Двигались они во главе колонны, шестая рота свободным кордоном окружила десяток-полтора первых фургонов. Плащи горцев отсвечивали грязной белизною, все псы были в ошейниках — и только слепец мог бы сомневаться, что это идут императорские солдаты.

Лейтенант вздрогнул и сильнее запахнул плащ, прервав болтовню с колдуном. Справа тянулась стена леса, не слишком густого, но мрачного: хвойные кроны сплетались в плотный потолок, не пропускающий солнечного света, а потому взгляд терялся в тенях уже в десятке-другом ярдов за линией деревьев. Слева открывался вид на широкий лог, спускающийся все отвесней, пока противоположный край его не скрывался с глаз, наверняка отвесно обрываясь в пропасть. Дальше — скальные стены, фланкирующие узкую долину, что тянулась добрых три мили, после чего завершалась внезапно, скрытая очередной горой. В Олекадах было множество таких негостеприимных мест, закрытых со всех сторон долин, котловин, желобов, скальных плоскогорий, где не росли даже горные мхи. Эта долина выглядела словно кто-то выскреб ее между скалами узкой ложечкой, и Кеннет мог бы поспорить, что она необитаема, что, впрочем, всем им было на руку. Лучше, чтобы за тем, куда караван движется, наблюдало не слишком много глаз.

И именно в этой долине дул морозный ветер, разгоняясь между горами и вея прямо на караван. Кеннет заслонил лицо. В нескольких сотнях ярдов впереди путь исчезал в узком желобе и — согласно карте — шел им почти пять миль. Нужно будет выслать людей наверх, чтобы проверили, не приготовил ли там кто Фургонщикам неожиданность.

Они оговорили это уже вчера, пополудни и вечером, когда Кеннет рассказал верданно о людях, исчезающих в горах. Они приняли все спокойно, кивая, словно узнавая о вещах, которые случились в сотнях милях от них и к тому же давным-давно. Непросто было понять: они не понимают угрозу или просто уверены в своей силе и потому относятся к опасности легкомысленно. Пожалуй, точнее всего определил это Велергорф, сказавший позже, что они попросту ожидали чего-то подобного. Одетая в черное и хрупкие украшения пара племенных колдунов, с которыми лейтенант уже успел познакомиться, наверняка что-то чувствовала. Сам Кеннет прекрасно помнил, как вставали дыбом его волосы и как немели кончики пальцев, когда они нашли ту проклятущую башню без стражников. Там, где использовали чары, его солдаты становились нервными, а псы выглядели так, словно встали на след медведя. Особенно если чары эти, сопровождавшие — как гласил слух — убийства, не относились ни к одному известному аспекту.

Однако он не стал спрашивать об этом Хаса — может, потому, что тот выглядел так, словно ожидал таких вопросов. Не приходилось спрашивать и о том, ожидают ли верданно атаки: позади, справа и слева были тому доказательства. Фургоны сопровождались вооруженными воинами. Часть из них шла краем леса, некоторые заходили глубже меж деревьев, кое-кто — двигался логом; когда дорога сужалась, они цеплялись за борта фургонов, проезжая кусок пути, словно дети, подшучивающие над взрослыми. Вот только в лицах их, фигурах и стискивающих оружие ладонях не было и тени детскости.

Лейтенант присмотрелся к ним внимательней. Для варваров у них было вполне неплохое вооружение: короткие сабли, легкие топоры на длинных топорищах, копья, дротики и пики. Некоторые держали их в руках с непосредственностью людей, привыкших к оружию с детства, луки — со стрелами на тетивах. Большинство носили стальные шлемы и кожаные панцири или легкие кольчуги со звеньями более мелкими, чем те, что использовались меекханской армией, да к тому же и гуще сплетенные. Сверху они надевали набитые бляхами кафтаны без рукавов, сшитые из множества слоев полотна.

— Это мудрость Востока, — сказал Хас, когда заметил, как Кеннет посматривает по сторонам. — Такой доспех легче держит стрелу.

— Он довольно тяжелый.

Колдун пожал плечами:

— Не настолько, как кажется. Кроме того, мы сражаемся либо на фургонах, либо на колесницах. Редко бегаем по полю битвы.

— Стрел из арбалета они не удержат.

— Ну так и се-кохландийцы раньше этого не знали. Но нынче, — нахмурился он, — разве они, часом, не видели арбалеты в деле? Тогда, когда вдребезги разбивали ваши армии?

— А разве не ты говорил, что именно у нас вы учились, как сражаться с кочевниками?

— Верно. Только я забыл добавить, что мы учились, главным образом, на ваших ошибках. Тех, плодами которых становились тысячи трупов, утыканных стрелами.

Так вот выглядела бо́льшая часть бесед с Хасом. Старик был острым на язык и раздражающим, но, как ни странно, Кеннету это нисколько не мешало. По крайней мере тот отвечал на вопросы и время от времени улыбался.

— Твои люди, кажется, не слишком-то нас любят.

— Почему бы?

Лейтенант оглянулся на ближайшего верданно, поднял руку, помахал. Темные глаза воина блеснули мрачно — и только-то.

— Видишь? Он даже не моргнул.

— Ты не принадлежишь ни к роду, ни к племени, не знаешь языка. В лагере в мирное время они приняли бы тебя пищей, обеспечили бы место для сна и крышу над головою. Стали бы хозяевами, не худшими чем меекханские дворяне. Но во время военного марша всякий чужак — это в лучшем случае обременительная помеха. Они тебя не знают, ты всего лишь проводник. Ну и горы, огромные, давящие со всех сторон скалы, лес, в котором ничего не видно дальше чем на двадцать шагов, где они не знают, что находится за ближайшим поворотом. Не удивляйся.

— То есть, как я понимаю, не стоит делать резких движений?

— Ха, я ведь говорил Анд’эверсу, что ты умнее, чем кажешься.

Кеннет скривился в широкой ухмылке и сделал несколько жестов. Вторая и пятая вперед влево, третья и шестая — вперед вправо. Двести шагов.

Несколько десятков стражников трусцой обогнали караван, чтобы взобраться на стены желоба и прикрыть фургоны сверху. При случае старые и новые десятки получили шанс устроить соревнование по подъему на скалы.

— Приостановись, пока я не дам знать, что дорога безопасна.

Хас кивнул и замахал, вытянув в сторону сухую руку.

Кеннету не было нужды оглядываться, чтобы знать: возницы по очереди передают друг другу сигнал, а вся колонна замедляется, уменьшая расстояние между фургонами где-то до пары футов.

* * *

Когда первые повозки въехали на мост, тот заскрипел, застонал, но устоял. Кеннет занял место на обочине, жуя кусок сушеного мяса, закусывая его сухарем и не отрывая взгляда от мужчины посредине конструкции, в каких-то восьми футах под выложенной досками поверхностью моста. Мужчина устраивал спектакль, сидя на поперечной балке. В одной руке он держал флягу с вином, в другой — куриную ножку и как раз завтракал. При этом болтал ногами над тридцатиярдовой пропастью с таким выражением лица, словно был на прогулке и словно над головой его не проезжали один за другим тяжелые фургоны, груженные балками и колодами.

Звался он Гер’серенс, и был он Первым Строителем лагеря Нев’харр. То есть человеком, на плечах которого лежала задача перевести караван через горы. Говорили, пару лет обучался он в Императорском инженерном университете в самом Меекхане, благодаря чему соединял умения меекханских строителей с традиционным знанием верданно.

На Лиферанской возвышенности строители занимались созданием дорог и переходов через заболоченные территории, укреплением боевых фургонов, когда караваны вставали на долгий постой, рытьем колодцев и строительством водопроводов из полых бревен, благодаря чему лагеря оказывались совершенно независимы от путей, проложенных вдоль рек. А еще — строительством деревянных мостов через реки, ручьи, глубокие распадки, болота или соединенные узкими каналами озерца, притом мостов, которые должны были выдерживать такой же вес, как и имперские каменные конструкции.

Таких мостов, как этот, поставленный за один день из кедровых стволов, длиной в пятидесят футов. Кеннету пришлось признать, что он недооценил отчаянности и сообразительности Фургонщиков: когда вчера утром он привел караван на край ущелья, готов был поспорить, что за спиной его вот-вот раздадутся яростные проклятия и загрохочут громы. Ущелье, которое открылось перед ними, было где-то восемьдесяти футов шириной и сто — глубиной, постепенно, на манер клепсидры, сужаясь. По дну его мчался горный ручей. Было в нем ярдов десять — двенадцать ширины, однако напоминал он выпущенного на волю дикого зверя, что слишком долго пребывал на цепи. Рык воды разносился на полмили, а если человек вставал на краю ущелья и внимательно присматривался, то мог увидать в кипени мелькающие фрагменты деревьев, клочья кустов, камни, подталкиваемые потоком вниз, — верный знак того, что в верховьях реки как раз начали таять снега. Лейтенант позвал Велергорфа и Андана и приказал им глянуть вниз.

— Завтра будет фута на три выше, а послезавтра — на восемь, — оценил старший десятник. — Интересно, как они с этим управятся.

Управились они ловко, спустив несколько длинных стволов и уложив их горизонтально где-то футах в двадцати над ручьем. Ущелье в этом месте было не более сорока футов шириной, а потому балки легли вполне солидно. Потом дело пошло быстрее, и при взгляде на строителя за работой можно было прийти к выводу, что он делает нечто подобное не в первый и не во второй раз в своей жизни.