— Что это там написано? «Странствующее шоу»? Что, во имя всех евреев, это такое?

— Только то, что написано. Мы артисты.

Пожилая седовласая женщина в синих штанах и поношенном белом свитере осторожно выглянула из-за плеча мужчины.

— Артисты, — повторил хозяин и сморщился, как будто почувствовал неприятный запах. Его взгляд вернулся к Расти. — У вас, артисты, есть какая-нибудь еда?

— Немного консервов: бобы и овощи.

— У нас — котелок кофе и немного солонины. Загоните ваш фургон в сарай и тащите сюда бобы. — И старик закрыл дверь перед носом гостя.

Когда Расти Витерс пристроил повозку в укрытие, они с Джошем ослабили упряжь Мула так, чтобы лошадь могла съесть небольшую связку соломы и немного сухих кукурузных кочерыжек. Джош налил для Мула воды в ведро и нашел выброшенную миску, чтобы дать воды и Киллеру. Сарай был построен умело и защищал от ветра, так что животные не будут страдать от мороза, когда стемнеет и похолодает по-настоящему.

— Как по-твоему? — тихо спросил Джош Расти. — Можно ей в дом?

— Я не знаю. Они вроде бы нормальные, только немного нервные.

— Она могла бы погреться, если у них горит огонь. — Джош подышал на руки и согнулся, чтобы помассировать ноющие колени. — Мы могли бы убедить их, что это незаразно.

— Мы ведь не знаем, так ли это.

— Но ты же не заразился. Если бы это было заразно, ты подхватил бы это давным-давно, ты так не думаешь?

— Да, — кивнул Расти, — но как мы можем заставить их в это поверить?

Задний полог брезентового верха фургона внезапно открылся изнутри. Искаженный голос Сван проговорил:

— Я останусь здесь. Не хочу никого пугать.

— Там огонь, — сказал ей Джош, подойдя сзади к фургону. Согнутый силуэт Сван вырисовывался на фоне тусклого света лампы. — Я думаю, все будет нормально, если ты войдешь.

— Нет. Ты можешь принести мне еду сюда. Так будет лучше.

Джош взглянул на нее. Голова и плечи Сван были закутаны в одеяло. За семь лет она выросла больше чем до пяти футов, вытянулась, стала длинноногой. Все это надрывало Джошу сердце — ведь он знал, что Сван права. Если люди в том доме окажутся нервными, то ей лучше остаться здесь.

— Ладно, — сказал он сдавленным голосом. — Я принесу тебе чего-нибудь поесть. — Потом отвернулся от фургона, чтобы не закричать.

— Кинь мне несколько банок бобов, ладно? — попросил ее Расти. Сван подняла Плаксу и с ее помощью нашла консервы, потом взяла пару банок, положила их Расти в руки.

— Расти, если они могут дать какие-нибудь книги, то я была бы очень благодарна, — сказала она. — Все, что не жалко.

Он кивнул, изумляясь, что она еще может читать.

— Мы недолго, — пообещал Расти и вслед за Джошем вышел из сарая.

Когда они ушли, Сван откинула деревянный задний борт фургона и опустила на землю маленькую стремянку. Исследуя ивовым прутом ступеньки, девушка спустилась по лестнице и пошла к дверям сарая. Ее голова и лицо по-прежнему были завернуты в одеяло. Киллер бежал рядом с ее сапогами, яростно виляя хвостом и лая, чтобы привлечь внимание. Его лай уже не был таким оживленным, как семь лет назад, и пес не прыгал и не резвился, как раньше.

Сван остановилась, положила Плаксу и взяла на руки Киллера Потом она с шумом открыла дверь сарая и повернула голову влево, вглядываясь в падавший снег. Ферма казалась такой теплой, такой гостеприимной, но она знала, что будет лучше, если она останется там, где была. В тишине ее дыхание звучало как астматический хрип. Сквозь снег она различала в пятне света из переднего окна одиноко стоящее дерево.

«Почему только одно дерево? — удивилась она. — Почему он спилил все деревья, а это оставил одиноко стоять?»

Киллер поднялся на задние лапы и лизнул темноту там, где было ее лицо. С минуту девушка стояла, глядя на одинокое дерево, потом закрыла дверь сарая, подняла Плаксу и ощупью подошла к Мулу, чтобы погладить его.

В доме в каменном очаге пылал огонь. Над ним кипел чугунный котелок с солониной в овощном бульоне. Хозяева — пожилой мужчина с суровым лицом и его более робкая жена — заметно вздрогнули, когда Джош Хатчинс следом за Расти вошел в парадную дверь. Его размеры испугали их больше, чем его маска. Хотя он сильно потерял в весе за последние пять лет, он нарастил мускулы и все еще имел грозный вид. Руки Джоша были испещрены белыми пигментными пятнами, и пожилой мужчина бесцеремонно смотрел на них, пока Джош не спрятал руки в карманы.

— Вот бобы, — нервно сказал Расти, протягивая банки мужчине. Он заметил, что винтовка прислонена к очагу в пределах досягаемости, на случай, если старик решит стрелять.

Банки бобов были приняты, и старик отдал их женщине. Она недоверчиво глянула на Джоша и ушла в глубь дома.

Расти стянул перчатки и пальто, положил их на стул и снял шляпу. Его волосы стали почти седыми, особенно они побелели на висках, хотя ему было только сорок лет. В бороде клином серебрилась проседь, на щеке бледнел шрам от пули. Он стоял перед камином, наслаждаясь восхитительным теплом.

— У вас здесь хороший огонь, — сказал он, — Наверняка прогонит дрожь.

Старик все смотрел на Джоша.

— Вы можете снять пальто и маску, если хотите.

Джош выбрался из пальто. Под ним было два толстых свитера, один под другим. Но он не сделал ни движения, чтобы снять черную лыжную маску.

Старик подошел к Джошу поближе и резко остановился, когда увидел серую опухоль, загораживавшую правый глаз гиганта.

— Джош — борец, — быстро сказал Расти. — Мефистофель в маске — это он! Я — фокусник. Понимаете, мы странствующее шоу. Мы ездим из города в город и выступаем за то, что нам дают люди. Джош борется с любым, кто захочет победить его, и если этот храбрец положит Джоша на лопатки — у всего города бесплатное представление.

Старик отсутствующе кивнул. Его взгляд был прикован к Джошу. Вошла женщина с жестянками. Она открыла их и вывалила содержимое в котелок, потом помешала варево деревянной ложкой. Наконец старик сказал:

— Похоже, кто-то все-таки разбил вам морду, мистер. Полагаю, у какого-то города было-таки бесплатное представление?

Он ухмыльнулся и засмеялся высоким, кудахчущим смехом. Расти почему-то успокоился и перестал думать, что сегодня будет перестрелка.

— Я принесу кофе, — сказал старик и вышел из комнаты.

Джош подошел погреться у огня, и женщина стремительно отшатнулась от него, как будто он разносил чуму. Не желая пугать ее, он пересек комнату и встал у окна, глядя на море пней и одиноко стоящее дерево.

— Меня зовут Сильвестр Моуди, — сказал старик, возвратившись с подносом, на котором стояли коричневые глиняные кружки. — Люди называют меня Слай — в честь актера, который все умел в тех боевиках.

Старик поставил поднос на маленький сосновый столик, потом подошел к каминной полке и взял толстую асбестовую перчатку. Надев ее, сунул руку в камин и снял с гвоздя, вбитого в заднюю стену, обожженный металлический кофейник.

— Хороший и горячий, — сказал он и начал разливать черную жидкость в чашки. — Молока или сахара у нас нет, так что и не просите. — Он кивнул на женщину. — Это моя жена, Карла. Она всегда нервничает при чужих.

Расти взял горячую чашку и с огромным удовольствием выпил кофе, хотя жидкость была настолько крепкой, что могла бы свалить Джоша в борцовском матче.

— Почему одно дерево, мистер Моуди? — спросил Хатчинс.

— А?

Джош все еще стоял у окна.

— Почему вы оставили это дерево? Не срубили его, как остальные?

Слай Моуди взял чашку кофе и подал ее великану в маске. Он очень старался не смотреть на исполосованную белым руку, которая приняла чашку.

— Я живу здесь около тридцати пяти лет, — ответил он. — Долгий срок для житья в одном доме, на одном куске земли. У меня было отличное кукурузное поле вон там, за домом. — Он махнул в сторону задворок. — Еще — табак и несколько грядок бобов, и каждый год мы с Джинеттой выходили в сад и…

Он остановился, заморгал и глянул на Карлу, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами, явно шокированная.

— Извини, дорогая, — сказал он. — Я имею в виду, мы с Карлой выходили в сад и корзинами носили оттуда прекрасные овощи.

Женщина, кажется удовлетворенная, перестала помешивать в котелке и вышла из комнаты.

— Джинетта — моя первая жена, — объяснил Слай вполголоса. — Карла появилась примерно через два месяца после того, как все это случилось. Однажды на пути к ферме Рея Фитерстоуна — это около пяти миль отсюда — я наткнулся на машину, которая съехала с дороги и, наполовину обгоревшая, стояла в сугробе. Ну, там был мертвый мужчина с синим лицом, а рядом с ним женщина, почти мертвая. На коленях у нее лежал труп французского пуделя с выпущенными кишками, а в руке она сжимала пилку для ногтей. Я не хочу рассказывать вам, что она сделала, чтобы не замерзнуть. Так или иначе, она настолько тронулась, что не знала ничего, даже собственного имени или откуда она. Я назвал ее Карлой — так звали первую девушку, которую я поцеловал. Она осталась здесь и теперь думает, что живет со мной на этой ферме тридцать пять лет. — Он покачал головой, его глаза потемнели, к нему вернулись часто посещавшие его мысли. — Тоже забавно: машина называлась «линкольн континенталь», и когда я нашел Карлу, она была увешана бриллиантами и жемчугом. Я сложил все эти побрякушки в коробку из-под обуви и продал их за муку и бекон. Думаю, она больше никогда их не увидит. Приходили люди и растащили части машины, одну за одной, так что ничего не осталось. Это к лучшему.