Жилистый мужчина с венчиком седых волос вокруг лысины приветственно сложил руки и склонил голову.

— Ток Фирним к вашим услугам, милорд, — представился он с сильным акцентом и с сомнением покосился на шест у Мэта на плече. Господа, привыкшие к шелкам и золотым кольцам с печаткой, редко таскают с собой такие штуки. — Чем могу быть полезен? Милорд хочет взять коня напрокат? Или купить?

Вышивка в виде мелких ярких цветков украшала верх его жилетки, надетой поверх рубахи, которая, судя по всему, некогда была белой. Мэт старался не смотреть на эти цветы. На поясе у собеседника висел привычный кривой нож, а морщинистое лицо пересекали два длинных тонких шрама. Старых шрама. Очевидно, стычки, в которых хозяину конюшни довелось участвовать, подобных сувениров ему не оставили или же их не было видно.

— Купить, мастер Фирним, если у вас есть что-нибудь на продажу. И если я смогу подобрать из этого что-то подходящее. Мне сегодня столько раз уже пытались всучить старую хромую клячу, уверяя, будто ей всего шесть лет, что еще немного — и я пущу в ход палку. — Ухмыльнувшись, он весело тряхнул шестом. Отец всегда говорил, что, если хочешь хорошего торга, развесели того, с кем торгуешься.

— У меня три экземпляра на продажу, и ни один из них не хромает, милорд, — с поклоном ответил Фирним без намека на улыбку. Он взмахнул рукой. — Вон, одну как раз вывели из стойла. Пятилетка, очень хороша, милорд. Продаю дешево, всего за десять крон. — И вкрадчиво прибавил: — Золотом.

У Мэта отвисла челюсть.

— За пегую?! Я знаю, что из-за шончан цены взлетели, но это же просто смешно!

— О-о-о, это не просто пегая, милорд. Это же «лезвие». Перед вами чистокровная представительница скаковой доманийской породы «лезвие».

Кровь и проклятый пепел! Слишком дорого, так в сделке выгоды не будет.

— Ну, это вы так утверждаете, — пробормотал Мэт, опустив один конец шеста на каменный пол, чтобы иметь возможность на него опереться. В последнее время бедро редко его беспокоило, если только он не предпринимал долгие прогулки, а именно этим он и занимался все утро, отчего теперь нога ныла. Что ж, не важно, сойдутся они в цене или нет, но игру нужно поддержать. Существуют правила ведения торга, когда речь идет о лошадях. Нарушишь — уйдешь с пустым кошельком. — Никогда не слышал о такой породе. Хм, «лезвие»… А что еще у вас есть? Меня интересуют только кобылы и мерины.

— Кроме этой дивной кобылки породы «лезвие», у меня на продажу только мерины, милорд, — откликнулся Фирним, выделив слово «лезвие». Повернувшись к рядам стойл, он крикнул. — Адела! Приведи того здорового гнедого, что мы продаем!

Из глубины конюшни выскочила худая прыщавая девица в штанах и в никак не украшенной темной жилетке и бросилась исполнять приказание. Сначала Адела привела гнедого, потом по требованию Фирнима серого в яблоках, после чего за веревочные недоуздки вывела обоих к дверям конюшни, на свет. Это было сделано по просьбе Мэта. Оба мерина отличались неплохой статью, но гнедой оказался слишком крупным, выше семнадцати ладоней в холке, а серый в яблоках постоянно прижимал уши к голове и пару раз попытался укусить Аделу за руку. Впрочем, девушка умело управлялась с животными и легко уворачивалась от злобных нападок мерина. Мэт без всяких сожалений отверг бы обоих, даже если бы заранее не нацелился на «лезвие».

Появился тощий серый полосатый котяра — этакая скальная кошка в миниатюре, уселся у ног Фирнима и принялся вылизывать окровавленную ранку на плече.

— Крысы что-то в этом году разбушевались, прямо даже не припомню, когда было такое, — пояснил хозяин конюшни, хмуро посмотрев на кота. — И они становятся все наглее и злобнее. Я уже подумываю купить еще одного кота, а может, и двух. — Оставив досужую тему, он вновь заговорил о деле. — Не соизволит ли милорд взглянуть на жемчужину моей конюшни, раз остальные не подходят?

— Пожалуй, мастер Фирним, я все-таки погляжу на пегую, — с сомнением протянул Мэт. — Но о десяти кронах не может быть и речи.

— Причем золотом, — добавил Фирним. — Хурд, приведи сюда «лезвие» для милорда. — Он снова подчеркнул название породы. Да уж, заставить его сбавить цену — задачка не из простых. Разве что поможет тот факт, что Мэт — та’верен. Хотя его удача никогда не помогала в таких прямолинейных вещах, как торг.

Хурд оказался тем, кто менял солому в стойле «лезвия»: на голове у мужчины осталась лишь парочка седых волос, а во рту наблюдалось полное отсутствие зубов. Последний факт становился очевидным, когда Хурд улыбался, что он, собственно, и делал, выводя кобылу на свет. Ему явно нравилось это животное. Еще бы.

Шла кобыла ровно, но Мэт все равно тщательно ее осмотрел. Зубы подтвердили, что насчет возраста Фирним оказался честен, — только дурак станет врать про возраст лошади, разве что покупатель сам окажется дураком. Но, как ни странно, большая часть торгашей сейчас придерживается именно такого подхода. Лошадь повела ушами, когда Мэт погладил ее по носу, проверяя глаза. Они оказались чистыми и ясными, без намека на мутные выделения. Мэт придирчиво ощупал ее ноги и не нашел ни воспалений, ни опухолей. Нигде не было ни намека на ссадину, болячку или лишай. Мэт мог спокойно просунуть кулак в промежуток между грудной клеткой кобылы и ее локтевым суставом — у нее, несомненно, размашистый ход, — но втиснуть ладонь между ее последним ребром и бедром было сложно. Она вынослива, и быстрый бег вряд ли повредит ее сухожилиям.

— Милорд, я смотрю, вы знаток.

— Вот именно, мастер Фирним. Десять золотых крон — это слишком, особенно за пегую. Знаете, кое-кто говорит, будто они приносят несчастье. Не могу сказать, что я в это верю. Иначе я даже не стал бы предлагать свою цену.

— Несчастье? Ничего такого не слыхал, милорд. И какова ваша цена?

— За десять золотых я куплю себе чистокровного тайренца. Не самого лучшего, но все-таки тайренца. Я дам за нее десять крон. Серебром.

Фирним запрокинул голову и вызывающе громко расхохотался. Отсмеявшись, он посерьезнел, и они продолжили торговаться. В итоге Мэт вручил ему пять крон и четыре марки золотом и еще три кроны серебром. Все монеты были отчеканены в Эбу Дар. В сундуке под кроватью у него имелись монеты из разных стран, но с иноземными деньгами всегда много мороки, потому что надо искать банкира или менялу, чтобы взвесить монеты и высчитать, как они соотносятся с местными. А Мэт не только не хотел лишний раз привлекать к себе внимание, но и понимал, что в таком случае ему придется заплатить больше, а то и все требуемые десять золотых крон. Судя по всему, весы, с помощью которых оценивают монеты, всегда склоняются в пользу менял. Мэт не предполагал, что ему удастся сбить цену настолько, но, судя по довольной физиономии Фирнима, который наконец-то заметно повеселел, тот не ожидал получить так много. В торговле лошадьми самое замечательное завершение торга — когда обе стороны считают, что заключили выгодную сделку. Как-никак, день начался отлично, и плевать на эти проклятые игральные кости. Ему следовало знать, что так не может продолжаться долго.

Когда к полудню Мэт вернулся к балагану, сидя верхом на «лезвии» — потому что нога не давала покоя, а в голове по-прежнему перекатывались треклятые игральные кости, — очередь на вход оказалась еще длиннее, чем утром. Люди ждали, когда наступит их черед пройти под натянутой между двумя высоченными жердями большой голубой вывеской, на которой красовалось название представления, написанное аршинными красными буквами. Стоило одному любителю зрелищ опустить монетки в прозрачный кувшин, который держал плечистый конюх, одетый в грубую шерстяную куртку, — из этого кувшина под бдительным присмотром другого, еще более внушительного конюха монеты пересыпались в обитый железом сундук, — новый посетитель пристраивался в хвост очереди, так что короче она не становилась. Вереница людей тянулась вдоль веревочного ограждения и заворачивала за угол. Как ни странно, никто не толкался и не пихался. Среди посетителей было много фермеров и селян, которые распознавались по шерстяным одеждам и грязи, въевшейся в ладони, однако личики их жен и мордашки детей были тщательно вымыты. К сожалению, Люка таки собрал свою вожделенную толпу. Теперь убеждать его уехать завтра — бесполезно. Игральные кости свидетельствовали: что-то вот-вот произойдет, что-то очень важное для Мэта, чтоб ему сгореть, Коутона, но вот что? Хотя были случаи, когда кубики переставали перекатываться, а он так и не понимал, что же такое случилось.

Уже миновав парусиновую стену, там, где поток зрителей растекался по главной улице, по обеим сторонам которой выступали артисты, Мэт заметил Алудру, она принимала заказанный товар — две телеги, уставленные бочками разных размеров. Необычными бочками, судя по всему.

— Я покажу вам, где оставить телеги, — говорила стройная женщина возчику первой телеги — парню с выдающейся вперед челюстью. Длинные косички Алудры, украшенные цветными бусинами, взметнулись, когда она на секунду обернулась, провожая Мэта взглядом. Потом женщина вернулась к разговору с возчиком. — А лошадей потом отведете к коновязям, да?