— Хитроумная Лиане, — пробормотала Эгвейн.

На мгновение она зажмурилась. Рядом с гаванью Лиане появилась, все приготовив заблаговременно: инвертировала потоки и замаскировала свою способность направлять Силу. Будь сама Эгвейн так же догадлива и предусмотрительна, ей, вероятно, удалось бы благополучно скрыться. Что ж, задним числом всегда легче судить.

— Этим именем она и назвалась, — нахмурившись, сказала Меларе. Брови женщины, похожие на черных мохнатых гусениц, были очень выразительны. — Лиане Шариф. Из Зеленой Айя. Вдвойне очень глупая ложь — и то и другое. Там внизу Десала с нее шкуру спускает, полосует с головы до ног, а та даже не шелохнется. Мне пришлось выйти сюда отдышаться. Никогда не нравились порки, даже в таких случаях. Дитя мое, тебе известно, что за трюк она выкинула? Как она скрыла свои плетения?

О Свет! Они-то считают, будто Лиане — это дичок, набравшийся наглости называть себя Айз Седай.

— Она говорит правду. Усмирение стоило ей безвозрастного облика, поэтому она выглядит моложе. Ее Исцелила Найнив ал’Мира, и с тех пор Лиане больше не Голубая сестра. Она выбрала для себя новую Айя. Спросите ее о чем-нибудь таком, что может знать только Лиане Шариф…

Девушка умолкла, так как комок Воздуха плотно заткнул ей рот, чуть не вывихнув ей челюсть.

— Незачем нам слушать всякую чушь! — прорычала Кэтрин.

Меларе же впилась взглядом в глаза Эгвейн.

— Несомненно, эти слова лишены всякого смысла, — промолвила она, помедлив, — но, полагаю, не будет ничего плохого, если задать пару-другую вопросов, помимо обычного: «Как тебя зовут?» В худшем случае развеем скуку однообразных ответов. Ну что, Кэтрин, ведем ее вниз, в темницы? Мне не хочется надолго оставлять Десалу наедине со второй пленницей. Дичков Десала презирает, а уж женщин, вздумавших присвоить себе звание Айз Седай, просто-таки ненавидит.

— Нет, в камеру ей пока еще рано, — ответила Кэтрин. — Элайда желает отправить ее к Сильвиане.

— Что ж, если не от этой девчонки, то от другой я про тот трюк узнаю.

Рывком накинув шаль на плечи, Меларе сделала глубокий вдох и стала спускаться по ступеням — с видом женщины, которой предстоит тяжелая работа, но которой не хочется ею заниматься. Тем не менее в ней Эгвейн увидела лучик слабой надежды для Лиане. Теперь Лиане была уже не «дичком» или «дикаркой», а «другой девчонкой».

Кэтрин быстро зашагала дальше по коридору, вдобавок молча, но Барасин подтолкнула Эгвейн вперед себя, следом за второй Красной, тихонько бурча о том, что не слыхала вещи глупее, чем сестра, собравшаяся чему-то научиться у дичка или у зазнавшейся выскочки-принятой, которая нагло врет и не краснеет. Даже какие-то обрывки величественности сохранять было трудно — как тут соответствовать высокому званию Амерлин, когда тебя тычками гонит по коридору длинноногая женщина, а у тебя в раскрытый рот — аж челюсти сводит и слюна по подбородку сочится — заткнут кляп, но девушка старалась изо всех сил. По правде говоря, она едва ли думала сейчас о том, достойно ли она держится. Слова Меларе дали ей слишком много пищи для размышлений. Если прибавить Меларе к сестрам в карете, то выходит… Нет, вряд ли все значит именно это, но если дело и впрямь обстоит так…

Вскоре бело-голубые плитки пола уступили красно-зеленым, и пленница в сопровождении двух сестер приблизилась к ничем не выделяющейся среди прочих деревянной двери между двумя гобеленами, на которой красовались изображения цветущих деревьев и птиц с большими клювами, причем они были настолько яркими и многоцветными, что казались совершенно нереальными. Хоть дверь и не была ничем отмечена, но блестела полировкой, и в Башне ее знала каждая посвященная. Кэтрин постучала в дверь едва ли не с видимой робостью, и когда раздался громкий голос: «Войдите!» — она, перед тем как толкнуть створку, сделала глубокий вдох. Неужели ее нерешительность вызвана неприятными воспоминаниями о той поре, как ее послушницей или принятой вызывали в этот кабинет? Или же дело в той женщине, которая ждет их за дверью?

Кабинет наставницы послушниц был в точности таким, каким его помнила Эгвейн, — небольшая комната с темными панелями на стенах, с простой и прочной мебелью. Узкий стол у двери чуть украшен причудливым узором, а резной рамы висевшего на стене зеркала легко коснулись мазки позолоты, но больше никаких украшений на предметах обстановки не было. Полдюжины стоячих светильников и пара ламп на письменном столе были изготовлены из гладкой меди, но при этом все были разномастными. Обычно при вступлении на престол новой Амерлин хозяйки кабинета менялись, тем не менее Эгвейн готова была биться об заклад, что женщина, послушницей переступавшая порог этой комнаты двести лет назад, узнала бы почти все предметы меблировки и, вероятно, все остальное тоже ей было бы знакомо.

Когда Эгвейн и две Красные сестры вошли в кабинет, нынешняя наставница послушниц — по крайней мере, та женщина, которая ныне занимала этот пост в Башне, — встретила их стоя: коренастая женщина ростом почти с Барасин, с темными волосами, забранными в пучок на затылке, и с квадратным решительным подбородком. Всем своим видом Сильвиана Брегон заявляла, что никаких глупостей она не потерпит. Она принадлежала к Красной Айя, и ее угольного цвета юбки имели неброские красные вставки и разрезы, однако шаль была переброшена через спинку стула, стоявшего за письменным столом. Но в ее больших глазах читалось беспокойство. Казалось, ей хватило одного взгляда на Эгвейн, чтобы все понять, она словно бы не только прочитала все мысли девушки, но также выяснила все, о чем та подумает завтра.

— Оставьте ее тут со мной и обождите снаружи, — сказала Сильвиана низким твердым голосом.

— Оставить ее? — недоверчиво промолвила Кэтрин.

— Какое слово тебе непонятно, Кэтрин? Мне нужно повторить еще раз?

По-видимому, повторять не требовалось. Кэтрин вспыхнула, но не сказала ни слова. Свечение саидар окружило Сильвиану, и она аккуратно перехватила щит, не открыв ни малейшей щелочки, через какую Эгвейн могла бы сама обнять Источник. Теперь-то девушка могла это сделать, она была уверена в своих силах. Если не считать того, что Сильвиана была отнюдь не слаба в Силе; Эгвейн не питала никакой надежды, что ей удалось бы прорваться через выставленный той щит. В тот же момент исчез и кляп из Воздуха, и девушка довольствовалась тем, что нашарила в поясном кошеле носовой платок и вытерла подбородок. Кошель уже обыскали — Эгвейн всегда клала платок поверх всего, а не в самый низ, — но с проверкой, что ей оставили и что забрали, помимо кольца, можно не торопиться. В любом случае там не было ничего такого, что пригодилось бы пленнице в узилище. Гребешок, связка иголок, маленькие ножницы, всякая малополезная всячина. Палантин Амерлин. О каком достоинстве может идти речь, как можно сохранять величественный вид, когда ее вот-вот сечь начнут? Но это — дело будущего; нельзя забывать о настоящем.

Сложив руки под грудью, Сильвиана рассматривала девушку, пока за двумя другими Красными сестрами не затворилась дверь.

— По крайней мере, ты не истеричка, — промолвила она потом. — Значит, дело пойдет легче. Но почему же ты не бьешься в истерике?

— А толку-то? — ответила Эгвейн, убирая платочек в кошель. — Лично я смысла в этом не вижу.

Сильвиана подошла к письменному столу и, не садясь, стала читать лежащий на столешнице документ, время от времени поднимая взор на Эгвейн. Лицо ее ничего не выражало — совершенная маска Айз Седай, безмятежно-спокойная, непроницаемая. Эгвейн терпеливо ждала, сложив руки на поясе. Даже вверх ногами она узнала характерный почерк Элайды, расчертивший лист бумаги, хотя и не могла разобрать, что же там написано. У Сильвианы даже мысли не должно возникнуть, что ожидание заставляет Эгвейн нервничать. В настоящее время терпение было тем оружием — одним из немногих, — что у нее еще оставалось.

— Похоже, Амерлин долго раздумывала, что с тобою делать, — наконец сказала Сильвиана. Если она надеялась, что Эгвейн начнет переминаться с ноги на ногу или заламывать руки, то ничем не выдала своего разочарования. — Она придумала безупречный план. Она не хочет, чтобы Башня потеряла тебя. И я тоже не хочу. Элайда решила, что тебя обманули, использовали как слепое орудие, а посему винить тебя не стоит. Поэтому тебе не предъявят обвинения в том, что ты называла себя Амерлин. Она вычеркнула твое имя из списка принятых и вновь вписала его в книгу послушниц. Говоря откровенно, я согласна с таким решением, хотя никогда прежде подобного не бывало. Каковы бы ни были твои способности в Силе, ты пропустила мимо ушей почти все остальное, что обязана усвоить послушница. Впрочем, не надо бояться, что тебя вновь подвергнут испытанию. Я никого не заставлю проходить через это во второй раз.

— Я — Айз Седай, так как была возведена на Престол Амерлин, — спокойно ответила Эгвейн. Раз всего лишь притязание на титул могло отправить ее на смерть, то отчего все же не побороться за него? Никакой неуместности тут нет. Промолчать — значит согласиться с Элайдой, и смиренность пленницы нанесет восстанию не менее сильный удар, чем ее казнь. А возможно, удар окажется намного сильнее. Снова в послушницы? Что за нелепость! — Если угодно, могу процитировать относящиеся к этому вопросу строки закона.