— Так, значит, ты просто медленно плетешься, — заметила Мейра, когда Фэйли подошла ближе. Ее сапфировый взгляд был тверже алмаза. — Я оставила Риэль слушать остальных, потому что побоялась, что какой-нибудь пьяный идиот затащит тебя к себе в палатку.

Женщина огляделась, словно бы в поисках того самого идиота, который вознамерился так поступить.

— Никто ко мне не приставал, Хранительница Мудрости, — быстро ответила Фэйли.

За последнюю пару недель несколько попыток было со стороны пьяных и не очень, но Ролан всегда оказывался в нужном месте в нужное время. Могучему Мера’дин дважды пришлось драться за нее, и один раз он убил нападавшего. Фэйли ожидала, что это повлечет за собой кучу последствий и проблем, но Хранительницы Мудрости сочли, что схватка была честной, и, по словам Ролана, ее имя даже не упоминалось. Несмотря на утверждения Байн и Чиад, что подобные посягательства идут вразрез со всеми обычаями, насилие постоянно угрожало женщинам-гай’шайн. Фэйли была уверена, что Аллиандре изнасиловали по крайней мере один раз, прежде чем она с Майгдин обзавелись парой Мера’дин, которые теперь, словно тени, следуют за ними. Ролан отрицал, что просил своих собратьев помочь ее людям, заявив, что парням было просто нечего делать и они искали, чем бы заняться.

— Простите мою медлительность.

— Не лебези. Я не Терава. Я не стану тебя бить только потому, что мне это нравится. — Слова были произнесены безжалостным тоном, достойным палача. Может, Мейра и не бьет людей ради удовольствия, но Фэйли не понаслышке знала, что у этой Хранительницы тяжелая рука. — А теперь расскажи мне, что Севанна говорила и делала. Быть может, эта вода, падающая с неба, и чудо, но торчать под ней довольно противно.

Подчиниться приказу было совсем несложно. Севанна ночью не просыпалась, а когда она встала, то все ее разговоры свелись к выбору платья и украшений, особенно украшений. Изначально ее шкатулка для драгоценностей служила в качестве сундука для одежды, но теперь ее под самую крышку заполняла груда ювелирных шедевров, которым позавидовала бы любая королева. Прежде чем вообще что-то надеть, Севанна долго примеряла различные сочетания ожерелий и колец и изучала свое отражение в высоком зеркале, оправленном в позолоченную раму. Это смущало всех. Особенно Фэйли.

Она как раз дошла до появления Теравы с Галиной, когда все перед ее взором пошло рябью. Ее саму трясло! И это не плод воображения! Синие глаза Мейры расширились от изумления: она тоже это почувствовала! Волна ряби накатила снова, на этот раз мощнее. В ужасе Фэйли выпрямилась и отпустила подол платья. Мир задрожал в третий раз, еще сильнее, дрожь словно пронизывала ее, и Фэйли почувствовала, что еще немного — и она сольется с ветром или просто растворится в туманной дымке.

Тяжело дыша, девушка ждала четвертого удара, понимая, что на этот раз погибнет все, включая ее саму. А когда ничего не произошло, она облегченно выдохнула, освобождая каждую клеточку легких от воздуха.

— Что это было, Хранительница Мудрости? Что?

Мейра коснулась рукой своего запястья и, по-видимому, слегка удивилась, что ее пальцы не прошли сквозь кость и плоть.

— Я… понятия не имею, — медленно произнесла она. Встряхнувшись, Мейра продолжила: — Иди по своим делам, девочка.

Хранительница Мудрости подобрала юбки и, миновав Фэйли, почти бегом припустила прочь, разбрызгивая грязь в разные стороны.

Детей на улицах видно больше не было, но из палаток слышались плач и всхлипывания. Брошенные собаки скулили и дрожали, поджав хвост. Люди вокруг ощупывали себя, ощупывали друг друга, не обращая внимания на принадлежность к Шайдо или к гай’шайн. Фэйли обхватила себя руками. Конечно, она не бесплотна. Ей просто показалось, будто бы она превращается в туман. Конечно. Приподняв юбку — и так уже придется застирывать, — девушка сделала несколько шагов. А потом побежала, уже не заботясь о том, сколько грязи окажется на ней и на остальных. Она отлично понимала, что от очередной волны этой ряби сбежать не удастся. Но она все равно бежала и бежала, не жалея ног.

Палатки гай’шайн широким кольцом окружали высокую гранитную стену Малдена. Как и во внешней части лагеря, они представляли собой пеструю картину, но большинство из них были маленькими. В островерхой палатке Фэйли на ночлег с трудом умещались две, но, вопреки всему, там жила она и еще три — Аллиандре, Майгдин и бывшая кайриэнская дворянка Дайрайне, одна из тех, кто добивался благосклонности Севанны, докладывая ей то, что делают другие гай’шайн. Это все усложняло, но убить эту женщину — тоже не выход, тем более что сама Фэйли была против таких мер. По крайней мере, до тех пор, пока Дайрайне не станет реальной угрозой. Женщины спали, тесно прижавшись друг к другу, словно новорожденные щенки, и радуясь, что тепло человеческого тела так согревает в холодные ночи.

Когда Фэйли, согнувшись, влезла в палатку, внутри царил полумрак. Свечей и масла для ламп не хватало, так что эти ценные ресурсы предпочитали не растрачивать на гай’шайн. На одеялах лицом вниз лежала Аллиандре, шею ее стягивал ошейник, а исполосованные бедра накрывала тряпка, пропитанная травяным настоем. По крайней мере, Хранительницы Мудрости выдавали свои лечебные травы не только Шайдо, но и гай’шайн. Аллиандре не сделала ничего плохого, но вчера Севанна назвала ее имя в числе тех пяти, кто ей менее всего угодил в этот день. Не в пример многим во время наказания Аллиандре держалась достойно, — Дойрманес начинал судорожно всхлипывать еще до того, как его клали кверху задом на сундук, — но ей доставалось чуть ли не раз в три-четыре дня. Быть королевой — не значит уметь прислуживать королеве. Но на Майгдин выбор падал едва ли не чаще, а она была пусть и не самой умелой, но все же горничной знатной леди. Сама Фэйли попала в число ежедневно наказываемых всего один-единственный раз.

Судя по тому, что Аллиандре даже не попыталась прикрыться, а просто приподнялась на локтях, ее дух уже дал трещину. И все же она расчесала свои длинные волосы. Если бы она этого не сделала, Фэйли бы поняла, что для женщины все потеряно.

— А вы не ощутили… только что… нечто странное, миледи? — спросила Аллиандре, и в ее дрожащем голосе чувствовался страх.

— Почувствовала, — подтвердила Фэйли, стоя ссутулившись у шеста, поддерживавшего крышу палатки. — Не знаю, что это было. И Мейра тоже не знает. Сомневаюсь, что это известно хоть кому-то из Хранительниц Мудрости. Но это «странное» не причинило нам никакого вреда. — Конечно же не причинило. Конечно же нет. — И это никоим образом не влияет на наши планы.

Зевая, девушка расстегнула золотой пояс и бросила его на одеяла, а потом взялась за подол верхнего платья, чтобы снять его через голову.

Аллиандре опустила голову на руки и тихонько заплакала:

— Нам никогда не сбежать. И меня вечером снова накажут. Я знаю. Всю оставшуюся жизнь меня будут бить каждый день.

Вздохнув, Фэйли оставила в покое подол платья, опустилась на колени рядом со своей подданной и погладила ее по голове. Будь ты по положению выше или ниже, ответственности от этого не меньше.

— Временами я тоже этого боюсь, — тихо призналась она. — Но я не позволяю этим страхам завладеть мною полностью. Я обязательно сбегу. Мы обязательно сбежим. Аллиандре, нужно быть храброй. Я знаю, ты именно такая. Я знаю, что ты разобралась с Масимой и сохранила мужество и силу духа. И ты сумеешь взять себя в руки и сейчас, если постараешься.

Качнулся клапан входа, и в образовавшемся проеме появилась голова Аравин. Полная женщина не блистала красотой, но, как подозревала Фэйли, была из дворян, хотя никогда этого не утверждала. Несмотря на полумрак, Фэйли удалось разглядеть, что на лице пришедшей сияла улыбка. На Аравин тоже были ошейник и пояс Севанны.

— Миледи, Элвон и его сын хотят с вами поговорить.

— Им придется подождать пару минут, — сказала Фэйли.

Аллиандре больше не плакала, но продолжала лежать тихо и неподвижно.

— Миледи, не думаю, что вам следует это откладывать.

У Фэйли перехватило дыхание. Неужели? На это даже страшно надеяться.

— Я возьму себя в руки, — произнесла Аллиандре, поднимая голову, чтобы посмотреть на Аравин. — Если у Элвона то, что я надеюсь, — я не сдамся, даже если Севанна станет меня допрашивать.

Схватив пояс — если ее увидят за пределами палатки без пояса и ошейника, последующее наказание едва ли будет уступать тому, которое полагается за попытку побега, — Фэйли выскочила наружу. Морось почти прекратилась, превратившись во влажный туман, но пока лучше надеть капюшон. Влажный воздух все равно пробирает до костей.

Элвон, коренастый мужчина, уступал в росте своему сыну — долговязому парнишке Тэрилу. На обоих были забрызганные грязью белые одеяния из парусины. Тэрилу, старшему сыну Элвона, было только четырнадцать, но Шайдо не поверили ему, поскольку ростом он был со среднего жителя Амадиции. Фэйли с самого начала прониклась к Элвону доверием. О нем и его сыне среди гай’шайн ходили легенды. Три раза они сбегали, и каждый раз Шайдо оказывалось все труднее и труднее отыскать их и вернуть. И, несмотря на ужесточающееся с каждым разом наказание, в тот день, когда они поклялись ей в верности, они уже начали планировать, как предпринять четвертую попытку вернуться к своей семье. Фэйли никогда не видела, чтобы они улыбались, но сегодня улыбка озаряла и обветренное лицо Элвона, и скуластую физиономию Тэрила.