Роберт Хайнлайн
Расширенная Вселенная
Уильяму Таргу
Предисловие автора
ВНИМАНИЕ! Трезвый подход к рекламе обязан предупредить читателя, что книга основана на сборнике «Миры Роберта Э. Хайнлайна», опубликованном в 1966 году. Но эта книга примерно в три раза толще, чем та. В ней есть рассказы, которые никогда прежде в книжном виде не публиковались, научно-популярные статьи, которых вы нигде, кроме как здесь, не прочитаете, новые варианты моих прогнозов на будущее (тридцать лет как-никак прошло!), начиная с 1950 года (а также пятнадцатилетнее обновление, опубликованное в «Мирах Р. Э. Х.»), с теми же путаными объяснениями, почему я угадал на этот раз, а также (барабанная дробь!) не один, а целых два сценария на 2000-й год: первый — для тех, кто любит хеппи-эндовские, со счастьем, концовки, а другой — для тех, кто, не дрогнув, способен выслушать жутчайшие новости — пока в них рассказывают о людях посторонних и не очень важных для вас.
И уж в этих-то сценариях я себя никак не сдерживал, потому что с вероятностью 99,92 % (по формуле, которую недавно вывел) к 2000 году не станет либо меня, либо всей этой так называемой цивилизации. Так что вряд ли придется мне кому-либо объяснять свои промахи и ошибки.
Только не думайте, что не станет меня одного. Мой прапрапрадедушка Лоуренс Хайнлайн умер преждевременно, в возрасте девяноста семи лет. Зимним утром он вышел сдуру из своей хижины без ружья и увидел на льду посередине пруда оленя. То, что не было ружья, не остановило моего прапрапрадеда: ну как же так, чтобы от него сбежал мешок с мясом. Он ступил на лед и завалил оленя, вполне успешно.
Но, одолев оленя, мой предок поскользнулся на льду, упал, и кончик оленьего рога проник между его ребрами и вошел в сердце.
Естественно, этот случай преподал ему хороший урок — и, безусловно, научил кой-чему и меня. На сегодняшний день я трижды проанализировал свои шансы и продолжаю жить, хотя официальный прогноз требовал от меня другого, гораздо более серьезного решения. Поэтому я предпочитаю быть осторожным и не собираюсь откинуть ноги в расцвете лет, как мой недоумок-предок. Я не стану валить оленей, переходить улицу на красный свет, совать руки в места, облюбованные ядовитыми пауками, и — особенно! — покидать безоружным свое жилище.
Пожалуй, самое приятное в нашей жизни — это знать, что у тебя нет врагов. И самый простой способ познать приятное — их, врагов, пережить. Для этого не нужно что-то предпринимать, время все за нас сделает.
В этом мирном крестовом походе я оказался на удивление успешным; большинство подлецов мертвы… а трое выживших плохи очень. График мой указывает на то, что к концу 1984 года у меня врагов в мире не останется вообще.
Конечно, моим врагом может назначить себя любой (все мои враги — самовыдвиженцы), но я бы удивился, если бы такое маловероятное событие сильно повлияло на график. Похоже, тут замешано какое-то безымянное экстрасенсорное воздействие; статистика показывает, что ненавидеть меня вредно для чьего бы то ни было здоровья.
Сам я не имею к этому никакого отношения. Персонаж может находиться на расстоянии более тысячи миль, а я делаю все возможное, чтобы следовать совету сержанта Догберри [Сержант Догберри — персонаж пьесы У. Шекспира «Много шума из ничего». В акте 3 сцена 3 он говорит: «А чем меньше с такими людьми связываться, тем лучше для вашего достоинства» (перевод Т. Щепкиной-Куперник). — Примеч. С. В. Голд. // Бумажный кораблик плывет // По морю надежды // … // Он уходит, он уходит и больше не вернется. // Так проходит, так проходит, так проходит свобода.]; тем не менее это происходит: мой герой начинает терять вес, страдать от бессонницы и ночных кошмаров, головных болей, проблем с желудком и через некоторое время начинает слышать голоса.
Конечные стадии сильно различаются. В любом случае они неприятны, и я не должен говорить о таких вещах, потому как мне поручено написать слова, которые убедят вас купить эту книгу, несмотря на то что она почти на треть совпадает с той, которую вы, возможно, уже читали.
За исключением предисловия, все вещи в этой книге расположены в том порядке, в каком они были написаны, почти каждая с комментарием — почему и по какой причине они были сочинены (деньги, как правило, ну и… ну, в общем, деньги), — и в комментариях я рассказываю о том, что написал или сделал между этой вещью и следующей.
Разница между написанным сорок, примерно, лет. Но это не мои мемуары за прошедшие четыре десятилетия. Писательский бизнес не то занятие, что оставляет за собой забавные воспоминания (да-да, я имею в виду тебя, тебя, тебя и особенно тебя). Писатель проводит свое рабочее время в одиночном заключении: не отвечает на телефонные звонки, не принимает посетителей, сидит в окружении скучных справочников и кучи бумаг. Кульминация его рабочего дня наступает, когда он, затаив дыхание, с волнением ждет прихода почтальона (обычно сразу вслед за этим происходит стремительный спад).
Как же рассказать обо всем этом? Ответ: написать о том, что делал этот бумагомарака в тот момент, когда он или не писал, или просто выдумывал, или то и другое одновременно. Да, обычно и то и другое одновременно.
Я мог бы оставить неплохие воспоминания о делах, которыми я занимался, когда не был связан с литературой. Но я не стану этого делать, потому что: а) надеюсь, что все это благополучно забудется. И — б): все, что не забыто, подпадает под действие закона о сроках давности.
И еще: я надеюсь, эта моя книга вам придется по сердцу. Выдумка в ней видна явно, правда — вроде бы как правдива (насколько я мог себе это позволить), а зияющие по тексту пробелы я заполнил разными пустяками, чередующимися между понятиями «назидательность» и «бредовость».
Каждый экземпляр гарантированно (в противном случае вам вернут его стоимость — удвоенную!) напечатан на реальной бумаге и содержит достаточное количество страниц, чтобы заполнить пробел между обложками.
Р. Э. Х., 1980 г.
Линия жизни
ПРЕДИСЛОВИЕ
Начало 1939 года я встретил полностью на мели после провальной политической кампании (я пришел вторым, с очень хорошим результатом, но в политике не дают призов за вторые места или за артистизм). Я был высококвалифицированным специалистом по артиллерии, боеприпасам и управлению огнем на военных судах — умения, на которые не было спроса на берегу; бумажка за подписью министра ВМФ сообщала, что в море я бесполезный балласт; «полный пожизненный инвалид» — так они написали. А на руках у меня была неподъемная ипотека.
Примерно в это время в «Thrilling Wonder Stories» запустили рекламу, в которой говорилось что-то вроде того:
КОНКУРС! ГИГАНТСКИЕ ПРИЗЫ —
писателям-непрофессионалам!!!!!!
Первое место $50 — Пятьдесят! Долларов! — $50!
В 1939 году продуктами на пятьдесят долларов можно было заполнить три универсала [Универсал — легковой автомобиль с кузовом. — Примеч. С. В. Голд.]. Сегодня я могу принести продуктов на пятьдесят долларов из магазина без посторонней помощи, — возможно, я стал сильнее. В общем, я написал рассказ «Линия жизни». Мне на это потребовалось четыре дня — я медленно печатаю на машинке. Но я не стал посылать его в «Thrilling Wonder»; я отправил его в «Astounding», сообразив, что они-то вряд ли завалены рассказами любителей-непрофессионалов. «Astounding» купил рассказ… за 70 долларов. То есть заплатил на 20 долларов больше, чем пресловутый Гран-при, — и, как нетрудно догадаться, с тех пор я больше не искал себе честной работы.
Председатель стучал молотком по столу, добиваясь тишины. Свист и крики в зале постепенно затихали — по мере того как добровольные блюстители порядка утихомиривали своих наиболее вспыльчивых коллег. Докладчик, стоявший за кафедрой возле председательского стола, казалось, не замечал, что творилось вокруг. Его безучастное, слегка надменное лицо было спокойно. Председатель повернулся к докладчику, в его голосе слышались едва сдерживаемые гнев и раздражение.
— Доктор Пинеро, — сказал он, выделив голосом первое слово, — я вынужден извиниться перед вами за недопустимое поведение аудитории во время вашего сообщения. Поражаюсь, как мои коллеги могли настолько забыть о достоинстве, присущем людям науки, и позволить себе прерывать докладчика — независимо от того, насколько… — он сделал паузу и пожевал губами, — насколько веским был повод для подобного поведения.
Пинеро ответил ему улыбкой, которую легко можно было бы счесть откровенно оскорбительной. Председатель опять сдержался и продолжал с видимым усилием:
— Мне хотелось бы, чтобы программа сегодняшнего заседания завершилась на достойной ноте и в соответствии с регламентом. Поэтому я хочу, чтобы вы закончили свое сообщение. В то же время я вынужден вас попросить воздержаться от осквернения наших умов идеями, ложность которых самоочевидна для всякого образованного человека. Будьте любезны ограничиться сообщением о своем открытии, если таковое действительно существует.
— Но как же я смогу донести до вас новую идею, не очистив предварительно ваши мозги от старых заблуждений? — Пинеро театрально воздел свои пухлые белые руки.
Аудитория вновь ожила и глухо зароптала. Из задних рядов кто-то выкрикнул:
— Гнать этого шарлатана! Довольно!
Председатель опять постучал молотком:
— Джентльмены! Прошу вас! — и обратился к Пинеро: — Должен ли я напомнить, что вы не являетесь членом данного сообщества и вас сюда никто не приглашал?
Пинеро удивленно приподнял брови:
— Да ну? Помнится, я держал в руках некое приглашение на бланке Академии…
