Нет. Ну уж нет. Гавин любил Эгвейн, хоть та и доводила его до белого каления. Непросто было принять решение отказаться от Андора — не говоря уже об Отроках — и пожертвовать всем ради этой женщины, которая, ко всему прочему, отказывалась сделать его своим Стражем.

Оказавшись в приемной перед кабинетом Эгвейн, Гавин подошел к Сильвиане; та в аккуратном одеянии хранительницы летописей сидела за рабочим столом и внимательно смотрела на посетителя. На бесстрастном лице — привычной маске Айз Седай — не отражалось никаких эмоций, но Гавин подозревал, что Сильвиана его недолюбливает.

— Амерлин составляет довольно важное письмо, — сказала она. — Ожидай. — Гавин раскрыл было рот, но Сильвиана, опустив глаза на какой-то документ, лежавший перед ней на столе, продолжила: — Она просила не беспокоить, так что повторяю: ожидай.

Гавин со вздохом кивнул, а Слит жестом показал, что уходит. Кстати говоря, зачем он вообще пришел сюда вместе с Гавином? Странный человек. Гавин помахал ему на прощание, и Слит исчез в коридоре.

На полу просторной и богато обставленной приемной лежал темно-красный ковер, а каменные стены были отделаны деревом. По опыту Гавин знал, что стулья здесь неудобные, поэтому подошел к единственному окну и, положив руку на низкий каменный подоконник, стал рассматривать территорию вокруг Белой Башни. На такой высоте воздух казался особенно чистым и свежим.

Внизу его взору предстал новый тренировочный плац для Стражей — старый перекопали, когда Элайда затеяла возведение дворца для себя, и никто не знал, как Эгвейн поступит с этим недостроем.

На плацу было оживленно: одни упражнялись в беге, другие фехтовали, третьи разучивали приемы рукопашного боя. С таким наплывом беженцев, солдат и наемников нечего удивляться, что у многих новичков обнаружились (по их мнению) задатки Стражей. Эгвейн открыла плац для всех, кто желал проявить себя, поскольку в ближайшие недели планировала возвысить множество женщин: каждую, кто будет готов получить шаль.

Гавин провел на плацу несколько дней, но там ему не давали покоя призраки людей, которых он убил. Тренировки остались в прошлом, в том времени, когда все было как надо. Другие Отроки легко — и даже с радостью — вернулись к прежней жизни. Почти всех его офицеров — Джисао, Раджара, Даррента и прочих — уже связали узами Стражей, и скоро от прежнего отряда останется один-единственный человек: сам Гавин.

Щелкнул дверной замок. Послышались приглушенные голоса. Гавин обернулся и увидел Эгвейн; облаченная в желто-зеленое платье, она шла к столу Сильвианы. Та взглянула на Гавина, и ему показалось, что по лицу хранительницы летописей скользнула тень недовольства.

Заметив посетителя, Эгвейн сохранила безмятежный вид — быстро же она усвоила манеры Айз Седай, — и Гавин почувствовал себя не в своей тарелке.

— Утром погибла еще одна сестра, — тихо сообщил он, приблизившись к Эгвейн.

— Формально говоря, — заметила Эгвейн, — это случилось вчера ночью.

— Нам надо побеседовать, — не сдержался Гавин.

— Ну что ж… — Переглянувшись с Сильвианой, Эгвейн грациозной походкой вернулась обратно в кабинет, и Гавин, игнорируя хранительницу летописей, последовал за ней.

Кабинет Амерлин был одним из самых пышных покоев Башни: стены обшиты резными панелями из светлого полосчатого дерева, на каждой изображены занятные сценки и причудливые пейзажи, камин сделан из мрамора, а пол выложен темно-красными каменными блоками в форме ромбов. На резной столешнице огромного рабочего стола стояло два светильника, сработанных в виде воздевших руки женщин. Между ладонями у каждой горело пламя.

Вдоль одной стены стояли шкафы, полные книг, расставленных — как казалось — соответственно их размеру и цвету переплетов, а вовсе не согласно их содержанию. Должно быть, их принесли, дабы украсить кабинет Амерлин, покуда Эгвейн не подберет библиотеку по своему вкусу.

— И о чем же нам надо побеседовать? — спросила Эгвейн, усаживаясь за свой стол.

— Об убийствах, — ответил Гавин.

— А поконкретнее?

Гавин закрыл дверь.

— Чтоб мне сгореть, Эгвейн! Неужели обязательно надевать эту маску всякий раз, как мы разговариваем? Можно мне хоть раз увидеть не Амерлин, а тебя — Эгвейн?

— Я демонстрирую тебе Амерлин, — объяснила Эгвейн, — поскольку ты отказываешься ее принимать. Смирись, и мы, быть может, выйдем за эти рамки.

— О Свет! Ты даже говорить научилась как одна из них!

— Потому что я и есть одна из них, — сказала Эгвейн. — И выбор слов выдает тебя, ибо нельзя служить Амерлин, отказываясь признавать ее власть.

— Поверь, Эгвейн, я признаю твою власть, — возразил Гавин. — Но хочу видеть в тебе человека, а не титул. Разве это не важно?

— Сперва научись послушанию. — Ее лицо смягчилось. — Прости, Гавин, но ты пока не готов.

«Спокойнее, не принимай близко к сердцу», — велел он себе, стиснув зубы, а вслух произнес:

— Хорошо, договорились. Итак, убийства. Мы выяснили, что ни у одной из погибших не было Стража.

— Да, мне уже сообщили, — кивнула Эгвейн.

— Тем не менее, — сказал Гавин, — это наводит на крайне серьезные мысли. У нас не хватает Стражей.

Эгвейн сдвинула брови.

— Мы готовимся к Последней битве, Эгвейн, — продолжил он, — но у некоторых сестер — у многих сестер! — нет Стражей. У некоторых был один, но после смерти Стража они не берут кого-то на замену. Другие попросту не желают связывать кого-то узами. По-моему, это недопустимо.

— И что мне сделать? — Эгвейн сложила руки на груди. — Повелеть, дабы каждая обзавелась Стражем? Такой приказ отдать?

— Именно.

Она рассмеялась:

— Гавин, у Амерлин нет такой власти.

— В таком случае пусть прикажет Совет.

— Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Решение о выборе Стража очень личное, даже интимное. Его никому нельзя навязывать!

— Что ж, — не сдавался Гавин, — решение отправиться на войну тоже чрезвычайно «личное» и в высшей степени «интимное», но мужчин повсюду призывают вступать в армию. Иной раз стоит пренебречь чувствами ради выживания. Стражи отвечают за жизнь сестер, и вскоре каждая Айз Седай будет на вес золота, ведь сюда явятся десятки и сотни троллочьих легионов. В бою каждая сестра будет ценнее сотни солдат, а ее Исцеление сохранит десятки жизней. Айз Седай принадлежат не себе, а всему человечеству, и ты попросту не имеешь права допустить, чтобы сестры оставались без охраны!

Он говорил с таким пылом, что Эгвейн откинулась на спинку кресла. А затем, дослушав речь Гавина, против всех ожиданий, кивнула:

— Пожалуй… в твоих словах, Гавин, есть здравое зерно.

— Подними этот вопрос перед Советом, — предложил Гавин. — В конце концов, Эгвейн, если сестра не связывает себя узами со Стражем, это чистой воды эгоизм. Благодаря узам человек сражается не в пример лучше, а нам нужно использовать любое преимущество, какое только возможно. К тому же это поможет предотвратить убийства.

— Посмотрю, что можно сделать, — пообещала Эгвейн.

— Можно взглянуть на доклады сестер? — попросил Гавин. — Я о тех, которые имеют отношение к убийствам?

— Гавин, я допустила тебя к участию в расследовании, — сказала она, — поскольку решила, что нам не помешает свежий взгляд. Дать тебе отчеты все равно что подтолкнуть тебя к тем же выводам, к каким пришли сестры.

— Скажи мне хотя бы, вы по-прежнему считаете, что преступления совершены Черными сестрами? Вам не приходит в голову, что убийцей может оказаться Серый Человек или приспешник Темного?

— Нет, не может, — ответила Эгвейн. — Потому что мы уверены — точнее, знаем наверняка, — что за убийствами не стоит ни Серый Человек, ни приспешник Темного.

— Но вчера ночью дверь взломали. И женщин убивали не Единой Силой, а обыкновенным ножом. К тому же я не нашел никаких следов ни переходных врат, ни…

— У убийцы был доступ к Единой Силе, — перебила его Эгвейн, тщательно выстраивая предложения. — И не факт, что злоумышленники использовали переходные врата.

Гавин прищурился. Эти слова звучали как речь женщины, давшей клятву говорить только правду и намеренной ее не нарушить.

— У тебя есть секреты, — заключил он. — И не только от меня. От всей Башни.

— Бывает, без секретов не обойтись, Гавин.

— Неужели нельзя поделиться ими со мной? — Гавин помедлил, но потом заговорил вновь. — Эгвейн, я боюсь, что убийца придет за тобой. У тебя ведь нет Стража.

— Вне всякого сомнения, она объявится здесь. — Эгвейн коснулась лежавшего на столе предмета. Похоже, то был потертый кожаный ремень, навроде тех, какими наказывают преступников. Очень странно…

«Она?»

— Эгвейн, умоляю, объясни, что происходит!

Какое-то время Эгвейн смотрела на него, а затем вздохнула:

— Ну хорошо. Я рассказала об этом женщинам, занятым расследованием. Пожалуй, стоит и тебе рассказать. В Белой Башне появилась одна из Отрекшихся.

— Что? — Гавин непроизвольно схватился за меч. — Где? Ты взяла ее под стражу?

— Нет, — ответила Эгвейн. — Это она убила сестер.

— Откуда ты знаешь?

— Мне известно, что Месана здесь. Во сне я видела, что это так. Она скрывается среди нас. Убиты четыре Айз Седай. Это она, Гавин. Других разумных объяснений я не вижу.