Эти мысли беспокоили ее, и она позволяла их себе только в минуты спокойствия, которые наступали после секса.
Он натянул штаны и сел рядом с ней. Вдруг устыдившись своей наготы, Бет расправила юбку. Трахаться на кладбище. Боже мой.
Она посмотрела туда же, куда и Джоуи. С холма были видны огни центра Бьюкенена и мерцающая рябь моря.
— Как-нибудь натворим серьезных дел, — сказал Джоуи.
Он часто так говорил. Бет понимала, что он имеет в виду. Что-то действительно опасное. Что-то действительно плохое.
— Мы с тобой, — сказал он, обнимая ее за плечи.
«Он как дикий зверь, — думала Бет. — Дикий жеребец. Мустанг, который позволил тебе объездить его и кататься на нем по ночам. По всяким диким местам. На край обрыва».
Она закрыла глаза и представила. Представила, как скачет на Джоуи-мустанге на вершину крутого известнякового холма. Далеко внизу — пустыня. Ночь полна звезд, как и сейчас. Вокруг ни души, только Бет, ее дикий жеребец и головокружительная бездна.
Она пришпоривает его пятками.
И он прыгает.
Позже они заметили фары маленькой машинки для гольфа, на которой сторож объезжал кладбище по ночам, и сбежали вниз по холму, мимо могил, через заросли мокрицы, к темному оврагу, на дне которого текла река. Бет показалось, что она слышит удивленные возгласы сторожа, обнаружившего изуродованные памятники, — но, вероятно, лишь показалось. Однако мысль позабавила ее, и она рассмеялась.
Джоуи погнал мотоцикл мимо домов со спящими людьми, петляя по извилистым окраинным улочкам Бьюкенена… мимо дома Мириам Флетт, которая повернулась в кровати от шума мотора и дикого хохота Бет Портер и подумала сквозь сон о том, каким чудны́м стал город в последнее время.
Глава 3. Машины
Джим Бикс был некрасив, как, по слухам, был некрасив президент Линкольн. Исключительно, в величайшей степени.
У него было вытянутое, покрытое оспинами лицо. Его глаза, когда он сосредотачивал все свое внимание, напоминали яйца пашот, уложенные в чашки из кожи и кости. Стрижка ежиком подчеркивала уши, торчавшие на первый взгляд как ручки кувшина, а на второй — как ручки детсадовского горшка или творения гончара, страдающего тремором.
Это лицо не могло скрывать эмоций. Когда Джим Бикс улыбался, вам хотелось улыбнуться в ответ. Когда он усмехался, вам становилось смешно. Мэтт знал, что Джим прекрасно понимал свою бесхитростность и стеснялся ее. Он не играл в покер. Лгал редко и всегда безуспешно. Однажды Мэтт своими глазами видел, как Джим попытался солгать: взял на себя вину за разбитую антикварную статуэтку Лиллиан, прикрывая истинного виновника — их собаку, которую Лиллиан терпеть не могла. Его ложь была такой несвязной, заведомо выдуманной и очевидной для окружающих, что все, включая Лиллиан, расхохотались. Не смеялся только сам Джим. Он раскраснелся и стиснул зубы.
Короче говоря, сложно было представить свидетеля надежнее, чем Джим Бикс. Мэтт держал это в уме, когда слушал рассказ друга. Из уст кого-нибудь другого рассказ прозвучал бы невероятно. Абсурдно. Но из уст Джима…
Доверие — самый осторожный судья — воздержалось от вердикта.
Тем августовским вечером Мэтт открыл дверь в четверть двенадцатого, чтобы впустить своего некрасивого и простодушного друга, который по совместительству был еще и одним из самых дотошных гистологов, встречавшихся Мэтту. Джим согласился выпить кофе и уселся на диван в гостиной. В нем было метр девяносто от пят до торчащих волос, и обычно он выделялся в любом помещении, но тем вечером, как показалось Мэтту, Джим будто сжался, ссутулился, а его лицо обвисло от тяжелых мыслей. Он молча взял чашку с кофе и крепко обхватил ее ладонями.
Мэтт списал это на усталость. В начале года больницу Бьюкенена сертифицировали как региональный центр травматологии. Для администрации новость была хорошей — повышались престиж и финансирование. А вот реакция персонала оказалась смешанной. С одной стороны, они получили все необходимые технические новшества — респираторы, бронхоскопы, новую палату реанимации в педиатрическом отделении. С другой стороны, теперь им предстояло иметь дело с тяжелыми пациентами, которых прежде направляли в Портленд. В отделении гистологии работы прибавилось в разы, а новых сотрудников не появилось. Вот уже два месяца Джим работал сверхурочно, почти до самой ночи. Разумеется, он сильно уставал.
Рэйчел уже отправилась спать, шторы были задернуты, и в доме стояла неуютная тишина. Джим откашлялся.
— Как дела у Лиллиан? — спросил Мэтт, скрывая их сегодняшнюю встречу.
— Вроде нормально, — ответил Джим. — Потихоньку. — Он пригладил ежик волос своей лапищей. — Давненько мы вас с Энни не видели.
— Чертов график. Что наш, что ваш. Надеюсь, в пятницу придете?
— Какая еще пятница?
— Эта пятница. У меня вечеринка. Я еще на прошлой неделе предупреждал.
— А, точно. Извини, Мэтт. Да, постараемся быть.
— Выглядишь пришибленным, — заметил Мэтт, и Джим не возразил. — Дело серьезное?
Джим кивнул.
— Тогда выкладывай. И пей свой чертов кофе, пока не остыл.
— В больнице какая-то дрянь творится, — сказал Джим. — Но меня никто не слушает.
По его словам, все случилось очень быстро.
Началось с понедельника. Джим получил пару жалоб от врачей из-за странных результатов анализов крови. Общие анализы, предметное стекло, эритроциты, лейкоциты. У пациентов с подозрением на анемию был чересчур низкий гемоглобин.
Кровь взяли заново, заказали новый анализ, Джим пообещал лично за всем проследить.
— Все было кошерно, я убедился. Но результаты… оказались хуже.
— Намного? — спросил Мэтт.
— Такие цифры нельзя показывать врачу. Что я должен был сказать? «Доктор, извините, но, согласно анализам, ваш пациент мертв»? А пациент в это время сидит у себя дома и смотрит «Дни нашей жизни» [«Дни нашей жизни» — американская мыльная опера, выходящая с 1965 г., один из самых длинных телесериалов в истории (свыше 14 000 серий).]. Хуже всего то, что парой образцов дело не ограничилось. Теперь у нас везде такие бредовые результаты. Гематология, гемостаз, иммунологическая реакция, тесты на группу крови. Невозможно проводить анализы. Каждый раз какие-то марсианские цифры.
— Проблема в лаборатории? — предположил Мэтт.
— Что это за проблема, если из-за нее все анализы испорчены? Вот и мне ничего в голову не приходит. Хотя я думал. Я поговорил со старшим ординатором, и мы решили передать самые важные исследования в другие лаборатории, пока не выясним, в чем проблема. Хорошо, мы это сделали. С тех пор прошло два дня. Мы все проверили. Вентиляцию на предмет неизвестных микробов. Качество стерилизации. Возможные замыкания в электросети. Все продезинфицировали. Провели анализ образца цельной крови из морозильника. Показатели в пределах нормы.
— То есть проблема решена?
— Вроде бы. Но у меня остались сомнения. Поэтому мы взяли свежую кровь у абсолютно здорового человека, посчитали тельца, гемоглобин, ретикулоциты, фибриноген плазмы, тромбоциты, сделали одноступенчатый количественный тест…
— И там снова ерунда? — догадался Мэтт.
— Не просто ерунда, — ответил Джим. — Такая дичь, будто мы исследовали стылую колодезную воду.
Мэтт почувствовал испуг, словно чья-то холодная рука погладила его по шее.
Если появилась новая патология и она распространилась настолько, что встречалась во всех анализах крови, проведенных Джимом… почему она не попалась больше никому?
— А что с анализами, которые вы отправили в другие клиники?
— Нам их не вернули. Мы обзвонили частные лаборатории. Говорят, извините, но результаты, кажется, недостоверные. Спрашивают, не были ли образцы повреждены или загрязнены во время перевозки. В это время старшему ординатору звонят из больницы Астории, спрашивают, не заметили ли мы странностей с гемограммами? Потому что они заметили. И в Портленде тоже.
— Господи, — выдохнул Мэтт.
— Так обстоит дело на сегодня. Конечно, все с ума сходят. До центра по контролю за заболеваниями не дозвониться. После обеда я взял еще один свежий образец и сунул под микроскоп — посмотреть, не изменилось ли что-нибудь. Ага. Появились чужеродные тельца, которых я никогда прежде не видел.
Мэтт отставил чашку, которая уже успела остыть у него в руках.
— Чужеродные тельца? Вирусы, что ли? Или бактерии?
— На стекле похожи на тромбоциты. Примерно того же размера.
— А это точно не тромбоциты? Может, просто деформированные?
— Я не идиот. Они не агрегируют. И окрашены иначе…
— Я не сомневаюсь в твоей компетенции.
— Да ладно, валяй, черт с тобой. Я бы на твоем месте усомнился. Главная странность в том, что еще вчера этих организмов там не было. То ли они так быстро размножаются, то ли просто прятались.
— Ума не приложу, что это может быть. Другое дело, если бы ты исследовал кровь пациентов с патологиями, но… твои доноры ведь здоровы?
— Насколько я могу судить, ни у кого нет признаков заболевания.
— Как это возможно? Лейкоциты низкие?
— Лейкоцитов вообще нет.
— Бред какой-то.
— Вот и я о том! Это очевидно! Я уже достаточно об этом наслушался. Если тебе нужны разумные объяснения, это не ко мне.