Он все еще был виден в свете фар, и Штуммер заметил, что зверь не бежал, а перепрыгивал с места на место, то вправо, то влево, иногда касаясь земли одной только задней лапой, прежде чем прыгнуть в избранном направлении.

Сердце Штуммера молотом стучало в груди.

И он понял, что эта тварь знает. Зверь знает…

Он прошептал:

— Мы на минном по…

В этот миг левая передняя шина нашла свою мину — взрыв выбросил майора из машины окровавленным мешком. Левое заднее колесо взорвало следующую мину, а изодранное в клочья правое переднее колесо задело третью мину. Взрыв вспыхнувшего топлива разорвал машину на части — взметнулся столб пламени, и в небо взлетели куски рваного железа.

Волк остановился и оглянулся. Секунду он смотрел на пожар, и в его зеленых глазах стояла картина разрушения. Резко повернувшись, он продолжил свой путь по минным полям на спасительный восток.

Глава 2

Он должен скоро приехать. Графиня была возбуждена, как школьница перед первым свиданием. С их последней встречи прошло больше года. Она не знала, где он все это время скитался, что делал. Но ей это было все равно. Ее это не касалось. Ей сказали только, что ему необходимо убежище, что он выполняет опасное поручение. Остальное лучше не знать. Она сидела перед овальным зеркалом в своей туалетной комнате цвета цветущей лаванды; золотые блики огней Каира проникали сквозь жалюзи французских дверей, ведущих на веранду. Она тщательно накладывала помаду на свой красивый рот. Ночной ветерок доносил запахи корицы и мускатного ореха; внизу шелестели листья пальм. Она вдруг почувствовала, что дрожит, и отложила губную помаду в сторону, чтобы ее труды не пропали даром. «Я ведь не девица, готовая в любую секунду прослезиться», — не без иронии подумала она о себе. Но, наверное, это и было частью его волшебства; он дал ей почувствовать в последний приезд, что в школе любви она начинающая. Так или иначе, она волновалась — несмотря на ряд любовников, ничье прикосновение никогда не было таким пленительным, как его. Ей этого так недоставало!

Еще мать говорила, что она из тех женщин, от которых лучше держаться подальше. Это было давно, в той Германии, где еще не властвовал сумасшедший маньяк, одурманивший целую страну. Но это была ее жизнь, ее судьба, которую она не променяла бы на другую. Кто ей это сказал? Ах да! Он.

Она провела гребнем слоновой кости по длинным светлым волосам, причесанным под Риту Хейворт. [Звезда Голливуда 40-х гг.] Бог одарил ее высокими скулами, светло-карими глазами и гибкой фигурой. Здесь было легко оставаться стройной: ей не нравилась египетская кухня. В свои двадцать семь лет она трижды была замужем, каждый раз выбирая себе мужа богаче предыдущего. Она владела контрольным пакетом акций в каирской газете, выходящей на английском языке. В последнее время она читала свою газету со все большим интересом. Роммель наступал на Египет, и англичане мужественно боролись, стремясь отразить натиск нацистов. Война будет продолжаться, но ей казалось, что уже в этом месяце приветствие «Хайль Гитлер!» не будет звучать к востоку от Эль-Аламейна.

Она услышала плавное урчание мотора знакомой машины. «Роллс-ройс», «серебряная тень», остановился у входной двери, и сердце ее забилось.

Следуя данным ей инструкциям, она послала шофера в отель «Шеферд». Там происходило какое-то совещание, в котором он участвовал. Отель «Шеферд», с его изысканным набором плетеных стульев и восточных ковров, обычно был заполнен британскими офицерами, пьяными журналистами, мусульманскими головорезами и, конечно же, нацистскими шпионами. Ее особняк в восточном пригороде города будет более безопасным местом для него, чем отель. И безусловно, более цивилизованным.

Графиня Маргритта встала из-за туалетного столика и протянула руку к ширме с голубыми и золотыми павлинами; взяв платье цвета маренго, она одним движением скользнула в него. Взгляд на волосы и макияж, струйка духов «Шанель» на белую шею — и она готова. Нет, не совсем. Пожалуй, надо расстегнуть одну маленькую пуговичку на груди — теперь все. Надев сандалии, она стала ждать прихода Александра.

Он появился через три минуты. Тихо постучал в дверь. Она отозвалась: Да?

— Вас ждет мистер Галлатин, графиня.

У Александра был типично британский акцент.

— Скажите, что я сейчас спущусь.

Она прислушалась к удаляющимся по паркету шагам Александра. Ей хотелось видеть его, но правила игры между леди и джентльменом требовали заставить его немного подождать. Выждав еще минуты три-четыре, она, глубоко вздохнув, не торопясь вышла из туалетной комнаты.

Прошла по коридору, заставленному рыцарскими латами, мечами, копьями и другим средневековым оружием. Все это принадлежало бывшему владельцу дома, поклоннику Гитлера, бежавшему из страны, когда войска О'Коннора вышибли его отсюда в 1940 году. Она была равнодушна ко всему этому оружию, но рыцари весьма гармонировали с тисовым паркетом. Кроме того, они стоили дорого и создавали иллюзию, что дом охраняется днем и ночью. Она подошла к широкой лестнице с перилами из резного дуба и спустилась на первый этаж. Двери в гостиную были закрыты, и Маргритта остановилась на несколько секунд, чтобы перевести дыхание. Поднеся ладонь к лицу, она уловила легкий запах — отлично, от нее пахло мятой! — и быстро открыла дверь гостиной.

Низкие полированные столики были чуть подсвечены серебряными лампами. Огонь играл в камине. Из пустыни уже веяло вечерним холодом. Свет ламп играл на хрустале, бутылках виски и водки, плясал на белых оштукатуренных стенах. В узоре ковра успокаивающе переплетались желтые и серые фигуры и линии. Стрелки часов на камине приближались к девяти.

Гость сидел в плетеном кресле, непринужденно скрестив ноги — поза хозяина, который не потерпит чужого вторжения. Его равнодушный взгляд был устремлен на охотничьи трофеи, развешанные над камином.

Увидя женщину, он с мягкой грацией привстал с места.

— Маргритта, — сказал он, протягивая ей букет роз.

— О Майкл, как они прекрасны!

В ее глуховатом голосе звучала органная певучесть, свойственная жителям северных германских равнин. Она медленно подошла к нему, мысленно твердя себе: не спеши!

— Где ты достал розы в Каире в такое время года?

Майкл улыбнулся, показав ряд крепких белых зубов.

— В саду твоего соседа, — ответил он с заметным русским акцентом, происхождение которого было для нее загадкой. Каким образом русский аристократ стал сотрудником британской разведки в Северной Африке? И почему у него нерусское имя?

Маргритта рассмеялась, принимая розы. Конечно же, он шутил: в саду Питера ван Джинта в самом деле был прекрасный розарий, но стена, разделяющая их владения, была под два метра футов. Майкл Галлатин никак не мог через нее перелезть, да и на его костюме цвета хаки не наблюдалось никаких следов подобного подвига. Его светло-голубая рубашка и полосатый серо-коричневый галстук были безупречны. Бронзовый загар пустыни очень шел ему.

Она поднесла к лицу одну розу — на ней искрились капли росы.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он. — Сменила прическу.

— Да, в более современном стиле. Тебе нравится?

Он протянул руку к ее локонам, ласково пропустив их сквозь пальцы, затем его рука медленно переместилась к ее щеке; нежное прикосновение его пальцев заставило ее трепетать.

— Ты озябла, — сказал он. — Подойди ближе к огню.

Его пальцы погладили ее подбородок, коснулись губ и отстранились. Он подошел ближе и обнял ее за талию. Она не отодвинулась. У нее перехватило дыхание. Его лицо было совсем рядом, в зеленых глазах отражался красный отблеск камина. Его губы приблизились к ее губам и вдруг замерли в пяти сантиметрах от ее рта.

— Я голоден, — сказал он.

Ее пронзила боль. Она молчала.

— Я ел только утром, — продолжал он. — Да и то — яичница из порошка и вяленое мясо. Ясно, почему Восьмая армия так рьяно сражается. Солдаты хотят попасть домой и дорваться до чего-нибудь съедобного.

— Ах да, конечно, — сказала она. — Еда. Я велела повару приготовить для тебя обед. Баранину. Ведь это твое любимое блюдо, правда?

— Я рад, что ты помнишь. — Он легко тронул губами ее рот, мягко провел пальцами по шее. По ее спине побежали мурашки.

Он отстранился от нее — его ноздри вздрогнули от запаха духов «Шанель» и жгучего женского аромата ее тела.

Маргритта взяла его руку. Ладонь Майкла была мозолисто-твердой, словно у каменщика. Она повела его к двери.

— Кто убил волка? — вдруг спросил он, останавливаясь.

— Ты о чем?

— Волк. — Он указал на серую шкуру лесного зверя над камином. — Кто убил его?

— О, ты разве не слышал о Гарри Сэндлере?

Он отрицательно покачал головой.

— Американец, охотник на крупного зверя. О нем кричали все газеты, когда он убил белого леопарда на горе Килиманджаро.

По лицу Майкла не было видно, чтобы это ему о чем-то говорило.

— Мы стали… хорошими друзьями. Он прислал мне волка из Канады. Превосходный экземпляр, не правда ли?

Майкл буркнул что-то, оглядывая другие охотничьи трофеи, которые Сэндлер подарил Маргритте: головы африканского водного быка, великолепного оленя, пятнистого леопарда и черной пантеры; потом взгляд его снова вернулся к волку.

— Канада, — сказал он. — Где в Канаде?

— Точно не знаю. Кажется, Гарри говорил, что в Саскачеване. — Она пожала плечами. — Волк есть волк. А что?

Он не ответил.

Затем посмотрел на нее пронзительным взглядом и улыбнулся.

— Когда-нибудь нам придется встретиться с мистером Гарри Сэндлером, — сказал он.

— Как жаль, что тебя не было здесь на прошлой неделе! Гарри проезжал через Каир в Найроби.

Она игриво потянула его за руку, отвлекая от трофеев.

— Пойдем, обед остынет.

За длинным столом под хрустальной люстрой Майкл Галлатин с аппетитом ел свои бараньи отбивные, Маргритта пощипывала пальмовый салат и прихлебывала из бокала шабли. Они болтали о том, что происходит в Лондоне: о современных пьесах, о модах, о последних романах и музыкальных новинках, обо всем, чего так недоставало Маргритте. Майкл сказал, что его порадовала новая книга Хемингуэя, этот парень трезво смотрит на вещи. Пока они говорили, Маргритта рассматривала лицо Майкла и при ярком свете люстры заметила, что он изменился за год и пять недель с их последней встречи: вокруг глаз появились новые морщинки и стало больше седых искорок в гладких черных волосах. Возраст был еще одной загадкой Майкла: где-то между тридцатью и тридцатью четырьмя. Но в его движениях была еще упругость юности, в плечах и руках чувствовалась живая мощь. Руки были жилистыми, но с длинными артистичными пальцами пианиста, с которыми так не вязались темные волоски на внешней стороне кисти. Это были руки рабочего, привыкшего к грубому труду, но одновременно они с удивительной легкостью управлялись с ножом и вилкой.

Майкл Галлатин был крупным человеком — ростом почти метр девяносто с широкой грудью, узкими бедрами и длинными стройными ногами. Маргритта при первой встрече решила, что он занимался легкой атлетикой, но в ответ на ее вопрос он сказал только, что «иногда развлекался бегом».

Она потягивала шабли и поглядывала на него через стол. Кто же он в самом деле? И чем занимался? Откуда пришел и куда направляется? У него было острое обоняние; Маргритта заметила, что он всегда принюхивался к еде и питью. Его смуглое, мрачновато-красивое лицо всегда было чисто выбритым. Улыбка — как вспышка света, озарявшая резкие черты, но улыбался он крайне редко. В спокойном состоянии его лицо казалось еще смуглее, особая энергия лилась из его зеленых глаз, а мрачноватый оттенок взгляда заставлял Маргритту думать о глубокой тени первобытного леса, о таких тайнах, которых лучше не касаться, о тайнах очень опасных мест.

Покончив с отбивной, он проигнорировал шабли и потянулся к стакану воды.

Маргритта сказала:

— Я отпустила слуг на вечер.

Он выпил воду, отставил стакан и вонзил вилку в еще один кусок мяса.

— Давно ли Александр работает у тебя? — спросил он.

Вопрос был неожиданным.

— Почти восемь месяцев. Его рекомендовал английский консул. А что?

— У него, — Майкл, подбирая слова, запнулся, он чуть не сказал «подозрительный запах», — немецкий акцент.

Маргритта не знала, кто из них сошел с ума. На вид Александр был истым британцем, недоставало только английского флага.

— Он старается это скрыть, — продолжал Майкл, обнюхивая баранину, перед тем как разделаться с ней. — Но удается не слишком хорошо. Его британский акцент — маскировка.

— Александр прошел проверку службы безопасности. Ты знаешь их дотошность. Если хочешь, я могу даже рассказать его биографию. Он родился в Стратфорд-он-Эйвоне.

Майкл кивнул:

— Самый что ни на есть актерский город. Весь заляпанный отпечатками пальцев абвера.

Маргритта знала, что абвер — это военная разведка Гитлера.

— В семь тридцать за мной придет машина. Мне кажется, тебе следует уехать со мной.

— Уехать? Куда?

— Отсюда. А если возможно, вообще из Египта. Может быть, в Лондон. Здесь для тебя небезопасно.

— Невозможно! У меня слишком много обязательств. Боже мой, я ведь не могу бросить газету и удрать!

— Хорошо, оставайся в консульстве. Но я думаю, что тебе нужно уехать из Северной Африки как можно скорее.

— Мой корабль еще не тонет, — не сдавалась Маргритта. — А насчет Александра ты не прав.

Майкл ничего не ответил. Он доел свою баранину и вытер рот салфеткой.

— Скажи, мы выигрываем? — спросила она немного погодя.

— Мы держимся, — отвечал он. — Зубами и когтями. Снабжение Роммеля провалилось, и его «пантеры» на голодном пайке. Все внимание Гитлера обращено на Советский Союз. Сталин требует атаки союзников с запада. Ни одна страна, даже Германия, не выдержит войны на два фронта. Так что, если мы удержим Роммеля до того времени, когда его запасы иссякнут, мы сможем отбросить его к Тобруку. И даже дальше, при удаче.

— Я не знала, что ты веришь в удачу.

Ее тонкая бровь вопросительно выгнулась.

— Так просто принято говорить. Там, откуда я, удача — это просто грубая сила.

Она не упустила возможности спросить:

— Майкл, а откуда ты?

— Это недалеко отсюда, — ответил он.

По его тону она поняла, что интересоваться этим больше не стоит.

— Я приготовила десерт, — сказала она, когда он отставил тарелку в сторону. — Шоколадный торт. И сейчас сварю кофе.

— У меня другой десерт на уме. Кофе и торт потом.

Взяв ее руку, он медленно, по одному стал целовать ее пальцы. Сердце ее застучало, она пылко обняла его. Он легко поднял Маргритту и, прихватив розу из голубой вазы на столе, понес ее вверх по лестнице, мимо оружейной галереи — к спальне с широченной кроватью. Из окна спальни открывался вид на холмы Каира.

При свете свечей они раздели друг друга. Она помнила, какие волосатые у него грудь и руки, но сейчас увидела, что он ранен — грудь его была заклеена пластырем.

— Что случилось? — спросила она.

Ее пальцы ласкали упругую загорелую кожу.

— Да так, нарвался на небольшую неприятность.

Майкл тронул пальцами скользящие по ногам кружева и, освободив ее от последних покровов, уложил на прохладные простыни. Он стоял перед ней обнаженный — крутые бугры мышц в мерцающем пламени свечи казались еще мощнее. Он прилег рядом с ней, и, вместо легкого запаха мужского одеколона, она ощутила другой запах — мускуса, напомнивший ей запах диких зверей, зеленых лесов и холодных ветров, дующих над дикими просторами. Его пальцы медленно двигались вокруг ее сосков, их губы слились, жар стал единым, и тело ее затрепетало до самых глубин. Потом появилась роза: ее бархатные лепестки, порхая по соскам, дразнили их, как поцелуи. Он провел розой по линии живота, остановился внизу, коснувшись островка золотых волос; ее тело, изнемогая от желания, изогнулось дугой. Роза двигалась вдоль влажного центра притяжения, затем там оказался его язык. Она схватила Майкла за волосы и застонала; ее бедра раскрылись, готовясь принять его.

Он приостановился, вернув ее на середину постели, и снова стал ласкать языком и розой, как будто исполнял трели на прекрасном золотом музыкальном инструменте. Маргритта отвечала ему музыкой шепота и стонов, в ее теле рождались теплые волны, овладевая всем ее существом.

И вот ослепительный взрыв приподнял ее на постели, заставив выкрикнуть его имя. Она откинулась назад.

Он вошел в нее — два пламени встретились. Она обхватила его ногами, держась за его торс, как всадник в бурю; его бедра двигались не в лихорадке неистового сладострастия, а со спокойной властной уверенностью, и когда ей казалось, что она больше не выдержит, он остановился. Ей захотелось слиться с ним в одно целое, чтобы они навеки стали единым существом с двумя именами и бьющимися сердцами и чтобы твердая мужская плоть вошла в нее до самого дна. Она хотела его всего, каждый сантиметр его тела и каждую каплю его влаги. Но даже в водовороте чувств она ощущала, что он не целиком принадлежит ей, что в нем было нечто такое, над чем он и сам был не властен. В пылу страсти ей показалось, что она слышит его рычание, но звук этот был глухим, потому что он прижимался губами к ее горлу и она не была уверена в том, что эти звуки исходят не от нее самой…

Кровать скрипела. Она скрипела подо многими мужчинами, но никогда не скрипела так неистово.

Тело дернулось. Один, второй… пятый раз. Он задрожал, вцепившись пальцами в простыню. Она обхватила его спину ногами, умоляя не оставлять ее. Она нашла губами его рот; кожа его была соленой от пота.

Они отдыхали, разговаривая шепотом, и теперь не о Лондоне или войне, а о любовной страсти. И тогда она подняла розу с того места, где он ее оставил, и провела ею по его плоти, которая вновь ожила и обрела твердость. Он был щедро наделен мужской силой, и она щедро отдавала ему свою любовь.

Лепестки розы лежали на простыне. Свеча догорала. Майкл Галлатин спал, лежа на спине, голова Маргритты покоилась на его плече. Он дышал с урчащими переливами, напоминающими рокот хорошо отрегулированного мотора.

Проснувшись, она поцеловала его в губы. Он крепко спал и не ответил на ее поцелуй. Все ее тело приятно ныло, она чувствовала, что он вернул ей потерянное ощущение молодости. Он словно распрямил ее, отдал ей часть своей силы. Она с минуту всматривалась в его жесткие черты. А ведь казалось, что время настоящей любви для нее прошло. Слишком много было тел, слишком много ушедших в море кораблей; она знала, что весьма полезна службе для укрытия и любовных утех агентов, нуждавшихся в убежище, и это было все. Конечно, она сама решала, с кем и когда она будет спать, но таких было много. Все эти лица слились для нее в одно, кроме того, на которое она смотрела сейчас. Он был не похож на других. Ну что ж, подумала она, это как первая любовь школьницы, и пусть это так и останется. У него своя дорога, у нее — своя, и вряд ли у них один и тот же порт прибытия.

Она выскользнула из постели, стараясь не разбудить его, и отправилась в проходную комнату, отделявшую спальню от гостиной. Включила свет, накинула легкий белый шелковый халат, достала из шкафа мужской коричневый и повесила его в спальне на манекен. Ей вдруг захотелось подушиться и причесать волосы. Машина придет в семь. Она вспомнила, что Майкл обычно встает в пять тридцать.