Харрен подошел к Трайку. Высокий провозвестник молча ожидал под сенью челнока. Губернатор не жаловал ни самого священника, ни чуть ли не раскольническое ответвление Министорума — церковь Гласа Императора, которая укоренилась на Дарканде после истребления культа Бортри. Учитывая, что Трайк провел на планете всего восемь стандартных терранских лет, Харрен весьма удивился, когда священники Конгрегации единогласно избрали его Высоким провозвестником. Трайк стал самым молодым иноземцем из всех получавших этот сан. Сегодня он впервые отправлял ритуал Дня Схождения.

Как и все собравшиеся, напомнил себе Харрен. Палящий сезон наступал один раз в столетие, когда Дарканд на пути по орбите близко подступал к постоянной вспышке на звезде системы, названной служителями Адептус Астра Картографика Столпом Ярости. Следовавший за этим климатический феномен выжигал девять десятых планеты до состояния безжизненной пустыни и сгонял степные племена в полярные области, а граждан единственного на Дарканде постоянного поселения, Небопада, — в катакомбы, пронизавшие склон горы, на котором вытянулся город. Палящий сезон знаменовался Днем Схождения: представители племен и имперские вельможи с других миров собирались все вместе, чтобы ритуально разыграть прибытие на планету первых колонистов.

Харрен подошел к Трайку, и они вдвоем зашагали по лестнице к кормовому люку челнока. Под скрежет деревянных ножек о камень и шелест сандалий собрание поднялось со своих мест.

Священник и губернатор остановились у закрытого люка. Трайк протянул руку и приложил расставленную ладонь с длинными мертвенно-бледными пальцами к панели генетического замка. Зажужжали запорные механизмы, и облицованная керамитом перегородка скользнула в сторону. Внутренние помещения челнока заливала чернильная тьма. Освещение храма выхватывало не более метра истертого ржавого настила. Поток воздуха, вырвавшийся из челнока, обдал Харрена смрадом разлагающегося трупа, в котором смешались вонь пустотной плесени, резкий запах старой резины и машинного масла и приторно-сладкое зловоние давно истлевших грызунов. Губернатора пробрала дрожь даже в меховых одеяниях.

Оставалось потерпеть всего несколько минут, и церемония закончится. От губернатора требовалось шагнуть на пару метров в темноту челнока вместе с Трайком и прочесть Песнь Основания. Тогда Высокий провозвестник поднимет в руках пожелтевший череп без нижней челюсти, который, по преданию, принадлежал самому первому колонисту, а Харрен возложит на него руку, повторно освятив клятвы планетарного правительства Богу-Императору и отцам-основателям. После ритуала — недолгая формальная исповедь в стандартных грехах, и на том участие губернатора в Дне Схождения завершится. Он выйдет обратно на поверхность, уважив древнюю традицию, и уже через полчаса будет в центруме доминус.

Тогда откуда такая нерешительность?

Рядом шелохнулся Трайк. Совсем чуть-чуть, едва заметно под тяжелыми полами его одеяния, но этого оказалось достаточно, чтобы Харрен едва не сорвался бежать. Губернатор усмехнулся своим сомнениям. Склонив голову и подобрав одеяния, он шагнул через порог в отсек челнока.

Внутри вонь древнего заброшенного корабля стала еще невыносимее. Харрен с трудом поборол желание закрыть нос рукавом расшитой золотом мантии. Еще шаг в темноту, и губернатор скрылся с глаз вельмож, собравшихся у подножия лестницы. Еще шаг, и он с головой погрузился в тени возрастом три тысячи лет.

Вдруг послышалось пощелкивание, чуть слышное, ритмичное. Харрен нахмурился. Не сразу он сообразил, что так щелкает активированный генетический замок. Губернатор развернулся к люку ровно тогда, когда загудели запорные механизмы. На секунду в проеме мелькнул зловещий силуэт Трайка в его пресловутой церемониальной мантии и с вуалью на лице. А затем люк челнока закрылся, лязгнув запорными штифтами, и Харрен оказался в кромешной темноте.

Минуту он не мог шелохнуться. Минуту он не мог даже вздохнуть. На минуту им овладели злость и потрясение. Губернатор осторожно шагнул обратно к выходу, слепо шаря руками перед собой.

И тогда в темноте что-то протяжно заскрежетало. Злость и смятение испарились, пожранные внезапным приступом ужаса, сдавившего сердце. Харрен здесь не один. Здесь есть кто-то еще.

Готовые сорваться с губ гневные слова переросли в крик.

День Схождения закончился. А восхождение только начиналось.

Вершина, Небопад

Генетический замок считал ладонь канцлера Тугана, и дверь в главный вокс-узел послушно скользнула в сторону. Из храмового района столицы в административный сектор Туган добрался на правительственной автомашине, а затем на гравитационном лифте поднялся на главную вокс-станцию, которая примостилась на самой вершине горы, возвышающейся над ступенчатой панорамой города. У главного входа канцлера встретил вокс-майорис Ганьзориг — худой близорукий человек, рожденный и выросший в Небопаде.

— Канал восемьдесят девять, канцлер, — доложил главный связист, проходя вместе с Туганом внутрь.

Станция располагалась в круглом зале с высокими потолками, опоясанном шестью ярусами галерей, посреди которого громоздились окантованные латунью вокс-ретрансляторы и наблюдательные посты. Хоть всюду и работали десятки адептов-связистов, в помещении царило удивительное спокойствие. Над столами шелестели приглушенные голоса служителей, зачитывающих рапорты на фоне потрескивания и шипения вокс-рожков. Ганьзориг отвел Тугана к вспомогательному посту, отделенному от основного помещения несколькими защитными панелями.

Следующее помещение оказалось теснее. За высокомощными установками трудилось всего шестеро адептов. Как и все прочие служащие главного узла связи, они тоже родились в Небопаде — высокие, худощавые и бледнокожие, в отличие от коренастых степняков. Даже после тридцати лет службы губернатору Харрену почти на самой вершине иерархии Дарканда Ганьзориг так и не освоился в Вершине — нервном центре правительства Небопада. Каждый член правящей касты Дарканда — исключая эмиссаров племен и поборников интересов степных народов, а также тех, кто был прислан из других уголков Империума, — родился и вырос среди узких пологих улочек столицы. Невысокий безволосый Туган, под мантией которого скрывалась развитая мускулатура и задубелая под ветрами и солнцем кожа, явственно выделялся на их фоне. Ему никогда не стать по-настоящему своим среди элиты Небопада, никогда не войти в круг политиков-горцев, правящих единственным постоянным селением на планете. Как подозревал сам Туган, здесь и крылась причина, по которой его избрали канцлером. Разделяй и властвуй — именно на таком принципе и зиждился Империум испокон веков. Ганьзориг остановился у двери вспомогательной станции и приложил руку к громоздкой вокс-установке, вживленной в его бледную лысеющую голову. Выражение лица служителя стало еще более подавленным.

— Они запрашивают сеанс прямой связи, — сообщил он Тугану. — Лицом к лицу.

— Мы слишком медлим с ответом, — отозвался канцлер севшим голосом. — Они не любят, когда испытывают их терпение. Я сам взойду на платформу.

— Прямо сейчас? — с сомнением спросил Ганьзориг. — Вы уверены?

— Уверен, — подтвердил Туган. — Если решим ждать губернатора, лишь сильнее разозлим наших гостей. Я дам им любые гарантии, какие только смогу.

Ганьзориг кивнул и подал знак одному из адептов.

— Активировать коммуникационные платформы.

Туган задержался, чтобы проверить свои одеяния, поправил позолоченную брошь из ятового рога, служившую символом его власти, а затем ступил на одну из шести гололитических платформ вспомогательной станции. Канцлер почувствовал, как завибрировала через сандалии плоская поверхность, воздух низко загудел. Полосы люменов над головой затемнились.

— Коммуникационный запрос принят. — Ганьзориг вновь приложил руку к вокс-имплантату, расшифровывая поступающие потоки информации. — Коды подтверждены, устанавливаю связь. Ожидайте, канцлер.

Гололитическая платформа напротив ожила. Затрещали электрические разряды, гул их все нарастал. Пространство над второй площадкой задрожало, изменяясь, в полумраке разлилось бледное свечение. Затем в воздухе материализовался белый фантом — зернистое изображение, искаженное статическими помехами.

Призрак, закованный в бесплотную броню и завернутый в толстые шкуры, принадлежал настоящему гиганту. На одном массивном наплечнике красовалась эмблема с зазубренной молнией. Шлема гигант не носил, и голопроекция изобразила гордое лицо с острыми чертами и длинными висячими усами, не сильно отличающимися от тех, которые отрастил сам Туган. Облик воина обезображивали ритуальные шрамы — три рубца рассекали обе щеки от высоких скул до волевого подбородка. Несмотря на помехи и мерцание проекции, глаза гиганта глядели надменно и хищно, даже свирепо. Воин властно посмотрел на канцлера, поднявшего руки ладонями вперед в традиционном жесте приветствия на Дарканде.

— Приветствую, Небесный воин, и добро пожаловать, — нараспев произнес Туган, стараясь глядеть лишь на профиль имперского двуглавого орла, выбитого на широкой кирасе воина.