Мирелле коротко кивнула и встала, взявшись за кушак халата, чтобы развязать его:

— Думаю, Стражей лучше с собой не брать. В этом деле они нам не понадобятся. — В нетерпении и предвкушении действия она зачерпнула из Источника еще больше Силы.

— Нет! — резко промолвила Суан и скривилась, поскольку гребень застрял в спутанных волосах. Иногда она подумывала, не подрезать ли их для удобства, подстричь еще короче, чем у Карлинии, но Гарет говорил, что ему нравится, как волосы Суан красиво рассыпаются по плечам. О Свет, неужели даже здесь она не может избавиться от мыслей об этом мужчине? — Эгвейн судить не будут, и она не сидит в подземной темнице. Она не сообщила мне, где ее держат, только сказала, что к ней приставлена постоянная стража. И она приказывает не вызволять ее, даже не пытаться, если в ее освобождении должна будет участвовать хоть одна сестра.

Женщины в шатре воззрились на Суан в потрясенном молчании. По правде говоря, Суан сама спорила с Эгвейн по этому пункту, но без толку. Это был недвусмысленный приказ, отданный Престолом Амерлин по всей форме.

— То, что ты сказала, противоречит здравому смыслу, — наконец промолвила Карлиния. Тон ее по-прежнему оставался холоден, лицо — невозмутимым, но руки без всякой нужды разглаживали вышитые белые юбки. — Если бы мы захватили Элайду, то судили бы ее и, весьма вероятно, усмирили бы ее. — «Если». Их сомнения и страхи до сих пор еще не улеглись. — Раз она захватила Эгвейн, то наверняка поступит так же. Я и без Беонин могу сказать, что на этот счет гласит закон.

— Мы должны вызволить ее, что бы она там ни говорила! — Голос Шириам был столь же горяч, сколь холоден оставался тон Карлинии. Зеленые глаза хранительницы летописей ярко сверкали. Руки сжались в кулаки, смяв ткань подола. — Она не понимает, в какой опасности оказалась! Должно быть, она в шоке. Она хоть как-то тебе намекнула, где ее держат?

— Ничего от нас не скрывай, Суан. И не пытайся, — решительно заявила Мирелле. Ее глаза горели будто огнем, и она резким движением, словно подчеркивая свои слова, туго затянула шелковый пояс халата. — С какой стати ей скрывать, где ее держат?

— Наверное, опасается того, что вы с Шириам тут предлагаете. — Отказавшись от борьбы со спутавшимися на ветру прядями, Суан бросила гребень на стол. Нельзя же стоять тут, расчесывая волосы, и думать, что они станут прислушиваться к ее словам. Ладно, пусть волосы остаются в беспорядке, придется с этим смириться. — Ее охраняют, Мирелле. И охраняют сестры. И просто так они Эгвейн не отдадут. Если мы попытаемся ее вызволить, то Айз Седай умрут от руки Айз Седай, это верно так же, как щуки-серебрянки икру мечут в тростнике. Однажды такое случилось, но повториться не должно. Иначе умрет всякая надежда на воссоединение Белой Башни мирным путем. Мы не должны допускать гибели Айз Седай. Поэтому ни о каком спасении и речи быть не может. А что до того, почему Элайда решила не отдавать ее под суд, я не могу ничего сказать.

Эгвейн на эту тему говорила очень туманно, словно и сама не понимала. Но в фактах девушка была конкретна и точна, и вряд ли она стала настаивать на том, чтобы ее не спасали, не будь совершенно уверена в правильности своего решения.

— Мирным путем, — пробормотала Шириам, усевшись обратно на койку. В эти слова она вложила бездну горечи. — А был ли на это хоть какой-то шанс с самого начала? Элайда упразднила Голубую Айя! Уничтожила ее! Какая после этого возможность мирного исхода?

— Элайда не может просто взять и избавиться от какой-либо Айя, — проворчала Морврин, как будто это с чем-то было связано. Она погладила Шириам по плечу, но рыжеволосая сестра сердито дернула плечом, сбросив ее пухлую руку.

— Шанс есть всегда, — сказала Карлиния. — Гавани заблокированы, что укрепляет наши позиции. Переговорщики встречаются каждое утро… — С тревогой в глазах она умолкла, налила чашку чая и выпила половину одним глотком, даже не добавив меда. Перегороженные гавани, по всей вероятности, и так положат конец переговорам, хотя и не скажешь, чтобы те как-то продвигались. Позволит ли Элайда продолжать переговоры, коли Эгвейн у нее в руках?

— Не понимаю, почему Элайда решила не отдавать Эгвейн под суд, — сказала Морврин, — хотя приговор был бы наверняка, и понятно какой, но остается фактом, что Эгвейн — пленница. — Она не выказывала ни малейшей горячности, охватившей Шириам или Мирелле, но и нисколько — холодности Карлинии. Она просто констатировала факты, только чуть поджав губы. — Если Эгвейн не стали судить, тогда, вне всяких сомнений, ее сломают. Она проявила себя женщиной намного сильнее, чем я предполагала на первых порах, но не нашлась еще такая женщина, которая способна противостоять Белой Башне, если та намерена ее сломить. Нам необходимо рассмотреть последствия — что будет, если мы не вызволим Эгвейн, пока это еще возможно.

Суан покачала головой:

— Ее даже не высекли, Морврин. Не понимаю, кстати, почему. Но вряд ли бы Эгвейн велела нам оставить ее на произвол судьбы, если бы думала, что ее подвергнут пытке…

Суан осеклась — откинулся входной клапан, и внутрь ступила Лилейн Акаши, на плечи у нее была накинута шаль с голубой бахромой. Шириам встала, хотя в том не было никакой нужды: Лилейн была восседающей, а Шириам — хранительницей летописей. Но вид у Лилейн был впечатляющий: изящную фигуру, придавая весомости, облегало бархатное платье с голубыми вставками, и ее окружала аура властности, сегодня ночью даже больше обычного. Прическа уложена волосок к волоску, и Лилейн выглядела так, словно явилась на заседание Совета, хорошо отдохнувшая после крепкого ночного сна.

Суан плавно повернулась к столу и взяла, словно бы ожидая указаний, кувшин в руки. Такова обычно была ее роль в этой компании: разливать чай и помалкивать, а рот открывать только тогда, когда поинтересуются ее мнением. Возможно, если она будет держаться тише воды ниже травы, то Лилейн обсудит свои дела с остальными и вскоре уйдет восвояси, взглянув на Суан лишь раз. Своим вниманием Лилейн редко ее удостаивала.

— Там, снаружи, лошадь стоит. По-моему, я ее видела. Это ты, Суан, на ней в лагерь въехала, верно? — Лилейн обвела остальных сестер взглядом — лица у всех теперь были совершенно непроницаемы. — Я не помешала?

— Суан говорит, что Эгвейн жива, — сказала Шириам, словно бы заявляя на причале свою цену на только что пойманного речного окуня. — И Лиане. Эгвейн говорила с Суан в ее снах. Эгвейн запрещает предпринимать любые попытки ее освободить.

Мирелле бросила на нее косой, ничего не выражающий взгляд, но Суан так и подмывало надрать той уши! Вероятно, следующей, кого отправилась бы искать Суан, стала Лилейн, но рассказала бы она ей обо всем иначе, а не вывалила бы разом на пристань весь улов, как Шириам. Что-то в последнее время та стала пуглива, как послушница!

Поджав губы, Лилейн вонзила в Суан свой взгляд — точно два шила:

— Говорила, значит? Вот как. Шириам, тебе, вообще-то, не худо бы палантин носить. Ты же хранительница летописей. Суан, не прогуляешься ли со мной? Мы с тобой так давно наедине не беседовали.

Одной рукой Лилейн откинула входной клапан, а свой пронзительный взор устремила на прочих сестер. Шириам залилась густой краской — так ярко краснеют только рыжие — и, неловко выудив из поясной сумочки узкий голубой палантин, накинула его себе на плечи, но Мирелле и Карлиния ответили на испытующий взгляд Лилейн спокойными взорами. Морврин принялась постукивать по круглому подбородку кончиком пальца, словно никого вокруг не замечая. Впрочем, могла и не замечать. В этом была вся Морврин.

Уяснили ли они распоряжения Эгвейн? Суан поставила кувшин на стол; у нее не было никакой возможности хотя бы одним взглядом окинуть Мирелле и ее компанию. Предложение, исходящее от сестры, которая занимает столь высокое положение, как Лилейн, даже не будь она восседающей, было сродни приказу для той, кто стоял на такой ступени иерархии, как Суан. Подхватив полы плаща и юбки, она вышла наружу, бормоча слова благодарности Лилейн за то, что та придержала для нее входной клапан палатки. О Свет, она надеялась, что эти дуры все же прислушались к ее словам.

Теперь снаружи стояло четверо Стражей, но одним из них был Бурин, Страж Лилейн, причем его почти не было видно — меднокожий коротышка-доманиец закутался в плащ Стража. А салдэйца Авара сменил другой Страж Мирелле, Нугел Дроманд, — высокий дюжий мужчина с иллианской бородкой, оставлявшей выбритой верхнюю губу. Он стоял так неподвижно, что его можно было принять за статую, если бы не облачка пара от дыхания у ноздрей. Аринвар поклонился Лилейн — краткий знак вежливости, пусть и формальный. Нугел и Джори не позволили себе утратить и крохи бдительности. Как, кстати, и Бурин.

Чтобы распутать узел, которым была привязана Ночная Лилия, времени потребовалось не меньше, чем на то, чтобы привязать лошадь, но Лилейн терпеливо дождалась, пока Суан не выпрямилась с уздечкой в руках, а потом неспешным шагом двинулась по дощатой дорожке мимо темных палаток. Лицо ее пряталось в лунных тенях. Она не обращалась к Силе, так что и Суан не имела права обнять Источник. Ведя кобылу в поводу, Суан шагала рядом с Лилейн и хранила молчание. Следом ступал Бурин. Разговор должна начинать восседающая, но только потому, что таково ее право как восседающей. Суан боролась с одолевавшим ее желанием втянуть голову в плечи, чтобы скрыть разницу в росте: Суан была на дюйм выше Лилейн. Теперь она редко вспоминала те времена, когда была Амерлин. Ее вновь приняли в ряды Айз Седай, а быть Айз Седай означало, помимо прочего, и уметь интуитивно занимать среди сестер свою нишу, знать свое место среди них. Проклятая лошадь ткнулась носом ей в ладонь. Она что, возомнила себя ласковой собачкой? Суан переложила уздечку в другую руку, перехватив подальше от мокрого носа, и вытерла пальцы о плащ. Мерзкая слюнявая скотина. Лилейн искоса поглядела на Суан, и та почувствовала, что запылали ее щеки. Инстинктивно.