Севанне эта мысль вовсе не показалась такой уж забавной. Ее глаза заблестели, она подалась вперед, так что вырезу платья стало крайне сложно справляться с формами обладательницы.

— Кто это сказал? Кто?

Терава взяла кубок и сделала еще глоток воды. Поняв, что ответа не дождаться, Севанна откинулась назад и привела в порядок платье. Ее глаза продолжали сверкать, словно искусно отполированные изумруды, в ее тоне не было ничего обыденного. Слова жгли не хуже глаз.

— Я выйду замуж за Ранда ал’Тора, Терава. Он был почти у меня в руках, но ты и прочие Хранительницы Мудрости помешали мне. Я выйду за него замуж, объединю кланы и завоюю все мокрые земли!

Терава презрительно усмехнулась поверх кубка:

— Куладин был Кар’а’карном, Севанна. Я пока не нашла Хранительниц Мудрости, которые разрешили ему отправиться в Руидин, но я найду их. Ранд ал’Тор — творение Айз Седай. Они сообщили ему, что нужно сказать в Алкайр Дал. Черный день настал, когда он узнал и раскрыл тайны, которые дозволено знать лишь тем немногим, кто способен вынести их бремя. Будь благодарна, что большинство считает, что он солгал. Ах, я и забыла. Ты же никогда не была в Руидине. Ты сама ему не поверила.

В палатку начали входить гай’шайн. Их белые одеяния были влажными от дождя, все придерживали подол на уровне коленей, пока не оказывались внутри. На каждом были золотые ошейник и пояс. Их мягкие белые сапожки, зашнурованные белыми шнурками, оставляли на коврах грязные следы. Позже, когда черные подтеки высохнут, им придется вычистить ковры, но даже чуточку испачканное одеяние сулило хорошую порку. Севанна желала, чтобы одежда тех гай’шайн, что окружают ее, была непогрешимо-белой. Ни одна из айилок не обратила внимания на прибывших.

По-видимому, слова Теравы застали Севанну врасплох.

— Какая разница, кто дал Куладину разрешение? Не важно, — заявила она и, не получив ответа, взмахнула рукой, словно отгоняла муху. — Куладин мертв. А у Ранда ал’Тора есть знаки, как бы там он их ни заполучил. Я выйду за него замуж и буду его использовать. Если Айз Седай в состоянии контролировать его — а я видела, что они управляются с ним, как с ребенком, — значит и я смогу. С кое-какой помощью с твоей стороны. И ты мне поможешь. Согласись, что объединение кланов — достойная цель, и разве не важно, как она будет достигнута? Однажды ты уже признала это. — В ее голосе слышалась если не прямая угроза, то явственный намек на нее. — Мы, Шайдо, в одно мгновение станем самым могущественным кланом.

Сняв капюшоны, вновь пришедшие гай’шайн безмолвно выстроились вдоль стен палатки. Девять мужчин и три женщины, одной из которых была Майгдин. На лице златовласой женщины застыло мрачное выражение, оно воцарилось там с того самого дня, когда Терава обнаружила ее в палатке Хранительниц Мудрости. Что бы Терава там с ней ни сделала, с тех пор Майгдин только лишь твердит, что убьет свою мучительницу. И иногда стонет во сне.

Терава оставила свои мысли об объединении кланов при себе.

— Слишком многое говорит за то, что нам не стоит здесь задерживаться. Многие вожди септов каждое утро нажимают на красные диски на своих нар’баха. Советую тебе прислушаться к мнению Хранительниц.

Нар’баха? Это означает «коробка дураков» или что-то в этом роде. Что же это такое на самом деле? Байн и Чиад продолжают рассказывать ей об обычаях Айил, когда находят время, но об этом они никогда не упоминали. Майгдин остановилась рядом с Лузарой. Стройный кайриэнец из дворянской семьи, по имени Дойрманес, поравнялся с Фэйли. Он был молод и очень красив, но беспрестанно нервно покусывал губу. Если он узнает об обетах верности, его придется убить. Она была уверена, чуть что — он сразу побежит к Севанне.

— Мы остаемся здесь, — зло заявила Севанна, метнув кубок на пол, отчего по ковру растеклось винное пятно. — Я говорю от имени вождя клана, и я свое слово сказала!

— Сказала, — спокойно согласилась Терава. — Бендуин, вождь септа Зеленая Соль, получил разрешение отправиться в Руидин. Он ушел пять дней назад в сопровождении двадцати своих алгай’д’сисвай и четырех Хранительниц Мудрости, которые станут свидетельницами.

И лишь только тогда, когда все гай’шайн до единого выстроились рядом с теми, кто уже находился в палатке, Фэйли и остальные смогли надеть капюшоны и начать гуськом двигаться к выходу, приподнимая подол одеяния до колен. Она даже слегка покраснела, оттого что приходится выставлять ноги вот так, напоказ.

— Он хочет занять мое место, а мне не удосужились ничего сказать?

— Не твое, Севанна. Куладина. Как его вдова, ты вправе говорить за вождя клана, но только до тех пор, пока новый вождь клана не вернется из Руидина. Но ты — не вождь клана.

Фэйли шагнула под холодную, серую утреннюю морось, и опустившийся входной клапан палатки отрезал ответ Севанны на последнюю реплику. Что же все-таки происходит между этими двумя женщинами? Иногда, как, например, этим утром, они казались непримиримыми противниками, но в остальное время они были заговорщицами, которые поневоле связаны чем-то таким, что не дает покоя ни той ни другой. Или же именно то, что им приходится быть заодно, и заставляет их чувствовать себя не в своей тарелке. Что ж, пока не очень понятно, как знание этого поможет ей с побегом, так что, наверное, это вообще не важно. Но заинтриговавшая Фэйли загадка никак не выходила у нее из головы.

У входа в палатку стояла группа из шести Дев Копья — вуали опущены на грудь, за спиной виднеются копья, прикрепленные к чехлам луков. Байн и Чиад скептически относились к тому, что Севанна использует Дев для своего почетного караула — в то время как она сама никогда не была Девой Копья — и для охраны своей палатки, причем воительниц всегда было не меньше шести и дежурили они и днем и ночью. И обе также считали странным и достойным презрения, что Девы Шайдо позволяют ей это. Тот факт, что ты вождь клана или тот, кто говорит за него, не дает тебе права пользоваться тем, что положено лишь людям наиболее выдающимся и благородным. Руки шести Дев быстро двигались, их пальцы мелькали, складываясь в различные знаки, — они беседовали на языке жестов. Фэйли заметила мелькнувший несколько раз знак, обозначающий Кар’а’карна, но увиденного было недостаточно, чтобы понять, о чем же разговаривают Девы и о ком именно — о Куладине или об ал’Торе.

О том, чтобы остаться и постараться понять, о чем шел разговор, — если получится, конечно, — речи не было. Тем более что остальные гай’шайн уже спешили прочь по грязной дороге. С другой стороны, Девы могут что-то заподозрить и тогда сами высекут ее или, что еще хуже, воспользуются при этом ее собственными шнурками. Фэйли уже доставалось от Дев за «нахальный взгляд» и больше не хотелось. Особенно потому, что наказание означало оказаться прилюдно обнаженной. И то, что она — гай’шайн Севанны, не послужит ей защитой. Любой Шайдо имеет право проучить любого гай’шайн, если сочтет, что тот ведет себя неподобающим образом. Это может сделать даже ребенок, если его отрядили наблюдать за работой гай’шайн. Ну а с другой стороны, холодный дождь, каким бы мелким он ни был, скоро насквозь промочит ее шерстяное одеяние. До палатки недалеко, около четверти мили, но наверняка на пути ее еще не раз остановят.

Повернувшись спиной к большой алой палатке, девушка зевнула. Очень хотелось завернуться в одеяла и проспать пару часов. Тем более что вечером будет много работы. Правда, она не знала, какая это будет работа. Было бы гораздо проще, если бы Севанна распределила, кто, что и когда делает, но ей, видимо, нравилось выбирать имена в случайном порядке, причем всегда — в последнюю минуту. Так что планировать что-либо крайне сложно, не говоря уже о побеге.

Высокий шатер Севанны окружали разномастные палатки: низкие и темные айильские, островерхие и обычные, палатки всех возможных размеров и цветов. Между ними пролегала паутина «улиц», где размокшая земля теперь превратилась в реки грязи. Так как палаток у Шайдо не хватало, они прихватывали все, что им только попадалось по дороге. Ныне вокруг Малдена расположились лагерем четырнадцать септов — сто тысяч Шайдо и столько же гай’шайн, а кроме того, ходят слухи, что в ближайшие дни должны прибыть еще два септа — Морай и Белый Утес. Не считая детишек, игравших и возившихся среди грязи с собаками, навстречу ей попадались люди в перепачканных белых одеждах, тащившие корзины и объемистые мешки. Многие женщины не спешили — они бежали. У Фэйли было подозрение, что, за исключением мастеров кузнечного дела, Шайдо вообще редко утруждают себя какой-либо работой, разве что со скуки. При таком количестве гай’шайн найти себе работу — уже работа. Теперь не только Севанна может позволить себе нежиться в ванне и наслаждаться тем, как гай’шайн трут ей спину. Конечно, ни одна из Хранительниц Мудрости не зашла еще так далеко, но кое-кто уже считал зазорным пройти два лишних шага и поднять что-то, если под рукой всегда есть гай’шайн, который сделает это.

Фэйли уже почти дошла до части лагеря, отведенной гай’шайн, — прямо под серыми стенами Малдена, — когда заметила Хранительницу Мудрости, которая уверенной походкой направлялась к ней, накинув свою темную шаль на голову, чтобы защитить волосы от дождя. Фэйли не стала останавливаться, а лишь слегка согнула колени. Суроволицая Мейра не наводила такой страх, как Терава, но тоже не давала спуску и, помимо этого, была ниже Фэйли. Тонкие губы Хранительницы вообще превращались в ниточку, если ей доводилось встречать женщину выше себя. Казалось бы, вести о том, что сюда скоро прибудет ее септ, Белый Утес, должны были порадовать женщину, но, судя по всему, никакого эффекта новость не оказала.