Когда гимн допели, он кивнул женщине, сидевшей в переднем ряду; судя по всему, это и была леди Дарстон. Та поднялась на ноги и раскрыла свою Библию. По крайней мере, она принадлежала к избранному обществу. Фэйрфакс сразу же понял это по ее безупречной осанке и наряду. На ней были строгий жакет и юбка из темно-зеленого бархата, длиной по щиколотку; и то и другое — слегка поношенное и выцветшее, но явно дорогое и, без сомнения, некогда очень модное. Рыжеватые волосы были убраны под бархатный капор такого же зеленого цвета. Женщина уверенно поднялась на амвон и немного помедлила, сосредоточиваясь, прежде чем заговорить.
— Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся… [Первое послание к Коринфянам, 15: 51–52.]
Она без запинки прочитала этот отрывок звонким, приятным голосом и вернулась на свое место. Мужчина, сидевший рядом с ней, по всей видимости муж, одобрительно похлопал ее по руке, обтянутой перчаткой. Фэйрфакс взошел на амвон и положил на аналой свои заметки.
— Друзья, мы собрались здесь сегодня утром, чтобы проводить в последний путь отца Томаса Джеймса Лэйси, чья жизнь оборвалась в возрасте пятидесяти шести лет по трагической случайности…
— По трагической случайности, как же! — донесся из задних рядов громкий и насмешливый мужской голос.
Фэйрфакс умолк и вскинул глаза, чтобы посмотреть, кто это сказал. Прихожане зашевелились и принялись оглядываться. Одни что-то недовольно бормотали, другие обращались к мужчине, требуя молчания. Он сидел в заднем ряду, полускрытый колон- ной. Фэйрфакс повторил попытку:
— Отца Лэйси, чья жизнь оборвалась в возрасте пятидесяти шести лет по трагической случайности. Его смерть напоминает нам…
— Трагическая случайность тут совершенно ни при чем! — У него был выговор образованного человека и звучный, хотя и слегка дребезжащий от старости, голос. — Нет, я не намерен молчать! — раздраженно бросил он кому-то из окружающих. — Это вы все должны умолкнуть и очнуться, чтобы увидеть правду!
По залу пробежал негромкий ропот. Кровь застучала у Фэйрфакса в ушах.
— Друзья, прошу вас, давайте не забывать, по какому печальному поводу мы здесь собрались…
Но его голос утонул в общем гомоне.
Внезапно мужчина, сидевший рядом с леди Дарстон, швырнул на пол свой сборник гимнов и вскочил на ноги. У него было кирпично-красное лицо с грубыми чертами, а мускулистые плечи и шея в сравнении с остальным телом казались непропорционально широкими. Он напомнил Фэйрфаксу минотавра. Здоровяк решительно двинулся к задним рядам, и прихожане немедленно затихли. Добравшись до возмутителя спокойствия, он наклонился к нему и что-то произнес, негромко и отрывисто. Его мощный торс заслонял от Фэйрфакса происходящее. Потом началось какое-то шевеление. Несколько мгновений спустя два человека в полумраке принялись пробираться к выходу, причем, по всей видимости, один вел другого. Дверь открылась и снова закрылась. Спутник леди Дарстон, уперев кулаки в бока, проводил их взглядом, опустил руки, развернулся и все тем же решительным шагом вернулся в первый ряд. Подняв с пола сборник гимнов, он уселся на свое место и кивком велел Фэйрфаксу продолжать.
Фэйрфакс принялся продираться через оставшуюся часть своей речи.
— Его смерть напоминает нам о том, что Господь может призвать нас на Свой суд в любой миг. Научи нас так счислять дни наши, чтобы нам приобрести сердце мудрое…
Он говорил о святости служения, о ценности долгой и скромной жизни, проведенной на одном месте, о пастыре и его пастве, изрекал прочие высокопарные благоглупости, а когда закончил, то обнаружил, что его руки с силой сжимают край аналоя и скрючились, как когти грифона. Он спустился с амвона и произнес название второго гимна. Ему показалось, что на этот раз все пели с некоторым вызовом, демонстрируя неодобрение в адрес изгнанного смутьяна. Когда отзвучали последние слова гимна, те же четверо мужчин вновь вскинули гроб на плечи, и Фэйрфакс повел процессию к выходу из церкви. Очутившись во дворе, он огляделся по сторонам в поисках прихожанина, прервавшего проповедь, но, кроме могильщика и его подручного, поблизости никого не было видно.
Дождь продолжал лить, окропляя страницы молитвенника, — холодный, как зима, и неумолимый, как смерть. Вокруг вырытой могилы лежали доски, которые прогнулись под тяжестью Фэйрфакса. В щелях между ними хлюпала жидкая грязь. С холмика земли, извлеченной из ямы, стекала вода, собираясь в лужу на дне ямы. Фэйрфакс забеспокоился — если он не поспешит, гроб будет плавать в могиле, — и решил начать погребение, хотя еще не все прихожане успели подтянуться.
— Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями: как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается… [Книга Иова, 14: 1–2.]
Гробоносцы поставили гроб на две веревки, принялись осторожно тянуть его к разверстой могиле — он на миг завис над ямой, — и начали рывками спускать вниз. Когда примерно половина расстояния была преодолена, один из них слишком резко ослабил свой конец веревки. Скользкая пенька выскользнула из пальцев, гроб накренился и, пролетев последнюю пару футов, шумно плюхнулся в лужу на дне. Не будь Фэйрфакс ответственным за церемонию, он счел бы, что вся эта сцена не лишена мрачного комизма.
Скорбящие вереницей потянулись мимо, на миг останавливаясь, чтобы бросить в могилу горсть земли. Леди Дарстон задержалась дольше остальных. Стянув с руки зеленую лайковую перчатку, она погрузила пальцы в сероватую землю, словно не замечая грязи. Некоторое время она стояла в глубокой задумчивости, глядя на то, как земля сыплется сквозь ее тонкие пальцы на крышку гроба, потом приподняла подол юбки и отошла в сторону.
— Поелику Господь Всемогущий в неизреченной милости Своей принял к Себе душу усопшего брата нашего, мы предаем его тело земле; земля к земле, прах к праху, тлен к тлену, в безусловном и твердом уповании на воскрешение к вечной жизни в Господе нашем Иисусе Христе…
Фэйрфакс скороговоркой отбарабанил «Отче наш» и коллекту, и к тому времени, когда он затянул благословение, бо́льшая часть собравшихся, отбросив приличия, поспешила укрыться под крышей. Едва он успел захлопнуть молитвенник, как могильщик с подручным бросились зарывать могилу, трудясь с таким рвением, что менее чем через четверть часа бренные останки отца Томаса Лэйси были засыпаны землей, присоединившись к сонму мертвецов — тех, которые уже десять тысяч лет, если не больше, покоились в древней земле Уэссекса, тех, чьи голоса так настойчиво взывали к нему, когда он был еще жив.
Глава 5
Планы Фэйрфакса срываются
Поминки устроили в крытом соломой двухэтажном строении, которое принадлежало церкви и стояло на противоположном от дома священника конце кладбища. Насколько было известно, церковную пивную, как и дом, построили много столетий назад. Южная стена — мешанина из древнего желтого камня, светлого цемента и современного кирпича, — покосилась, и ее удерживали массивные подпорки из бруса. Постройку оплетали темно-зеленые щупальца плюща. И тем не менее она создавала ощущение основательности, будто наконец прекратила оседать и обещала простоять еще несколько столетий.
В очаге ярко пылал огонь. Рядом стоял железный вертел, достаточно длинный для того, чтобы зажарить целую свинью. В помещении было душно и шумно. Скорбящие сгрудились вокруг очага, пытаясь обсушиться. Дым от разожженных глиняных трубок мешался с паром, исходившим от влажных одежд. Роуз с Агнес хлопотали вокруг большого деревянного стола, снимая тряпицы, которыми были накрыты блюда. Под столом играли ребятишки. Перед бочонками с элем и сидром толпились мужчины и немногочисленные женщины, ждавшие своей очереди, чтобы наполнить оловянную кружку пенным напитком.
Фэйрфакс, стоя на пороге, наблюдал за происходящим. Ему нужен был Кифер. Прежде чем уезжать, следовало уладить кое-какие формальности: сделать запись в приходской книге, подписать ее и заверить. Без помощи причетника было не обойтись. После этого он мог пуститься в обратный путь. Непогода разбушевалась не на шутку, но Фэйрфакса это не смущало: он был молод и крепок и не боялся вымокнуть. Его как никогда переполняла решимость поспеть в Эксфорд до сумерек.
Так и не обнаружив среди собравшихся Кифера, он сделал несколько шагов внутрь, и впервые за все время его присутствие заметили. Разговоры немедленно стали тише, как будто все устыдились своего легкомыслия. Лица посерьезнели. Головы коротко закивали.
— Преподобный отец.
— Преподобный отец.
— Прекрасная была служба, преподобный отец.
— Слово, сказанное прилично, — золотые яблоки в серебряных прозрачных сосудах.
— Благодарю вас. Да будет с вами мое благословение. — Он попытался выразить признательность всем сразу благосклонным поворотом головы. — Его преосвященство епископ просил меня передать его соболезнования по случаю кончины пастыря, служившего так долго. Да упокоится он с миром, которого заслужил.
— Аминь.
— Аминь.
Он перекрестился.
— Мы как раз обсуждали того малого, который поднял крик в церкви, преподобный отец.
