Кроме «Полосатых рубашек и разбитых сердец», в роман вошли еще несколько ранее не публиковавшихся новелл: главы третья — «Знакомство с Капитаном Киддом», одиннадцатая — «Учиться никогда не поздно» и тринадцатая — «Как вся Медвежья речка в Жеваном Ухе собралась». Остальные главы романа выходили отдельными рассказами в палп-журнале «Action Stories» в 1934–1935 годах, разница между ними как самостоятельными произведениями и частями более крупного несущественна.
Согласно исследованиям говардоведа Расти Бёрка, роман был получен Отисом Клайном, литературным агентом Роберта И. Говарда, 31 августа 1935 года. Неизвестно, кто был заинтересован в том, чтобы выпустить произведение отдельной книгой, но это была уже третья попытка подобного издания. И, по всей видимости, у этого проекта перспективы тоже были туманными — оттого автор и решил взять в оборот уже проданные и изданные рассказы об Элкинсе. Первая (сборник рассказов, 1933 год) и вторая (роман, 1934 год) попытки не увенчались успехом, так что, надо полагать, Говард не питал в этот раз слишком больших надежд.
Так или иначе, на протяжении осени 1935 года Клайн пытался продать «Джентльмена с Медвежьей речки» разным издателям, не только в США, но и в Великобритании. Прошло более года, и роман наконец вышел — за океаном. Издатель Герберт Дженкинс выпустил приключения Брекенриджа Элкинса в Великобритании в 1937 году — в переплете и суперобложке. Так появилась первая самостоятельная книга техасского писателя, однако сам он уже не увидел ее… Сегодня то самое первое издание «Джентльмена…» является библиографической редкостью.
И только спустя двадцать восемь лет роман был переиздан снова.
Говардовед Марк Финн, большой поклонник не традиционных героев Говарда, а тех, кого вспоминают значительно реже — моряков-боксеров и Брекенриджа Элкинса, — так отзывался о юмористических вестернах: «Как только я начал читать эти… истории, то услышал, что их рассказывают с долгим, тягучим западнотехасским акцентом. Казалось, что Роберт И. Говард говорит через эти новеллы непосредственно со мной».
Брекенридж Элкинс может встать в один ряд со знаменитыми персонажами американского фольклора — гигантом-дровосеком Полем Баньяном, оседлавшим торнадо ковбоем Пекосом Биллом, путейцем Джоном Генри, лодочником Майком Финком и другими. Как они плоть от плоти этой земли — так же и Брек.
И читатели, и критики не единожды отмечали, что «техасский мечтатель» присутствует в каждом своем тексте. Когда же он, поощряемый своими друзьями по переписке, начал создавать произведения на базе своей родной культуры, мест, где прошли его детство, отрочество и юность, земли, которая была его домом (юго-запад Техаса), они закономерно оказались пропитаны искренностью писателя и правдой жизни в еще большей степени, чем прочие. Это свойственно не только его «серьезным» новеллам, но также легким, простым и открытым юмористическим вестернам о Брекенридже Элкинсе. Даже несмотря на то, что сам герой живет не в Техасе, а в Неваде: географический фактор здесь отступает на второй план.
«Джентльмен с Медвежьей речки» — это квинтэссенция приключений неутомимого героя, спустившегося с гор. Так вперед, читатель, отправляемся вместе с Бреком в путь, полный невероятных встреч и головокружительных приключений! Уж с таким героем Гумбольдтских гор мы точно не пропадем!
...Дмитрий Квашнин
Джентльмен с Медвежьей речки
Глава 1. Полосатые рубашки и разбитые сердца
Если б Джоэль Брекстон не выхватил ножик, пока я дубасил его головой о еловый ствол, то я, наверное, и с Глорией Макгроу не поругался бы, и вообще все сложилось бы иначе. А ведь папаша всегда говорил, что Брекстоны — народ никудышный, и он, надо признаться, был прав. Деремся мы, значит, и вдруг Джим Гарфильд как заорет: «Берегись, Брек, у этого паршивца нож!» И тут меня будто что-то ужалило, я глянул на живот — оказывается, Джоэль продырявил мою кожаную рубаху и уже принялся за мою собственную шкуру, пытаясь добраться до кишок.
Я выпустил его уши, отнял ножик и забросил его куда подальше в самые заросли, а вслед за ним швырнул и самого Брекстона. Так уж вышло, что на его пути оказалось дерево, и он заскулил от боли. Ну, а чего он хотел, пролететь сквозь самую чащу без единой царапины?
Но я вообще парень отходчивый, и даже тогда добродушия не утратил. Я не стал обращать внимания на страшные проклятия, которыми щедро сыпал Джоэль, пока его брат вместе с Джимом Гарфильдом и остальными вытаскивали его из зарослей и окунали в речку, отмывая кровь. Я сел на своего мула, которого звать Александром, и поехал к дому старика Макгроу, куда, собственно, и направлялся, пока не связался на свою голову с этими тупицами.
На Медвежьей речке все мне приходились родственниками, кроме Рейнольдсов и Брекстонов, с которыми я не очень-то ладил, да еще семейства Макгроу, а уж с Глории Макгроу я глаз не сводил с тех самых пор, как на меня надели портки. Во всех окрестностях Гумбольдтских гор, а пространство они занимали немалое, было не сыскать такой высокой, милой и красивой девчонки, как она. Из местных девушек никто, даже мои сестры, не умел так ловко орудовать топором, так вкусно сготовить медвежье жаркое и маисовую кашу. А уж в беге обойти ее не смогла бы ни одна женщина и ни один мужчина — кроме меня, конечно.
Поднимаясь по тропинке, которая вела к дому Макгроу, я вдруг увидал Глорию. Она черпала деревянным ведром воду из ручья. Самого дома не было видно из-за зарослей ольховника. Она обернулась и поглядела на меня. Ну, красота, да и только: рукава закатаны, голые руки, шея и босые, белые как молоко ноги, глаза небесно-голубые, а волосы прямо золотом горят на солнце.
Снимаю я, значит, перед ней свою енотовую шапку и говорю:
— Доброе утречко, Глория. Ну, как поживаете?
— Папашина гнедая кобыла вчера больно лягнула Джо, — говорит она. — Да пустяки, пара синяков. А так у нас все в порядке. Ну, а ты как? Еще не прирос к своему мулу?
— Нет, мэм, — говорю, а сам тем временем слезаю и продолжаю: — Дай-ка, Глория, я помогу тебе ведро нести.
Она уже протянула было мне ведро, как вдруг нахмурилась, в рубашку мою пальчиком тычет и говорит:
— Опять подрался?
— Да это я с Джоэлем Брекстоном сцепился, — говорю. — Так, ерунда. Он утверждал, будто бы индейские комары крупней техасских.
— А тебе-то откуда знать? Ты же никогда в Техасе не бывал.
— Ну, а он не бывал у индейцев, — возразил я. — Да и вообще, не в комарах тут дело. Тут дело в принципе. Мои предки из Техаса, и я не позволю никаким Брекстонам клевету на весь штат наводить.
— Слишком уж часто ты дерешься, — сказала она. — И чья взяла?
— Моя, а как же иначе, — ответил я. — Я всегда побеждаю, не так, что ли?
Это безобидное утверждение, похоже, ее рассердило.
— Уж не вбил ли ты себе в голову, будто никто с Медвежьей речки тебя не одолеет? — сказала она с язвительной улыбкой.
— Ну, — уверенно сказал я, — до сих пор никто и не смог… не считая папаши.
— Просто ты ни разу не дрался с моими братьями, — отрезала она.
— Вот именно, — согласился я, — я ведь многое спускал им с рук. А все почему? Потому что они твои братья, и я не хотел им навредить.
Этих девчонок иногда не поймешь. Глория вдруг взбесилась, выхватила у меня из рук ведро и говорит:
— Да неужели? Вот что я тебе скажу, Брекенридж Элкинс: даже самый младший из моих братьев приструнит тебя, как норовистую лошадь, а если ты хоть одного из них пальцем тронешь, я сама тебе задам! К тому же, да будет тебе известно, один джентльмен — он сейчас как раз у нас дома — мог бы достать пистолет и вмиг разукрасить тебя свинцом, а ты и вытащить свою ржавую пушку не успеешь!
— А я в стрелки и не записывался, — сказал я примирительно. — Но зуб даю, что мой двоюродный братец Джек Гордон запросто его в этом обставит.
— Разве ты со своими братьями сравнишься с ним! — говорит она презрительно. — Да такого джентльмена вы и во сне не видывали! Это ковбой с Дикой реки, он едет в Жеваное Ухо, а у нас остановился пообедать. Если бы ты его увидал, ты бы вмиг перестал бахвалиться. Посмотри на себя: дряхлый мул, дырявые мокасины да рубаха из оленьей кожи!
— Черт возьми, Глория! — говорю я, а сам запутался вконец. — А рубаха-то кожаная чем тебе не приглянулась? Как по мне, так уж лучше такая, чем домотканая.
— Ха! — фыркает она. — Просто ты не видал мистера Вилкинсона! Он не носит ни кожаных, ни домотканых рубах. Только покупные! Такого элегантного господина у нас и не сыщешь. На сапогах звезды да позолоченные шпоры! А на шее платок красный — он говорит, шелковый. Не знаю. Я таких никогда не видала. А рубаха! В красно-желто-зеленую полоску, красивущая! А белая ковбойская шляпа! А шестизарядный револьвер с жемчужной рукояткой! А уж какая у него лошадь, какая сбруя — тебе таких и не снилось, болван ты этакий!
— Ну, знаешь ли! — говорю я, а сам уже беситься начинаю. — Если этот твой мистер Вилкинсон такой распрекрасный, так чего ж ты замуж за него не выйдешь?
Зря я это сказал. Из ее глаз едва искры не посыпались.
