Больше всего Капу раздражало то, что он почти не виделся с Бергман, зато постоянно сталкивался с ее ревнивым супругом (им был доктор Петтер Линдстром, с которым Ингрид мечтала развестись) и вездесущими корреспондентами, пристально наблюдавшими за ее жизнью. Так продолжалось до тех пор, пока Хичкок не приступил к съемкам «Дурной славы» с Бергман и Грантом в главных ролях, — тогда у Капы появилось законное основание для частых встреч с ней.
Когда Бергман подняла вопрос о женитьбе, Капа сказал ей, что он не видит для себя будущего в Голливуде, хочет вернуться в фотожурналистику и потому не может связывать себя узами брака: женившись, он не будет чувствовать себя вправе ездить на опасные задания, которые были его специальностью. Понятно, что и Бергман не могла сопровождать Капу в его поездках. Все это она изложила Хичкоку, который был ей как исповедник, а тот через несколько лет включил эту историю в фильм «Окно во двор», где Джимми Стюарт играет фотожурналиста, отказавшегося (конечно, в более грубой форме, чем Капа) принять руку и сердце топ-модели (ее сыграла Грейс Келли).
* * *
В середине июня 1946 года во время поездки в Нью-Йорк Капа подписал с издателем Генри Хольтом контракт на публикацию своих военных мемуаров, над которыми он наконец стал усердно трудиться. Впрочем, дата выхода книги была назначена на 15 августа того же года, что казалось совершенно нереальным. Капа вернулся в Голливуд, чтобы понять, может ли их роман с Бергман продолжаться без женитьбы. Он уже не работал на «International Pictures» и рассчитывал засесть за написание книги, однако вместо этого целыми днями околачивался на съемочной площадке нового фильма «Триумфальная арка» с Ингрид в главной роли и фотографировал. Вечера он проводил в компании Бергман и ее веселых друзей.
Тем же летом, наблюдая, как его друг Чарльз Корвин репетирует свою роль для фильма «Искушение», Капа сказал ему, что он мог бы сыграть слугу-египтянина Хамзу лучше, чем приглашенный на эту роль натуральный египтянин. Основная задача этого персонажа во время его кратких появлений в кадре состояла в том, чтобы кланяться и пятиться. Еще он должен был произнести несколько слов на тарабарском языке. При этом лицо героя было почти неразличимо из-за темного загара. Режиссер Ирвинг Пичел решил, что акцент Капы вполне подходит для этой роли и прогнал египтянина.
Этим эпизодом закончилась голливудская карьера Капы, а вместе с ней и роман с Бергман. Вскоре он отправился в Турцию снимать документальный фильм для киножурнала «Марш времени». Этот опыт был не из приятных хотя бы потому, что Капе пришлось ночи напролет корпеть над своей книгой. Все мыслимые сроки сдачи рукописи прошли еще четыре месяца назад, и издатель был в бешенстве. В Анкаре при помощи американского информационного центра он нашел себе помощницу — англоговорящую аспирантку Розетту Авигдор. Она печатала текст под его диктовку. Именно этим объясняется разговорный стиль некоторых глав книги. Последнюю главу Капа отправил Хольту в канун Рождества 1946 года. За время совместной работы он так сильно подружился с Авигдор, что когда она в январе 1947 года собралась в Нью-Йорк, чтобы продолжить обучение в Колумбийском университете, он предложил ей пожить у его мамы. Идея пришлась по душе обеим женщинам. Так Авигдор стала «турецкой сестрой» Капы.
* * *
Большинство отзывов о книге «Скрытая перспектива», увидевшей свет весной 1947 года, были лестными. Так, журнал «New Republic» написал, что «вопреки всем традициям военной журналистики Капа говорит о том, что происходило лично с ним, вписывая свой рассказ в канву бурной любовной драмы… Яркое, динамичное, увлекательное повествование». В «New York Herald Tribune Book Review» оценили «переплетение частной и профессиональной линий, не встречающееся ни в одной из существующих книг о войне и одновременно разоблачительное по отношению ко всем этим книгам». Выше всего, конечно, оценили фотографии Капы. Рецензия, опубликованная в «Philadelphia Inquirer», содержала такие строки: «Как с помощью слов Толстой описал Севастополь, Хемингуэй — Капоретто, Крейн — Гражданскую войну, так Капа описал Вторую мировую при помощи своей фотокамеры».
Самым красноречивым рецензентом оказался молодой лауреат Пулитцеровской премии по имени Джон Херси, с которым Капа подружился на Сицилии в 1943 году. В статье под названием «Человек, который изобрел себя», опубликованной в журнале «47» (век этого журнала оказался, увы, недолог), он написал: «Несмотря на все свои выдумки и некоторое позерство, Капа очень трезво оценивает реальность. Его талант складывается из невероятного гуманизма, смелости, прекрасного вкуса, склонности к романтизму, неприятия сухих методик, потрясающей интуиции и умения расслабляться. В глубине души он немного застенчив. Ему присуще чутье игрока… и хорошее чувство юмора. Он отлично знает, что такое хорошая фотография: "Это тот кусочек события, в котором для постороннего человека содержится больше правды, чем во всей панораме". Но прежде всего — и мы прекрасно видим это в его работах — Капа, потративший столько энергии на изобретение самого себя, умеет глубоко сопереживать тем, кто попал в ловушку реальности».
Бруклин, Нью-Йорк
Апрель 1999
...РИЧАРД УЭЛАН — независимый культуролог, автор книги «Роберт Капа. Биография». Совместно с Корнеллом Капой подготовил несколько фотоальбомов Роберта. Другие его работы охватывают широкий спектр тем: от политической истории корейской войны (книга «Проводя линию») до биографии Альфреда Стиглица.
I
Лето 1942 года
Больше незачем было по утрам подниматься с постели. Моя квартирка была на верхнем этаже небольшого трехэтажного здания на Девятой стрит, с огромным окном во весь потолок и большущей кроватью в углу. На полу стоял телефон. Больше в ней не было ничего, даже часов. Я проснулся от света, бившего в окна, понятия не имея, который час, и не особо этим вопросом интересуясь. В кошельке затерялась монетка в 5 центов, и это были все мои средства. Я не собирался ничего предпринимать: ждал, когда зазвонит телефон и мне предложат поесть, поработать или хотя бы взять денег в долг. Телефон, однако, молчал. Зато не молчал желудок. Стало ясно, что попытками уснуть его больше не обманешь.
Я повернулся на бок и увидел, что хозяйка квартиры подсунула под дверь три письма. Вот уже несколько недель мне регулярно приходили всего два послания: счет за электричество и счет за телефон. Мистическое третье письмо все-таки заставило меня вылезти из постели.
Итак, первое письмо, ясное дело, от «Consolidated Edison» — про свет. Во втором письме, отправителем которого было Министерство юстиции, мне сообщалось, что я, Роберт Капа, бывший венгр, а теперь не пойми кто, отныне считаюсь потенциально враждебным иностранцем, а потому должен сдать свою фототехнику, бинокли и огнестрельное оружие, а на все поездки дальше чем на 10 миль от Нью-Йорка обязан просить специальное разрешение. Третье письмо было от редактора журнала «Collier». Он писал, что после двух месяцев изучения альбома с моими фотографиями редакция внезапно пришла к выводу, что я — великий военный фотограф, что они будут очень рады, если я выполню их спецзадание, что для меня куплен билет на корабль, отправляющийся в Англию через двое суток, и что к письму прилагается чек на 1500 долларов аванса.
Интересная ситуация. Если бы у меня была пишущая машинка и твердый характер, я был бы вынужден ответить на это письмо в том духе, что я вообще-то враждебный иностранец, который не имеет права не то что в Англию — в Нью-Джерси поехать, и что единственное место, куда я могу взять с собой фотокамеру, — это отдел собственности враждебных иностранцев в здании городского совета.
Но пишущей машинки не было, а пятачок в кошельке был. Его можно было подкинуть и узнать свою судьбу. Орел — всеми правдами и неправдами выбираюсь в Англию. Решка — высылаю чек обратно и объясняю свое положение.
Я подкинул монетку. Решка!
Тогда я понял, что этот пятачок не умеет предсказывать будущее, а значит, моя задача — обналичить чек и как-то выбраться в Англию.
* * *
Пятачок я потратил на метро. Банк выдал мне наличные. Рядом с банком было кафе «Janssen's», я зашел в него и съел большой завтрак, который обошелся мне в 2,5 доллара. Всё: после этого обратного пути у меня не было — не мог же я отправить в «Collier» 1497,5 доллара вместо 1500!
Я перечитал письмо редактора и убедился, что мой корабль действительно отправляется чуть меньше, чем через 48 часов. Потом я перечитал письмо из министерства. Теперь надо было понять, как действовать. Мне всего-то нужно было получить: справку из призывной комиссии, разрешение на выезд и обратный въезд от министерства юстиции и государственного департамента, британскую визу, ну и какой-нибудь паспорт, куда можно было бы эту визу поставить. Было бы обидно получить отказ на первом же этапе, поэтому мне нужен был человек, который бы меня понял. Я был в печали. Соединенные Штаты еще только начинали понимать, что значит «печаль», а в Англии война длилась уже больше двух лет, и британские власти хорошо знали, что это такое. Я решил начать с англичан.
От кафе «Janssen's» до аэропорта было пять минут ходу. Я узнал, что через час будет рейс на Вашингтон, и купил на него билет, потратив еще немного денег журнала «Collier».
Через два с половиной часа я вышел из такси у посольства Великобритании в Вашингтоне и попросил провести меня к пресс-атташе. Им оказался джентльмен в твидовом костюме с очень красным и усталым лицом. Я сказал, как меня зовут, но что говорить дальше, не знал. Я даже не представлял, с чего начать свой рассказ, поэтому я просто вручил ему два письма. Письмо от редактора «Collier» не произвело на него никакого впечатления, но, отложив письмо из министерства юстиции, он едва заметно улыбнулся. Я воодушевился и отдал ему все еще запечатанное письмо от «Consolidated Edison» (я прекрасно знал, что в нем — очередное предупреждение о том, что мне вот-вот отключат свет за неуплату). Он жестом пригласил меня сесть.
Когда пресс-атташе наконец заговорил, он оказался на удивление человечным. До войны был профессором геологии. Когда началась Вторая мировая, безмятежно изучал состав почв на вершинах угасших вулканов Мексики. Он не интересовался политикой, но война есть война — и его внезапно направили работать в посольство. С тех пор ему приходилось ежедневно отвергать разного рода предложения о помощи Великобритании. Он заверил меня, что мой случай был самым трудным в его практике. Ура, я чемпион! Меня переполняли гордость за себя и симпатия к этому человеку. Я предложил ему пообедать вместе.
Конец ознакомительного фрагмента
