4

Любую истину понять легко, если ее уже открыли; главное как раз в том, чтобы ее открыть.

Галилео Галилей

Вена, июнь 1933 г.

Фридрих Мандль, или Фриц, — он предпочитал, чтобы его звали так, — мог стать важным клиентом. Это побудило финансового директора Эмиля Кислера лично посетить его офис. Все знали, что Фриц — видная персона в Вене, он занимался крупными делами даже в высших кругах правительства.

Кислеру поведали, что в офисе Мандля есть отдельные приемные, которые используются попеременно, в зависимости от того, с кем встречается хозяин. И что многие высокопоставленные чиновники, немало политиков и даже некоторые главы государств трепетали, покидая кабинет после беседы с ним. Судя по всему, Фриц обладал особым магнетизмом и силой, которые вызывали у собеседников непонятный страх и даже панику.

Эмиль прождал больше часа в просторной приемной, сидя на жесткой, неудобной полированной деревянной скамье. На стенах висели изысканные картины; несколько скульптур, выполненных австрийскими, французскими и немецкими ваятелями, высились на широких гранитных постаментах.

Он услышал крики за внушительной двойной дверью в конце коридора, и ему показалось, что это Мандль отчитывает кого-то. Через несколько минут он увидел вышедшего из той двери мужчину, который казался удрученным, его движения были неуклюжими, лицо — расстроенным. Он ускорил шаг, сжимая дрожащими руками какие-то бумаги. Человек взглянул на него, проходя мимо, и Кислер узнал министра обороны Австрии, огорченного и спешащего.

Один из служащих пригласил Эмиля следовать за ним по коридору. Фриц ждал гостя, сидя в высоком кожаном кресле, расположенном так, чтобы сидящие посетители находились чуточку ниже. Он занимал доминирующую позицию. На столе — непременные сигары «Гавана клаб» и бутылка виски «Джонни Уокер» с красной этикеткой; в петлице пиджака Фрица — пурпурно-красная гвоздика.

— Спасибо, что зашли ко мне на завод. — Фриц произнес эту фразу неохотно, словно лишь из вежливости.

— Приятно познакомиться с вами лично, господин Мандль. — Эмиль Кислер сразу заметил пронзительный взгляд и жесткий тон голоса — такой исключает любой ответ собеседника.

— Могу я предложить вам сигару? — Фриц протянул ему серебряный поднос с коробкой сигар.

— Я не курю, — наступило краткое молчание, — но на этот раз сделаю исключение. — Эмиль взял сигару и прикурил ее от зажигалки, которую протянул ему хозяин кабинета.

— Я позвонил вам, потому что подумываю о новых инвестициях, и мне нужно открыть несколько счетов для работы за границей.

— Вы можете рассчитывать на услуги нашего банка, которые, как вы уже знаете, превосходны, и, конечно, обслуживать вас буду лично я.

Беседа перешла с экономических и технических тем к банальностям. Фриц умел быть обходительным, обаятельным и харизматичным… Банкир решил, что разговор окончен, и сильно удивился, услышав от Мандля два слова:

— Ваша дочь.

— Что с ней стряслось? — Гордость, которую Эмиль испытывал за свою единственную дочь, исчезла после того фильма, и теперь он боялся всего, что о ней скажут.

— Я хотел бы с ней познакомиться.

— Конечно, мы сможем устроить это попозже. Мы с женой будем рады пригласить вас на ужин в наш дом. — Произнося эту фразу, банкир думал только о миллионах Мандля.

— Мне не хотелось бы ждать. Я заинтересован в ней, и она станет моей супругой. — Это прозвучало как очередной приказ. — Разумеется, если вы согласны.

Эмиль был потрясен. Этот человек был дерзким и, более того, бесстыжим. Эмиля интересовали деньги, но его дочь не продавалась. Сомнительное приключение Хеди в кинематографе продолжало создавать проблемы.

— Поверьте мне, Эмиль, вашей дочери будет хорошо со мной, она никогда ни в чем не будет нуждаться.

— В этом я не сомневаюсь, но ваше предложение немного… неожиданное. Позвольте мне поговорить с ней, надо узнать, что она думает.

Фриц откинулся на спинку своего огромного кресла. Конечно, он знал кое-что об Эмиле, и ему предстояло использовать еще одну карту в игре, ведь он умел манипулировать чужой волей.

— Эмиль, вы можете положиться на меня, я стану вашим другом. Я бы никогда не осмелился раскрыть ваши уклонения от уплаты налогов, а также не стал бы говорить о вашем мошенничестве в отношении государства и подкупе некоторых чиновников для получения преимущества на публичных торгах. Если бы такая информация стала известна, вы могли бы лишиться всего, что у вас есть, но я бы никогда этого не допустил. — Фриц дал собеседнику время усвоить сказанное. — А еще меньше я заинтересован в том, чтобы стали известны ваши похождения с некой дамой из преступного мира — это могло бы полностью разрушить вашу репутацию, ведь банкир должен изображать серьезность и честность, обязан казаться неподкупным. Я также не стану напоминать властям, что вы и ваша жена — евреи, хотя и отрицаете это и воспитали свою дочь Хеди как католичку. Нет, мы не желаем, чтобы с вами случилось что-то плохое в Австрии, переживающей непростые времена.

Это был откровенный шантаж. Подавленный словами Мандля, Эмиль с усилием встал. Человек этот был гораздо более аморальным, чем ему говорили. На прощание Эмиль тихо произнес, что Фриц получит ответ на следующий день.

5

За один час игры можно узнать о человеке больше, чем за год общения.

Платон

Вена, июнь 1933 г.

Стрельбище находилось в подвале одного из заводских цехов; инженеры и техники проводили здесь испытания различных боеприпасов для пистолетов и револьверов. Звуки выстрелов эхом разносились по нескольким секторам производственного комплекса.

Фриц просматривал отчет с результатами, полученными его командой, и одновременно вставлял затычки в уши. Когда он направился в центральную часть цеха, сотрудники начали расступаться по сторонам, уступая дорогу двум помощникам, которые несли поднос с оружием и несколько коробок с патронами. Его пальба была быстрой и порывистой, он мигом опустошал обоймы; после нескольких залпов Фриц крутанул рукоятку, чтобы приблизить мишень. Все пули попали в яблочко. Он изобразил улыбку и ушел.

Фриц прогулялся по сборочному и штамповочному цехам, присматриваясь к подробностям процесса, который был ему так хорошо известен. Посетил кабинеты техников, раздавая инструкции начальникам. Сотрудникам было приказано не обращать внимания на его присутствие, но они волновались, завидев его фигуру.

Он распорядился построить себе роскошную резиденцию в соседней сельской местности. Из огромного окна гостиной на первом этаже Фриц мог любоваться почти всем городком Хиртенбергом, где он родился: церковным шпилем, рекой Тристинг и сосновыми лесами, обрамлявшими этот пейзаж. Справа был почти полностью виден комплекс строений завода «Хиртенбергер Патроненфабрик», длинные одно- и двухэтажные здания с двускатными крышами и возвышающимися над ними дымящимися трубами. Ему нравилось созерцать свои владения, место, где он чувствовал себя в наибольшей безопасности, хозяином и господином.

Остальные комнаты резиденции занимали его сестра Рене и его отец Александр, с которым он поддерживал весьма холодные отношения, почти прервавшиеся, когда родителю пришлось покинуть пост президента корпорации. Во время учебы в Германии Фриц перебивался на временной работе в промышленности, и этот опыт обеспечил ему минимальные познания в производстве оружия, но отец так и не ознакомил его полностью с методами управления этим процессом.

Мать Фрица Мария Мор умерла много лет назад. Женщина неласковая, она не была предана семье; любила музыку и посвящала ей все свое время. Его сестра Рене росла под строгим контролем отца и в тени своего блестящего брата.

Вероятно, именно такие отношения в семье, слабые узы привязанности и дистанция, установившаяся между родственниками, способствовали развитию у Фрица равнодушия и незаинтересованности в других. При этом он демонстрировал особую способность к общению с кем угодно, если был заинтересован в извлечении выгоды из конкретных отношений.

Он разбирался в каждом аспекте производства и руководил персоналом с абсолютной жесткостью и эффективностью. На его заводах по всему миру трудились двадцать пять тысяч душ; от него зависел практически весь город и его окрестности. Ему не составляло труда найти верных слуг для выполнения любых заданий.

Фриц сел за стол, залпом осушил стакан виски и принялся читать отчеты. Он сформировал небольшую, но эффективную сеть собственных шпионов: «Информация — это сила», — повторял он себе.

Лукас служил его связным почти со всеми приспешниками; это была угрюмая, мрачная личность с почти незаметным присутствием, он умел оставаться в тени и знал ходы подземного мира, откуда был родом. Понимал, как добиться того, что ему требуется, даже в высших сферах международной политики. Преданность Лукаса своему боссу была безграничной.

Совершая перед зеркалом свой ритуал — вдевание красной гвоздики в петлицу, — Фриц обдумывал ближайшие торговые операции. Он заключил с Муссолини сделку по продаже оружия для итальянского вторжения в Эфиопию, а одновременно снабжал эфиопов всем необходимым для самообороны. Снабжал Польшу и Швейцарию; содействовал развязыванию вооруженного конфликта между Боливией и Парагваем, поставляя винтовки и легкие пушки противоборствующим сторонам. Не сделав ни единого выстрела, Фриц Мандль зарабатывал гораздо больше, чем кто-либо победивший в войне.