Галад кивнул. Многие правши сочтут для себя такой способ ведения боя более простым, но эта манера — странная слабость для мастера клинка. Гарет Брин и Генри Хаслин во время тренировок учили Галада вести бой по-разному, в зависимости от того, какая рука лежит на эфесе меча впереди, так что на эту уловку он не попадется. Необычно к тому же, что Валда стремится затягивать бой. Самого Галада наставляли, что схватку следует завершать как можно быстрее и без ненужных выкрутасов.

— Благодарю, — сказал он, и на лице с запавшими щеками появилась мрачная гримаса.

При всем желании Байара нельзя было назвать приятным человеком, да и сам он как будто не питал никаких теплых чувств ни к кому, за единственным исключением: он выказывал расположение одному лишь юному Борнхальду. Из троих, кто отправился с Галадом, присутствие Байара оказалось самым большим сюрпризом, но он был тут, и это говорило в его пользу.

Валда, который в расшитой золотом белой куртке стоял, подбоченившись, в центре двора, повернулся на месте, окинув собравшихся вокруг людей суровым взглядом.

— Всем отойти к стенам! — громко скомандовал он. Чада Света и конюхи исполнили приказание, и лошадиные подковы звонко процокали по мощеным камням. Асунава и его Вопрошающие подобрали поводья своих лошадей, причем лицо верховного инквизитора пылало холодной яростью. — Держитесь подальше от середины. Мы с юным Дамодредом сразимся тут…

— Простите, милорд капитан-командор, — с легким поклоном промолвил Тром, — но поскольку вы участник судебного поединка, то не можете быть арбитром. Не считая верховного инквизитора, который по закону не может принимать участия в Суде, после вас наивысший ранг здесь имею я. Так что, думаю, вы не станете возражать?..

Валда метнул на Трома злобный взгляд, потом отошел к Кашгару и встал рядом, скрестив руки на груди. С нарочитым раздражением он принялся притопывать ногой в нетерпеливом ожидании начала Суда.

Галад вздохнул. Если схватка обернется против него, что, кажется, случится почти наверняка, у его друга появится враг — самый могущественный человек среди Чад Света. По-видимому, у Трома он появился бы в любом случае, но теперь почти наверняка.

— Приглядывай за ними, — сказал Галад Борнхальду, кивком указывая на верховых Вопрошающих, сбившихся в кучку у ворот.

Асунавские подручники по-прежнему окружали его кольцом, будто телохранители, причем у всех ладони как бы невзначай опустились на рукояти мечей.

— Зачем? Даже Асунава теперь не сможет вмешаться. Это было бы против закона.

Галад едва сдержал новый вздох. Юный Дэйн пробыл в рядах Детей Света намного дольше его, а его отец служил ордену всю жизнь, но, кажется, молодой человек знает о Чадах Света куда меньше, чем узнал о них сам Галад. Для Вопрошающих законом будет то, что они назовут законом.

— Просто не спускай с них глаз, — сказал Галад.

Тром встал в центре двора и поднял над головой обнаженный меч, держа клинок параллельно земле. В отличие от Валды он произнес слова, какие и было предписано:

— Мы собрались здесь под Светом, дабы стать свидетелями Суда Света, право на который священно для каждого Чада Света. Свет осияет истину, и здесь Свет озарит справедливость. Пусть говорит только тот, у кого есть на то законное право, и пусть всякий, кто вздумает вмешаться, будет сражен без промедления. Здесь обретет под Светом правосудие тот, кто жизнью поклялся служить Свету, силой оружия и волей Света. Поединщики должны встретиться без оружия там, где я стою, — продолжал Тром, опустив руку с мечом, — и переговорить друг с другом с глазу на глаз. Да поможет им Свет найти верные слова, чтобы не довести дела до кровопролития, в ином же случае в этот день суждено умереть одному из Детей Света, его имя будет вычеркнуто из всех наших списков, а память о нем будет предана проклятию. И во имя Света, да будет так!

Тром отошел в сторону, и Валда двинулся на середину двора — он ступал так, словно двигался в боевой связке под названием «Кот пересекает двор замка», — очень вызывающая походка. Он знал, что не существует слов, способных остановить кровопролитие. Для него бой уже начался. Галад же просто зашагал навстречу своему противнику. Он был почти на голову выше Валды, но тот держался так, словно превосходил юношу во всем, даже в росте, и просто-таки излучал уверенность в своей победе.

На этот раз улыбка Валды была презрительной.

— Нечего сказать, мальчишка? Чему удивляться — ведь через минуту мастер клинка снесет тебе голову. Впрочем, перед тем, как убить тебя, хотелось бы мне вбить в нее одну вещь. Девка была жива и здорова, когда я ее видел в последний раз, а если теперь она мертва, то мне жаль. — Ухмылка его стала шире, пренебрежительная и насмешливая. — Эта лошадка была лучшей из всех, кого мне доводилось оседлывать, и надеюсь, что когда-нибудь опять на ней поезжу.

В душе Галада багровой волной вскипела слепящая, опаляющая ярость, но усилием воли он заставил себя повернуться к Валде спиной и отойти прочь, отправляя свой гнев в воображаемые язычки пламени, — как этому его научили два его наставника. Тот, кто сражается в гневе, в гневе же и погибает. Когда Галад подошел к Борнхальду, он уже достиг того состояния сознания, которое Гарет и Генри называли «единением». Паря в пустоте, Галад сомкнул пальцы на рукояти меча, который протянул ему Дэйн, и вытащил из ножен чуть искривленный клинок, тотчас же ставший частью его самого.

— Что он сказал? — спросил Дэйн. — У тебя на миг стало такое лицо, что мне почудилось, ты его прямо там убьешь.

Байар схватил Дэйна за руку.

— Не отвлекай его, — проворчал он.

Галада ничто не могло отвлечь. Его слух отчетливо и ясно различал все звуки: поскрипывание кожаных седел, звон подковы, стук копыт о каменные плиты. Он даже слышал жужжание мух в десяти шагах от себя, как будто они вились возле его головы. Ему даже показалось, что он уловил движение их крылышек. Он был един с мухами, с двором, с двумя мужчинами. Они были частью его, и его ничто и никто не могло отвлечь.

Стоявший на другой стороне двора Валда дождался, пока Галад повернется, и только потом обнажил меч — одним молниеносным движением. Клинок в его левой руке очертил в воздухе размытый серебристый круг, а затем, перескочив в правую руку, еще один и потом замер недвижно, острием вверх. Держа меч двумя руками перед собой, Валда двинулся вперед, и вновь — «Кот пересекает двор замка».

Подняв свой клинок, Галад шагнул ему навстречу, даже не задумываясь о том, как двигается, какую стойку принимает, — позиции и шаг определяло состояние, в котором пребывало его сознание. Его называли пустотой, и только наметанный глаз сумел бы определить, что Галад не просто идет. Только опытный глаз уловил бы, что каждое мгновение он сохраняет идеальное равновесие. Свой отмеченный эмблемой цапли клинок Валда получил отнюдь не благодаря фаворитизму. Его умение владеть оружием оценивали пять мастеров клинка и единогласно пожаловали ему это звание. Голосование всегда должно было быть единогласным. Существовал и другой способ получить подобный клинок — нужно убить его обладателя в честном поединке, один на один. Когда Валда удостоился меча с цаплей, ему было меньше лет, чем Галаду теперь. Да это и не важно. Он не должен сосредоточивать свои мысли на смерти Валды. Пустота, ничто — вот на чем он должен сосредоточиться. Но Галад желал Валде смерти, даже если придется прибегнуть к приему «Вложить меч в ножны»: чтобы Валда умер, он с готовностью примет в свое тело этот отмеченный знаком цапли клинок. Если дойдет до этого, то Галад согласен на такой исход.

Валда не стал тратить времени на маневры. Едва Галад оказался в пределах досягаемости, как ему на шею с быстротой молнии обрушился удар под названием «Срывание низко висящего яблока», как будто противник и в самом деле намеревался в первую же минуту схватки отрубить ему голову. Было несколько возможных ответов, все вбиты упорными тренировками, но в каких-то удаленных уголках сознания Галада смутно всплыли предостережения Байара, а еще тот факт, что Валда сам предупреждал его о том же самом. Предупреждал даже дважды. Не осознавая, что делает, Галад выбрал иной вариант действий и шагнул в сторону и вперед в то самое мгновение, когда «Срывание низко висящего яблока» превратилось в «Поглаживание леопарда». Глаза Валды расширились от удивления, когда его клинок прошел в считаных дюймах от левого бедра Галада, и округлились еще больше, когда «Рассечение шелка» оставило ему порез на правом предплечье, но он тотчас же отправил «Голубя в полет», причем столь стремительно, что Галаду пришлось отскочить назад, прежде чем его клинок успел глубоко ужалить, и юноша едва успел парировать атаку «Зимородком, кружащим над прудом».

Они сходились, расходились, вытанцовывая формы, плавно скользя по каменным плитам. «Ящерица в боярышнике» встречалась с «Трехзубцовой молнией». «Листу на ветерке» противостоял «Угорь среди листов кувшинки», а «Два скачущих зайца» сталкивались с «Колибри, целующей медвяную розу». Они сходились, расходились, двигаясь словно в каком-то танце, в фигурах которого опытный глаз различал стойки, атаки и их парирование. Галад раз за разом нападал, но Валда был стремителен, как гадюка. «Танцующий тетерев-глухарь» стоил Галаду неглубокого пореза на левом плече, а «Красный сокол, хватающий голубя» — еще одного на левой руке, но чуть побольше. «Река Света» могла бы унести отсеченную руку, если бы ему не удалось в последний момент отразить в отчаянной попытке смертоносный удар при помощи «Дождя на крепком ветру». Бойцы сходились, расходились — безостановочно мелькали клинки, взблескивая и звеня сталью о сталь.