоящей научной фантастике. Так, развлечение для детей10.
Был конец августа. Как и после конвента 1964 года в Питерборо, Терри вернулся домой — и затем в школу. Но то, что к ней у него душа уже не лежала, — слабо сказано. Еще до конца месяца, в возрасте семнадцати лет, он бросит учебу и присоединится к Дэйву в мире взрослой работы.
СНОСКИ
1 А когда привезли, оказалось, что их не на что вешать. Обычное дело.
2 Тогда как Гарольд Уилсон, которому в том октябре предстояло стать премьер-министром, в 1964 году пребывал в почтенном возрасте 48 лет. По словам Дэйва, его ранний интерес к курению трубки служил для Терри источником «немалого веселья».
3 «Внутренний человек: Жизнь Дж. Г. Балларда» (The Inner Man: The Life of J. G. Ballard), Джон Бакстер, 2011.
4 Можно было бы подумать, что у Ли Брэкетт, сценаристки «Большого сна» с Богартом/Бэколл и фильма Хоукса/Уэйна «Рио-Браво» (а затем и «Долгого прощания» Роберта Олтмена), была неслабая заявка на звание самой выдающейся писательницы, удостоившей своим присутствием конвент, но что-то подсказывает, что дела обстояли совсем не так.
5 На самом деле 26‐й. В 27‐м вышло письмо Терри.
6 Ее директором был Джон Грейвс — младший брат поэта Роберта Грейвса, о котором Терри упоминал в письме Толкину.
7 У Терри была своя версия этого временного трюка: он говорил, что его отец — окажись он в чуть других географических обстоятельствах — легко мог бы пожать руку самому Уайатту Эрпу.
8 Мало того что сам Альфред Хичкок превратил твою книгу в классику кинематографа, так он еще, судя по всему, заодно скупил весь тираж «Психо», чтобы как можно меньше людей знали концовку. Победа за победой.
9 К 2008 году, когда Ли озвучил Смерть в экранизации «Цвета волшебства» от Sky TV, тот этап его карьеры давно прошел и Терри был более чем рад его участию — не меньше, чем когда Ли пришел на его пятидесятилетие.
10 Терри не поддался всеобщим восторгам от «Доктора Кто». Хотя он безмерно любил Дэвида Теннанта, для Терри ловко решающая любые проблемы «звуковая отвертка» Доктора служила ярким воплощением приема «и он спасся в один скачок» — тем решением сюжетных дилемм, которое он считал а) безнадежно устаревшим и б) настоящей творческой ленью.
5. Необычные овощи, трусики судьи и адский скутер
Однажды в Часовне мы с Терри посвятили несколько часов тому, чтобы разгрести почту. Эта работа порой могла сравниться с покраской моста Форт в Эдинбурге — такая же бесконечная, — но периодически мы выделяли на это время и засучивали рукава: я читал вслух, Терри диктовал ответы.
Существовала пара важных правил. Первое — любое письмо, начинавшееся с «У меня есть идея, которая очень бы вам пригодилась…», я откладывал, не зачитывая. Это было связано не с вероятным качеством задумки. Скорее с длительностью и стоимостью судебных разбирательств, которые могли последовать, если бы автор письма заявил, что Терри его обокрал. Точно так же — и по той же причине — мы поступали с любой бандеролью, которую сопровождала записка «Почитайте мой роман о Плоском мире…»1.
А второе правило — не есть ничего съедобного. Этот эдикт был издан после того, как в Часовню доставили аппетитный фруктовый торт и мы с Терри благодарно с ним расправились, попивая чай. Торт и торт, мы бы о нем и не вспоминали, вот только в следующие сутки нас независимо друг от друга посещало слабое, но устойчивое ощущение галлюцинаций. Да, Терри порой говорил, что для него работа воображения часто близка к галлюцинациям. Но не настолько же. Это смутное тревожное ощущение сопровождалось желанием смотреть на вещи чуть пристальнее обычного, чтобы убедиться, что они именно то, чем кажутся. Что на самом деле было в этом фруктовом торте — кроме фруктов и торта, — мы так и не узнали (по очевидным причинам — улики были уничтожены). Но с того дня нашей предостерегающей мантрой стало «Не есть угощения от фанатов».
Однажды на таком вечернем сеансе чтения почты (без съедобных посылок, подозрительных или нет) я зачитал письмо от студентки-журналистки, которая писала, что всегда обожала книги Терри, и что ей задали взять интервью, и если Терри найдет время с ней поговорить, то это будет не только исполнением ее многолетней мечты, но и подспорьем в учебе. Терри заваливали письмами такого рода, и обычно он в ответ желал авторам удачи в учебе и в жизни и дальше не шел. Но в этот раз у него появилась другая идея.
— А там указан телефон?
Телефон нашелся. Я передал письмо, Терри взял трубку.
— Алло, — услышал я. — Это Терри Пратчетт. Вы хотели взять у меня интервью.
