— Через поле! — скомандовала Габи.

Он выжимал из танка все, что мог.

Гусеницы танка выбрасывали желтую пыль. Танк несся в сторону от деревни, откуда все еще доносились выстрелы.

— Они нас выследят машинами разведки, — сказала Габи. — Наверное, уже вызвали подмогу. Нам лучше оставить танк.

Майкл не возражал. Он достал снаряд и заклинил им педаль акселератора. Габи вылезла из люка, ожидая Майкла; она бросила свой автомат на землю и спрыгнула вниз. Через две секунды за ней последовал Майкл, ступив наконец на почву Франции.

На миг он потерял ее. Она удивленно ахнула, когда он, тихо подойдя сзади, взял ее за руку. Она показала вперед автоматом:

— Там лес. Ты можешь бежать?

— Всегда готов, — ответил он.

Лес был в тридцати ярдах. Майкл придержал бег, чтобы не обогнать ее. Из-за деревьев Майкл и Габи наблюдали, как две машины разведки проскочили мимо, еще на порядочном расстоянии от убегающего танка. Танк уведет их вдаль, по крайней мере на несколько миль.

— Ну что ж, добро пожаловать во Францию, — сказала Габи. — Ты веришь в большие начинания?

— В любые начинания, из которых я выбираюсь целым.

— Пока рано радоваться. Нам еще далековато топать. — Она закинула автомат за плечо. — Надеюсь, у тебя хорошее сердце. Я быстро хожу.

— Постараюсь не отставать, — ответил он.

Она повернулась, весь ее вид выражал деловитую целеустремленность; она уверенно шла вперед сквозь молодую поросль леса. Майкл следовал за ней метрах в четырех, прислушиваясь, нет ли погони. Погони не было. По-видимому, со смертью Гарцера операция захлебнулась, и солдаты не стали прочесывать лес. Он подумал о громиле в начищенных до блеска сапогах. Убить старика просто. Интересно, как бы выглядел Сапог в схватке с сильным противником?

Ну что ж, жизнь полна иных возможностей. Майкл следовал за француженкой, и лес их укрывал.

Глава 2

За час быстрой ходьбы в юго-западном направлении они пересекли несколько дорог и полей. Автомат Габи был постоянно в боевой готовности, а Майкл держал ухо востро в ожидании враждебных звуков. Наконец она сказала:

— Мы подождем здесь…

Они дошли до опушки леса; впереди виднелся одинокий сельский дом, вернее его руины, с провалившейся крышей. Может быть, он был разрушен случайной бомбой союзников, или при артиллерийском обстреле, или же при налете эсэсовцев на партизан. Даже земля вокруг дома обуглена; от сада осталось несколько обгоревших стволов.

— Ты уверена, что мы на месте? — спросил Майкл. Ее холодный взгляд показал бессмысленность его вопроса.

— Мы пришли раньше времени, — сказала она, присаживаясь с автоматом на коленях. — Нам нужно подождать, — она посмотрела на часы, — двенадцать минут.

Майкл присел рядом с ней, ее чутье приятно его удивило. Как она находила дорогу? Наверное, по звездам или же просто знала ее наизусть! Однако, хотя он понял, что они на месте, в пределах видимости не было ничего, кроме разрушенного деревенского дома.

— У тебя, видно, немалый опыт обращения с танками, — сказал он.

— Да нет, пожалуй. У меня был немец любовник, командир танка. Я всему научилась от этого человека.

Майкл поднял брови.

— Всему?

Она быстро взглянула на него и отвернулась; ее глаза сверкали, как светящиеся стрелки часов, и смотрели в одну точку.

— Я должна была выполнить свой долг перед страной, — сказала девушка с трудом. Она ощущала, что Майкл смотрит на нее. — И это все.

Он кивнул. Она назвала любовника «этот человек». Без эмоций, не уточняя имени. Эта война была простой, как перерезанное горло.

— Я очень сожалею о том, что случилось в деревне…

— Забудь об этом, — прервала она. — Ты не виноват.

— Я видел, как умирал старик, — продолжил Майкл.

Он видел много смертей. Но холодная точность ударов Сапога потрясла его. Кто же убил старика? Как его имя? Гарцер звал его Сапог.

— Сапог был телохранителем Гарцера. Эсэсовский убийца. Теперь, со смертью Гарцера, они, наверное, приставят Сапога к кому-нибудь другому, возможно, отправят на Восточный фронт. — Габи замолчала, глядя на блики луны на стволе автомата. — Этот старик, Жервез, — мой дядя. Моя мать, отец и двое братьев были убиты нацистами в тысяча девятьсот сороковом году.

Она просто перечисляла факты — без всяких эмоций. Чувства, подумал Майкл, сгорели в этой девушке, как деревья в саду.

— Если бы я знал, — сказал Майкл, — я бы…

— Никаких «бы»! — твердо заявила она. — Ты сделал то, что сделал, а иначе твоя миссия сорвалась бы, а ты превратился в мертвеца. Моя деревня все равно сгорела бы дотла и всех жителей казнили. Мой дядя знал, на что идет. Это он привел меня в подполье. — Ее взгляд скрестился с взглядом Майкла. — Твоя миссия — самое главное дело. Одна жизнь, десять жизней, целая деревня — это все не важно. У нас великая цель.

Она отвернулась от его светящегося, проникающего взгляда. То, что она говорила, возможно, делало смерть менее бессмысленной, думал Майкл. Но в глубине своей искалеченной души она, наверное, сомневалась в этом.

— Пора, — сказала Габи, посмотрев на часы.

Они пересекли открытое место. Габи — с автоматом на изготовку; Майкл, обнюхивая воздух, чуял сено, жженую траву, тонкий виноградно-яблочный аромат волос Габи, но ниоткуда не ощущался запах человеческого пота, который мог бы означать засаду. Когда Майкл, следуя за Габи, вошел в руины сельского дома, он почувствовал странный маслянистый запах. Масло на металле? Она вела его сквозь путаницу потрескавшихся досок и камней к куче золы. Он снова почувствовал маслянистый запах около этой кучи. Габи нагнулась и запустила руку в золу. Майкл услышал, как заскрипели петли двери. Нет, это была не зола, а хорошо замаскированная резина. Пальцы Габи нащупали маховик, который она повернула на несколько оборотов вправо. Затем Майкл услышал под полом дома звук отодвигаемых засовов. Габи встала. Бесшумно поднялся люк в полу; вниз вели ступени деревянной лестницы.

— Входите, — сказал темноволосый худой молодой француз и предложил Майклу сойти по лестнице в подпол.

Майкл последовал его приглашению, за ним на лестницу ступила Габи. Еще один мужчина, постарше, с седой бородой, ждал их внизу, при входе в коридор, держа фонарь. Первый француз закрыл люк и задвинул три засова. Коридор был узким и низким, так что Майклу пришлось пригибаться, когда он следовал за человеком с фонарем.

Дальше начиналась каменная лестница. На выходе была большая комната с расходящимися от нее коридорами. Что-то вроде средневековой крепости, подумал Майкл. В коридоре, куда они вошли, висели круглые лампы, освещавшие помещение неярким светом. Откуда-то доносились вибрирующие звуки, похожие на стук швейных машинок. На большом столе прямо под лампами лежала карта. Подойдя к ней, Майкл увидел, что это подробный план парижских улиц. Из соседней комнаты слышались голоса, стук пишущей машинки. Привлекательная женщина средних лет вошла в помещение с папкой, которую положила в один из шкафов. Она окинула Майкла беглым взглядом, кивнула Габи и вернулась к своим делам.

— Ну, парень, — сказал кто-то по-английски голосом, похожим на звук ручной пилы, — ты не шотландец, но, наверное, сойдешь.

Тяжелые шаги говорящего Майкл услышал издалека и не был застигнут врасплох. Он обернулся и увидел рыжебородого гиганта в шотландской юбке.

— Пэрри Маккеррен к вашим услугам, — отрекомендовался гигант с рокочущим шотландским акцентом. Пар и слюна говорящего вылетали изо рта в холодный воздух подполья. — Король Шотландской Франции. Это от этой стены до другой, вон той, — добавил он и залился смехом. — Эй, Андре! — сказал он человеку с фонарем. — Как насчет пары стаканов вина для меня и гостя?

Человек удалился в один из коридоров.

— Его зовут не Андре, — сказал Маккеррен Майклу, держа руку у рта, как будто передавая секрет. — Но я не могу произносить их имена, так что зову их всех Андре. Понимаешь?

— Понимаю, — сказал Майкл с улыбкой, хотя ему не хотелось улыбаться.

— У вас были небольшие проблемы, не так ли, а? — Маккеррен повернулся к Габи. — Эти сволочи проорали радио за последний час. Они почти сели вам на хвост?

— Почти, — ответила Габи на английском. — Дядя Жервез погиб. — Она не ждала слов сочувствия. — Убит Гарцер и еще несколько нацистов. Наш гость — хороший стрелок. Мы также захватили танк «Пантера-два», со знаком принадлежности к Двенадцатой дивизии СС.

— Славная работа. — Он черкнул несколько слов в блокноте и нажал на кнопку звонка на столе рядом с картой. — Надо дать знать нашим парням, что здесь в округе части Двенадцатой танковой дивизии. Эти «номер два» — старые машины, они, видимо, дошли до ручки. — Он отдал лист из блокнота вошедшей женщине, которая приносила папку. — Очень жаль Жервеза, — сказал Маккеррен. — Он прекрасно делал свое дело. Вы шлепнули Сапога?

Она покачала головой:

— Гарцер был более важной целью.

— Да, ты права. Но очень неприятно знать, что эта сучья харя все еще дышит и брыкается. Как в поговорке.

Его бледно-голубые глаза на лунообразном скуластом лице цвета меловых утесов его родины безошибочно выдают в нем шотландца, отметил Майкл.

— Подойди сюда и посмотри на петлю, в которую тебе придется залезть.

Майкл обошел вокруг стола и стал рядом с Маккерреном, который возвышался над ним почти на восемь сантиметров и был широким, как ворота сарая. Его облегал коричневый свитер с заплатами на локтях и темная сине-зеленая шотландская юбка — цвета «черной стражи». Волосы были несколько темнее его всклокоченной бороды, которая отдавала огненным багровым блеском.

— Наш друг Адам живет здесь. — Он ткнул толстым пальцем в переплетение бульваров, авеню и кривых переулков. — Серое каменное здание на рю Тоба. Да, черт, они все серые. Его номер восемь, на углу. Адам — клерк в конторе офицера, который поставляет припасы для нацистов во Франции — еду, одежду, писчую бумагу, топливо и патроны. Из всего этого можно извлечь немало информации о войсках. — Он постучал по карте. — Адам ходит на работу каждый день вот по этому маршруту.

Майкл смотрел, как палец гиганта скользил по карте вдоль улицы рю Тоба, далее сворачивал на рю Сен-Ражо, и заканчивался маршрут на авеню Гамбетта.

— Здание конторы — здесь, за высоким забором с колючей проволокой.

— Адам все еще работает? — спросил Майкл. — Хотя гестапо знает, что он — шпион?

— Да. Но я думаю, они не дают ему ничего, кроме бессмысленной текучки. Смотри. — Маккеррен взял папку, лежащую рядом с картой, и открыл ее. Там были зернистые старые черно-белые фотографии. Портреты двух мужчин: одного — в костюме с галстуком, другого — в легком жакете и берете. — Эти гестаповцы следуют за Адамом повсюду. Не эти, так другие. Они разместились в квартире в здании напротив его дома и следят за ним непрерывно. Наверняка все его телефонные звонки прослушиваются. — Взгляд Маккеррена уперся в глаза Майкла. — Они ждут, понимаешь?

Майкл кивнул.

— Ждут, чтобы убить двух птиц одним камнем.

— Точно. И может быть, вместе с двумя пташками схватить все гнездо, что выключит нас в критический момент. Во всяком случае, они понимают, что у Адама есть важная информация, и хотят быть уверенными, что она не попадет в наши руки.

— Ты знаешь что-нибудь об этой информации?

— Нет. И никто в подполье не знает. Как только гестапо стало известно, что он проведал что-то важное, они насели на него, как блохи на собаку.

Седобородый француз, которого Маккеррен называл Андре, принес запыленную бутылку и три стакана. Он поставил их на стол рядом с картой и ушел. Маккеррен наполнил стаканы.

— Смерть нацистам! — сказал Маккеррен, поднимая стакан. — И в память Анри Жервеза. — Майкл и Габи поддержали тост. Маккеррен выпил вино залпом. — Теперь ты понимаешь свою задачу, парень? — спросил Маккеррен. — Гестапо держит Адама в невидимой клетке.

Майкл потягивал терпкое крепкое вино и изучал карту.

— Адам ходит на работу и обратно по одному и тому же маршруту? — спросил он.

— Да. Я могу тебе дать точное время, если необходимо.

— Да, это нужно. — Глаза Майкла высматривали переулки, пересекающие маршрут. — Мы должны добраться до Адама, когда он идет по этому маршруту на работу или домой.

— Забудьте про эту затею. — Маккеррен налил еще немного вина в свой стакан. — Мы уже думали об этом. Мы хотели подскочить в машине, пристрелить гестаповских мерзавцев и вывезти его оттуда. Но…

— Но, — прервал Майкл, — вы поняли, что первым будет убит Адам, если кто-либо кроме этих двух следит за ним, и что все равно из Парижа его не вывезти, даже если бы он и уцелел при захвате. А кроме того, каждый, кто примет участие в операции, будет либо изрешечен пулями, либо попадет в руки гестапо. Правильно?

— Более или менее, — сказал Маккеррен, пожимая мощными плечами.

— Так как же войти в контакт с Адамом на улице? — спросила Габи. — Всякий, кто остановит его хоть на несколько секунд, будет немедленно схвачен.

— Не знаю, — признался Майкл. — Но мне кажется, что это надо делать в два этапа: сначала дать знать Адаму, что ему хотят помочь. А затем вытащить его. Но этот второй этап, — он вздохнул, — будет весьма непростым.

— Да, верно, — сказал Маккеррен. Он отставил стакан и тянул бургундское прямо из горлышка. — Это что-то вроде того, о чем мои напарники по черной охране говорили в Дюнкерке четыре года назад, когда наци прижали нас к берегу: нужен фокус, чтобы выбраться. Вот и нам, черт возьми, нужно его придумать. — Он горько усмехнулся. — Но большинство моих друзей лежат под двумя метрами земли, а я вот тут, все еще во Франции. — Он вернул бутылку на стол. — Просчитывали все возможные варианты, дружище. Любой, кто пойдет на контакт с Адамом, будет схвачен гестапо. Точка.

— У тебя, конечно, есть фотографии Адама, — сказал Майкл.

Габи открыла еще одну папку и передала ему черно-белые фотографии — лицо Адама анфас и в профиль, типа фотокарточек для удостоверений личности. На фото был изображен хмурый худой блондин сорока с лишним лет, в круглых очках с проволочной оправой. Адам был человеком без отличительных черт, без какого-либо выражения на лице — словом, из тех, лица которых трудно запомнить, но легко забыть. Бухгалтер, подумал Майкл. Или банковский служащий. Майкл просмотрел досье агента, известного под кодовым именем «Адам». Рост — 177 см. Вес — 62 кг. Не левша. Сфера интересов — коллекционирование марок, садоводство, любовь к опере. Родственники в Берлине. Одна сестра в…

Майкл вернулся к слову «опера».

— Адам ходит в парижскую Оперу?

— Очень часто, — ответил Маккеррен. — Денег у него немного, но все, что он имеет, он тратит на эту чепуху.

— У него постоянная ложа, которую он делит еще с двумя любителями, — сказала Габи, понимая, куда клонит Майкл. — Мы можем уточнить номер этой ложи, если нужно.

— Могли бы мы передать записку кому-нибудь из этих друзей?

Габи подумала секунду, потом решительно покачала головой:

— Нет. Насколько мы знаем, они не друзья, а просто служащие, которые снимают ложу вместе с ним. Любой из них может работать в гестапо.

Майкл вернулся к изучению фотографий Адама, чтобы убедиться, что он запомнил каждую деталь этого невыразительного лица. За этим лицом, подумал он, кроется нечто очень важное. Он чувствовал это нюхом, как запах бургундского изо рта Маккеррена или жесткий запах пороха от кожи Габи.

— Я найду, как до него добраться, — сказал Майкл.

— Средь бела дня? — Маккеррен приподнял свои мохнатые рыжие брови. — На глазах у нацистов?

— Да, — уверенно ответил Майкл. Он выдержал тяжелый взгляд Маккеррена.

Тот что-то промычал и отвернулся. Майкл не знал, как он выполнит это задание, но путь должен найтись.

— Мне нужно удостоверение личности и пропуск по дорогам к Парижу, — сказал он. — Не хочется, чтобы меня задержали по пути.

— Пойдем.

Маккеррен повел его по коридору в другую комнату; там два человека работали с фотокамерой, тщательно внося последние штрихи в поддельные нацистские пропуска и удостоверения.

— Здесь тебя сфотографируют как надо. Ребята хорошо знают свое дело.

Они прошли в соседнюю комнату, где Майкл увидел нацистские мундиры — полевые серые и зеленые; кепи, шлемы и сапоги. На трех швейных машинках работали женщины, пришивая пуговицы и знаки отличия.

— Мы сделаем из тебя офицера связи, отвечающего за телефонные линии. К тому времени, как ты уйдешь отсюда, ты узнаешь все о немецких системах связи, про все их узлы. Чтобы усвоить это назубок, тебе понадобится не менее двух дней упорной работы. Потом мы отправим тебя в Париж с водителем. С одним из моих Андре. У нас неподалеку хранится прекрасная штабная машина. Шеф говорил, что твой немецкий вполне хорош, но требует практики, так что начиная с восьми часов завтрашнего дня это — твой единственный язык.

Он достал карманные часы.

— У тебя остается около четырех часов, чтобы помыться и поспать. Сейчас это необходимо.

Майкл кивнул. Четыре часа сна — больше чем достаточно. Кроме того, надо смыть гарь и пыль с лица.

— Неужели у вас здесь есть душ?

— Не совсем. — Маккеррен усмехнулся и глянул на Габи, которая последовала за ним. — Это сооружение построено при римлянах, когда Цезарь был на вершине славы. А они любили помыться. Габи, ты покажешь что и где нашему другу?

— Пойдем со мной, — сказала Габи.

Майкл последовал за ней.

— Габи! — сказал Маккеррен. — Ты великолепно сделала свое дело.

— Мерси, — ответила она, не подавая виду, что похвала ей приятна.

Ее сапфировые глаза, сверкающие на запыленном точеном лице, были устремлены на Майкла Галлатина. Они оценивали его с холодным, профессиональным уважением. Майкл подумал: так один убийца оценивает другого. Ему было приятно от мысли, что они сражаются по одну сторону фронта.

— Пошли, — сказала Габи, и они двинулись по холодным подземным коридорам.