Четверг был днем перед выпуском — самым суматошным в редакции, зато пятница, когда газета выходила, выдавалась сравнительно спокойной. Первым заданием Терри в тот день было освобождать наколку — острый инструмент на деревянной подставке, на который нанизывали не вошедшие в выпуск события недели, чтобы, если потребуется, использовать их позже — «как мусорная корзина с возможностью восстановления», говорил Терри6. А затем ему поручалось на час-другой стать Дядюшкой Джимом.
По словам Терри, «никому не хотелось писать для уголка Дядюшки Джима». В Bucks Free Press существовала рубрика «Детский кружок», каждую неделю выделявшаяся для читателей младшего возраста: мир объявлений о днях рождения, публикующихся по просьбам родителей, или рассказов, иногда о говорящем кролике Бу-Бу или говорящем горностае Питере Пайпере; а главенствовал в кружке мифический Дядюшка Джим — то есть тот член редакции, которому не повезло вытянуть короткую соломинку. Все-таки по меркам серьезной новостной журналистики это было несерьезно до невозможности — даже хуже текстов о необычных фруктах и овощах.
И будто этого мало, задание в любой момент могло стать ловушкой. «Действующему Дядюшке Джиму приходилось смотреть в оба, — писал Терри, — потому что каждый остряк в округе изо всех сил старался протащить в газету какую-нибудь пошлятину под видом детского имени. Засранцы. Как бы выразиться помягче? Ну, если вас правда звали Р. Ситч [R. Sitch звучит как «arse itch» — «зуд в заднице».], приношу извинения за то, что не известил Бакингемшир о вашем дне рождения, потому что хотя бы это я не пропустил»7.
Итак, новенький мальчик на побегушках, не имевший права голоса, облачился в не слишком величественную мантию Дядюшки Джима. Но со временем он перестал жаловаться. Оказалось, мантия Дядюшки Джима ему очень даже к лицу.
Можно без преувеличения сказать, что Терри Пратчетт совершил революцию в «Детском кружке». Еще никто в истории Bucks Free Press не дядеджимил так, как Терри. В сравнении с тем, что выходило здесь раньше, его первые недели можно было назвать цунами креативности. Сразу пришел конец кролику Бу-Бу и Питеру Пайперу: в смену Терри бакингемширские дети о них больше не слышали. Вместо этого они увлеченно следили за тем, как профессор Прыщ строит ракету для полета на Марс, не забывая повесить занавески на иллюминаторы и большой медный молоток на дверь. Или присоединялись к армии захватчиков из Тропнесианской империи на Грошовых островах, которые после римлян неудачно вторглись на Британские острова под предводительством генерала Мерзавица. («Так оно в истории и бывало, — услужливо пояснял рассказчик. — Видишь пустое место — захвати; и чужие корабли выстраивались в очередь в Ла-Манше ради старого доброго покорения»). Или наблюдали, как отряд гномов отправляется через коварные моря на сделанной из каштана подлодке с двигателем-резинкой. Или становились свидетелями того, как Гамельнский крысолов прибывает в городок Блэкбери посреди забастовки дворников и уводит прочь городскую управу — «кроме мистера Пателя, который спрятался под водой у берега реки и дышал через тростинку, что не так просто, как пишут в книжках».
Еще читатели увидели, как Уэльс превращается в британский Дикий Запад — богатый, безумный и опасный, только не из-за золотой, а из-за угольной лихорадки; познакомились и пустились в странствия с Бедивером, «самым красивым из всех пастухов, и его псом Сбрендивером, лучшей овчаркой во всем Уэльсе».
По этим экзерсисам — пусть коротким и, несомненно, по-юношески сыроватым — видно, как отлаженно уже в те годы работала классическая пратчеттовская машинерия. Уже в семнадцать Терри открыл, что можно перенимать традиционные пыльные приемы и оживлять их, с ходу переворачивая, а затем в лобовую сталкивая фантастическую завязку с современностью во всей ее языковой красе. История могла начинаться: «Давным-давно (так начинаются все сказки) жил-был юный принц…» [Пер. М. Сороченко.] А вскоре птичка на дереве доверительно сообщала юному принцу, что есть «принцесса Селена, и если ты хочешь на ней жениться, то придется поухаживать: шоколад, цветы и всякое такое». Начинающий журналист уже осваивал мастерство пародийной героики, лукаво ослаблял гайки традиционного повествования, чтобы посмотреть, не выйдет ли из этого чего-нибудь смешного.
Конец ознакомительного фрагмента
