Роберт Джордан, Брендон Сандерсон
Колесо Времени. Башни Полуночи
Джейсону Дэнзелу, Мелиссе Крэйб, Бобу Клатцу, Дженнифер Лян, Линде Тальери, Мэтту Хэтчу, Ли Батлер, Майку Маккерту и всем тем читателям, которые за эти годы сделали «Колесо Времени» частью своей жизни и тем самым сделали лучше жизни других
Вскоре, даже в самом стеддинге, стало ясно, что Великий Узор слабеет. Небеса померкли. Явились наши мертвецы, окружили стеддинг и глядели внутрь. Что еще хуже, захворали деревья — занедужили так, что не излечить никакой песнью.
В эти скорбные времена я пришел на Великий Пень. Поначалу меня не пускали, но мать моя Коврил настояла, чтобы мне дали шанс. Не знаю, почему в ней вспыхнуло такое желание, ведь поначалу она, подобно другим, решительно этому противилась. Руки мои дрожали. Я должен был говорить последним, и почти все уже вознамерились открыть Книгу Перехода, не возлагая на меня особых надежд.
Я знал, что, если не сказать правду, наедине с Тенью останется одно лишь человечество. Волнение мое сменилось спокойствием, и жизнь моя наполнилась смыслом, и я разомкнул уста и заговорил.
Из книги «Дракон Возрожденный», написанной Лойалом, сыном Арента, сына Халана, из стеддинга Шангтай
Издательство благодарит за помощь в работе над циклом «Колесо Времени» Тахира Адильевича Велимеева, Бориса Германовича Малагина, а также всех участников сетевого содружества «Цитадель Детей Света», способствовавших выходу в свет настоящего издания.
Иллюстрация Виталия Еклериса
Пролог
Различия
Под знакомый перестук копыт Мандарба Лан Мандрагоран ехал умирать. Кругом было бездорожье, земля казалась окропленной чем-то белым — там, где на поверхность выступили кристаллы соли, — от сухого воздуха саднило в горле, а далеко на севере вырисовывались скалы, испещренные болезненно-красными пятнами ползучего лишайника: отметинами порчи.
Он продолжал двигаться на восток параллельно границе Запустения. Здесь была еще Салдэйя, где Лан расстался с женой, едва сдержавшей обещание проводить его в Порубежье. Давно тянулась перед ним эта дорога; он свернул с нее двадцать лет назад, согласившись последовать за Морейн, но всегда знал, что вернется: не зря же он носил имя предков, меч на бедре и хадори на голове.
Эту скалистую область северной Салдэйи называли Ополье Проска. Не самое приятное место для путешествий верхом: ни единого растения, а дувший с севера ветер приносил такое зловоние, словно веял с прожаренных солнцем трясин, переполненных вздутыми трупами.
«Ох уж эта женщина», — покачал головой Лан и окинул взглядом низкое, темное, грозовое небо. Быстро же она научилась говорить и думать как Айз Седай. Его не тревожила грядущая смерть, но знать, что Найнив боится за него… От этого на сердце было больно. Очень больно.
Уже несколько дней ему не встречалось ни души. Южнее у салдэйцев имелись какие-то укрепления, но здесь местность была изрезана непроходимыми падями и лощинами, поэтому троллоки предпочитали нападать близ Марадона.
Однако не время расслабляться. Там, где до Запустения рукой подать, не принято ротозейничать. Лан взглянул на вершину холма. Самое место для дозорного поста. Он присмотрелся, не заметил никакого движения и объехал впадину в земле, держась от нее на почтительном расстоянии и не убирая руки от лука — мало ли, вдруг там засада. Чуть дальше на восток, и он свернет вглубь Салдэйи, после чего поскачет по Кандору с его утоптанными большаками, а затем…
По склону холма скатились камешки. Совсем рядом.
Лан потихоньку выудил стрелу из колчана, притороченного к седлу. Откуда донесся звук? «Похоже, справа», — решил Лан. С юга. Кто-то приближался. Кто? За холмом не видать.
Мандарба останавливать он не стал: пусть копыта выстукивают прежний ритм. Кто бы ни был там, за холмом, ему незачем знать, что Лан настороже. Он тихонько поднял лук, чувствуя, как вспотели пальцы в перчатках из оленьей кожи, наложил стрелу и аккуратно натянул тетиву так, что она едва не коснулась щеки. От оперения пахнуло камедью и гусиными перьями.
Из-за южного склона холма показалась какая-то фигура. Человек замер, а шагавшая позади долгогривая вьючная лошадка обошла его и продолжила идти вперед, пока ее не остановила натянувшаяся веревочная привязь, охватывающая шею животного.
Запыленные штаны, рыжевато-коричневая шнурованная рубаха… Несмотря на меч на поясе и крепкие руки, вид у человека был не особо грозный. Лану он показался смутно знакомым.
— Лорд Мандрагоран! — Человек бросился к нему, увлекая за собой лошадку. — Наконец-то я вас нашел. Так и знал, что вы поедете по Кремерскому тракту!
Опустив лук, Лан остановил Мандарба:
— Мы знакомы?
— Милорд, я припасы привез! — Черные волосы, смуглая кожа… Как видно, парень из порубежников. Он приближался, подергивая веревку толстопалой рукой, чтобы не зазевалась перегруженная кляча. — Если так подумать, провизии у вас, наверное, маловато. Еще я палатки захватил — четыре штуки, на всякий случай, — воду, а также корм для лошадей, и…
— Да кто ты такой?! — рявкнул Лан. — И откуда меня знаешь?
Человек встал как вкопанный:
— Я Булен, милорд. Булен из Кандора. Не припоминаете?
Из Кандора… Лан не без удивления приметил в этом мужчине сходство с долговязым и нескладным мальчишкой-посыльным:
— Булен? Ну и дела! Сколько лет прошло, двадцать?
— Знаю, знаю, лорд Мандрагоран, но, когда во дворце зашептались, что поднято знамя с Золотым журавлем, я сразу смекнул, что делать. Из меня получился дельный мечник, милорд. Я здесь, чтобы сопровождать вас, и…
— Значит, слух обо мне уже дошел до Айздайшара?
— Да, милорд. Дело в том, что к нам явилась эл’Найнив. Она и рассказала, куда вы путь держите. Другие еще собираются, но я уже тут. Как знал, что у вас припасов кот наплакал.
«Чтоб ей сгореть, этой женщине», — подумал Лан. Главное, заставила его дать клятву, что в пути Лан примет любого, кто пожелает поехать с ним! Ну ладно: раз уж Найнив вознамерилась играть словами и трактует правду по-своему, он тоже сыграет в эту игру. Он обещал принять любого, кто захочет поехать с ним — именно что поехать, а не пойти, — и поскольку Булен не сидит в седле, Лан не обязан брать его с собой. Словоблудие, конечно, маленькое различие, но за двадцать лет в обществе Айз Седай он кое-что усвоил и научился следить за языком.
— Возвращайся в Айздайшар, — приказал Лан. — Пусть все узнают, что моя жена ошиблась. У меня и в мыслях не было поднимать Золотого журавля.
— Но…
— Ступай, сынок. Без тебя справлюсь. — Лан коснулся каблуками боков Мандарба. Тот, двинувшись шагом, миновал неподвижно стоявшего мужчину. В первые мгновения Лану показалось, что Булен не ослушается приказа, хотя из-за вольности с трактовкой клятвы ему стало совестно.
— Мой отец был из малкири, — бросил Булен ему в спину.
Лан не остановился.
— Он погиб, когда мне было пять лет, — добавил Булен. — А мать была кандоркой. Обоих убили разбойники. Родителей я помню смутно, но эти отцовские слова не забыл: придет тот день, когда мы сразимся за Золотого журавля. Эти слова — все, что мне от него осталось.
Мандарб шел вперед, но Лан, не сдержавшись, оглянулся и увидел в руке у Булена полоску плетеной кожи — хадори. Такую повязывают на голову малкири, давшие клятву противостоять Тени.
— Я надел бы хадори моего отца, — повысил голос Булен, — вот только не у кого спросить разрешения. Такова традиция. Кто-то же должен даровать мне право надеть хадори. Ну, я бился бы с Тенью до конца своих дней. — Он взглянул на кожаную полоску в руке, поднял глаза и крикнул: — Встал бы против тьмы, ал’Лан Мандрагоран! Или скажете, что не могу?
— Ступай к Дракону Возрожденному, — отозвался Лан. — Или в армию своей королевы. Пригодишься что там, что там.
— А как же вы? До Семи Башен путь неблизкий, а припасов у вас нет. Как будете кормиться?
— Я найду себе пропитание, — ответил Лан.
— Простите уж, милорд, но разве не видно, во что превратились эти края? Запустение ползет и ползет все дальше на юг. Где было жирное поле, теперь бросовая земля. Да и дичи считай что нет.
Поразмыслив, Лан осадил Мандарба. Мечник приблизился. Навьюченная лошадка ступала следом.
— Двадцать лет назад, — громким голосом сказал Булен, — я не знал, кто вы такой, хотя понимал, что в наших землях вы потеряли близкого человека. И все эти годы корил себя за негодную службу, а еще поклялся, что однажды буду сражаться бок о бок с вами. — Он подошел вплотную к Лану. — Отца у меня нет, поэтому спрошу у вас: можно мне надеть хадори и биться рядом с вами, ал’Лан Мандрагоран? Ответьте мне, мой король.
Лан задышал размереннее, сдерживая охватившие его чувства. «Найнив, когда я вновь тебя увижу…» Конечно, ему не суждено вновь увидеть Найнив, но об этом Лан старался не думать.
Однако он дал клятву. Да, Айз Седай жонглируют своими обещаниями как хотят, но разве есть у него такое право? Нет. Он человек чести и не может отказать Булену.
— Никаких имен. Никто не должен знать, кто я, — сказал Лан. — И повторяю: мы не поднимаем знамя Золотого журавля.
