Роберт Раф

Неисчислимый и Предсказывающий

Большое спасибо Уиллу Моссу, Ричарду Гартону и каждому, кто поддержал это безумное приключение.

Спасибо давним приятелям по игре из Гонолулу, которые научили меня рассказывать истории об оловянных солдатиках.

И самое главное — спасибо Даниэле за ее неземное терпениеи бесконечную любовь.


Вот уже более ста веков Император неподвижно восседает па Золотом Троне Земли. Он — Повелитель Человечества. Благодаря мощи его несметных армий миллион миров противостоит тьме. Однако сам он — гниющий полутруп, разлагающийся властелин Империума. Жизнь в нем продлевают чудеса из Темной эры технологий, и каждый день ему в жертву приносят по тысяче душ.

Быть человеком в такие времена — значит быть одним из бесчисленных миллиардов. Жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно вообразить, посреди вечных битв и кровопролития. Слышать, как крики боли и стенания заглушаются алчным смехом темных божеств.

Это беспросветная и ужасная эпоха, где вы найдете мало утешения или надежды. Забудьте о силе технологий и науке. Забудьте о предсказанном прогрессе и развитии. Забудьте о человечности и сострадании. Нет мира среди звезд, ибо во мраке далекого будущего есть только война.

АКТ ПЕРВЫЙ: ДЕВСТВЕННЫЙ МИР

НЕФРЕТ: Звездные боги говорят, что, когда мы войдем в огонь, мы не познаем смерти. Ну разве это не трагедия? Ведь познать смерть — значит познать жизнь.

ГАЛИОС: Но, позвольте, мой фаэрон, если боги не знают жизни, то что же они вообще знают?

НЕФРЕТ: Ненависть, Галиос. Вечную и бесконечную.

«Война в небесах», акт I, сцена V, строки 3-5

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Задолго до того, как создание, называемое Императором, впервые заявило о себе, до возвышения альдари и еще до того, как некронтир обменяли свою плоть на нетленный металл, в страшных муках родился мир.

И муки эти были ужаснее всего, что позже довелось лицезреть миру. Ибо растянувшиеся фронты сражений — ничто по сравнению с пыткой геологическими преобразованиями, и никакая боеголовка — неважно, насколько мощная — не может сравниться с миллиардом лет вулканической активности.

Это был безымянный мир, поскольку никто еще не жил там, чтобы дать ему имя.

Ледяные пласты высотой с боевой крейсер расширялись и отступали. Тектонические плиты сминали континенты: их столкновение поднимало горные хребты, как зубы в деснах ребенка. В великом мировом океане подводный вулкан извергал раскаленную добела магму в темноту, постепенно создавая остров. Потом еще один. Океаническая плита двигалась через горячую зону, унося сформированные острова на северо-запад, в то время как вулканические выбросы продолжали извергаться в холодную черную воду. Образовался длинный архипелаг, похожий на черточку древнего кода, бегущую по драгоценной синеве моря.

Именно в районе этих островов возникли, так сказать, первые цивилизации. Микроорганизмы правили теплыми водами, их борьба за выживание была столь же достойной, как и любая последующая. Но их борьба, их триумфы и их каннибализм остались незамеченными даже самими организмами, ибо разум был тогда лишь ненужным усложнением.

Затем пришли великие строители городов. Колонии коралловых полипов, которые возводили огромные башни, похожие на дымоходы, ветвящиеся архитектурные решетки зеленого и пурпурного цветов, города, полные жизни и кипучей деятельности.

И, как всякая великая цивилизация, они строились на останках тех, кто пришел раньше. Слой за слоем каждое поколение увядало и окостеневало, так что живые бездумно стояли на огромном некрополе своих предшественников.

Возможно, рыбы, плававшие через эти огромные рифы, были первыми разумными существами на планете. Они мало что испытывали, кроме страха, боли и голода, но их появление предвещало новую эру. Жизнь там больше не была маршем бесчувственных организмов, которые существовали, только чтобы существовать. Теперь они обладали восприятием.

Когда огромные ящерицы вынырнули из воды, в борьбу вступили ноги, мускулы и сердца, быстро перегоняющие кровь через прочные камеры. И хотя эти земноводные были немногим умнее рыб, у них имелись эмоции. Они ощущали удовольствие от горячей крови на своих языках, боль от гноящейся раны и материнскую заботу. Они вымирали в огромном количестве, оставляя после себя гниющие трупы, измельченные и раздавленные геологическими процессами в алмазы и сырую нефть, за обладание которыми другие существа со временем станут убивать друг друга.

И лишь немногие, совсем немногие остались в веках, застряв в иле, где не смогли разложиться полностью. Кальций в их костях атом за атомом заменялся породой, пока они не превратились в каменные скелеты. Бессмертные по форме, но не сохранившие ничего от своих тел. Насмешка над живыми организмами, коими они когда-то были.

Жизнь в безымянном мире шла своим чередом миллиарды лет, не замечаемая остальной галактикой.

И вот однажды ночью ящер-падальщик принюхался к ветру и заметил перемену. Подняв свою длинную морду к небу, он стал свидетелем зрелища, наблюдать которое прежде не доводилось.

Над головой переливалась радуга из новых звезд — скопление неестественно упорядоченных точек света. Опи сверкали зловредным огнем, зеленым, как лесные вершины островов, и перемещались, словно облака.

Крошечный мозг падальщика мог принять такую странную зрительную информацию только за галлюцинацию, вызванную употреблением одного из ядовитых растений. Это, в свою очередь, привело к рефлексу очищения желудка. Ящерка исторгла яичный желток и корни растений, а затем бросилась в лабиринт деревьев.

Пока падальщик наблюдал, оценивая угрозу, огни спустились. Ими оказались крупные существа с большими серповидными крыльями, загнутыми вперед, и столь черными телами, что они едва выделялись на фоне ночи.

Как и любой обитатель острова, падальщик легко узнавал хищников, когда сталкивался с ними. Из животов у летающих созданий лился холодный изумрудный свет, и от них исходил чуждый запах песка, обращенного в стекло.

Раскалывая под собой оплавленные участки пляжа, из области света вышли двуногие пришельцы. От их тел отражалось сияние звезд, будто лучи солнца на море, а глаза горели тем же зеленым огнем, что и летающие хищники.

С этого момента мир больше не был безымянным.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Мир альдари Кефарил, Восточная окраина

За десять тысяч лет до Великого пробуждения

Древние легенды, передававшиеся от одного духопевца к другому, утверждали, что любой, кто прикоснется к камню, сгорит.

Коли тронешь меня,

Рука твоя сморщится и почернеет,

Задние зубы твои раскалятся добела,

Кости твои затрещат, как дрова в камине,

Ибо испил я из старших солнц.

В песнях говорилось, якобы драгоценный камень был метеоритом. Блуждающим и полуразумным. Пролетая мимо, он поглощал энергию каждой звезды на своем пути. Говорили, в период Войны в небесах воины использовали его, чтобы проводить мощь самих богов.

Однако Тразин уже давно научился не верить нелепостям альдарского фольклора. Какой бы древней ни была их раса, они по-прежнему испытывали на себе причуды органического мозга.

Тразин так долго путешествовал по Галактике, что забыл, в каком году начал. Коллекционировать. Изучать. Систематизировать культуры космоса.

За это время он понял, что каждое общество мнит свою гору особенной, более священной, чем та, которой поклоняется соседнее племя. Думает, будто во вселенной все вращается вокруг нее.

Даже когда им сообщали, что их священный горный хребет — это лишь случайное нагромождение тектонических плит или их благословенный меч — это очень старый, но относительно распространенный инопланетный предмет, народы продолжали цепляться за выдуманные ими истории, совершенно не оцепив явленное им откровение.

Конечно, это не значило, что на небесах вовсе нет богов. Тразин знал, что они есть, потому что сам помог убить их. Но он также обнаружил, что в большинстве случаев то, что разные общества принимали за богов, было плодом их очаровательно причудливого воображения.

И пусть Тразин не верил, что камень проводит мощь древних богов, это не означало, что им не стоит завладеть — или что альдари считают недостойным оберегать его.

В подтверждение обратного по костяным залам эхом разносились звуки осады.

Тразин позволил части своего сознания отвлечься, чтобы следить за ситуацией, и теперь одновременно размышлял о насущных проблемах и смотрел через окуляры капитана своей лич-стражи.

Чужими глазами Тразин увидел, что его фаланга лич-стражей до сих пор удерживает ворота храма. Передние ряды сложили рассеивающие щиты в сплошную стену, а гиперфазовые мечи подняли, словно взведенные курки. Во второй шеренге солдаты держали боевые косы, будто копья, закинув их на плечи товарищам, так что весь строй ощетинился гудящими клинками.

«Совершенно однообразные, — заметил Тразин.

И совершенно неподвижные».

Ступени перед ними усеивали мертвые тела экзодитов. Украшенные перьями плетеные доспехи были рассечены хирургически ровными линиями, конечности и головы отделены. Его обонятельные сенсоры распознали в воздухе частицы поджаренных мышц.