Магическая сущность животного мира

Отношения человека и животного

Паоло Веронезе. Леда и лебедь. 1560. Франция, Аяччо, Музей Феша.

Легенды об отношениях между человеком и животным всегда были наполнены весьма неоднозначными персонажами. Один из примеров — миф о Леде и лебеде


Очарованные животными

Почему нас зачаровывает полет птиц или элегантная походка кошки? Магия начинается в тот момент, когда мы осознаем, насколько животные похожи и одновременно непохожи на нас.

Они обитают в мирах, отличных от нашего — в воздушных просторах, океанских глубинах и мраке земных недр, — их облик зачастую бывает обманчив, их черты и качества превращают их в наших глазах в поистине фантастических существ. Когда же мы делим с животными наше собственное пространство, они в ответ словно делятся с нами своим опытом, предлагая по-новому взглянуть на мир и наконец увидеть его во всем многообразии. Животный мир — это мир чувств, разнообразия физических форм и стратегий выживания; это бесчисленное множество видов, совершенно не похожих один на другой, но вместе с тем связанных друг с другом; это мир, воплощающий в себе результат миллионов лет эволюции.

Магия животных проявляется в их взгляде — кто не ощущал на себе манящей притягательности глаз кошки, птицы или змеи? Она проявляется в многообразии их голосов: вой, щебет, чириканье, клекот, рычание — множество языков и сигналов, недоступных человеку, создают свою удивительную и интригующую реальность. Даже мир насекомых, который порой слишком мал, чтобы рассмотреть его невооруженным глазом, вполне способен потрясти наше воображение и перенести его в новую реальность, где действуют свои законы.


Воображаемые морские чудовища на карте Северных земель (Carta marina et Descriptio septemtrionalium terrarum) шведского географа Олафа Магнуса. Здесь представлена уменьшенная карта, изданная во «Всеобщей Космографии» Себастьяна Мюнсера


Трудно определить границы этой магической вселенной: это зона неизведанного, где человеческое, животное и божественное сливаются воедино. Нам кажутся магическими любые необычные формы живого. Когда в поле зрения человека появляются неизвестные ему ранее существа (например, птицы, отклонившиеся от привычного маршрута ежегодной миграции; особенно крупные рыбы или выброшенные на берег китообразные; животные, привезенные исследователями или иностранцами из дальних земель), они, ввиду своей исключительности, зачастую воспринимаются как знаки, подлежащие толкованию и, возможно, предвещающие потусторонние события. Именно природа зверя, во многом неизведанная и отличная от человеческой, объясняет то огромное значение, которым люди наделяют образы и поведение животных и которое уводит нас в сферы сакрального и магического. Именно поэтому в культуре возникают особые практики и специфическое (иногда на грани религиозного) отношение к животному миру. Почти благоговейный трепет перед живым существом закономерно проистекает из искреннего восхищения и признания собственного несовершенства. Пробелы в знаниях заполняются ритуалами, которые одновременно выделяют человека из животного мира и в определенном смысле ненадолго меняют человека и зверя местами.

Магия животных — это ключ к образам, порожденным нашей фантазией; именно она вытягивает на поверхность наши тайные желания. Животные-призраки наполняют мир наших снов: магия животного пересекается с миром, созданным человеческим воображением, и порождает чудовищ, одновременно притягательных и отвратительных.

Мы приписываем звериные черты большинству наших страхов, наделяя ужасных созданий, которых порождает наш разум, острыми клыками, длинными когтями и прочими пугающими чертами. Нетрудно догадаться, почему это происходит — темнота была бы гораздо более пугающей, если бы представляла собой лишь холодную безжизненную бездну. Так что, как это ни парадоксально, леденящее душу уханье совы или волчий вой дают нашим страхам возможность обрести имена, а нам самим — побороть мучительный ужас перед пустотой.

От магии к знанию

Если рассматривать магию не как гипотетическую стратегию для объяснения необъяснимого, а как акт познания или интерпретационную (то есть разъясняющую суть) модель, становится понятно, насколько тонка грань между использованием животного как символа и обращением к нему как к реальному объекту. В обоих случаях животное выступает в качестве ключа к новому знанию — этот аспект зачастую ускользает от внимания современного человека, привыкшего смотреть на животный мир снисходительно, с осознанием собственного превосходства. Сегодня при исследовании, скажем, новых территорий мы прежде всего полагаемся на изобретенные человечеством инструменты и методы. Разнообразные устройства и технологии, математические формулы, философские теории, логические абстракции, компьютерные симуляции — все это кажется нам более надежным и безопасным, чем то, что может предложить дикая природа.

Однако наши далекие предки находились совсем в другом положении. Какими инструментами познания располагал человек времен палеолита? Кому приходилось подражать, чтобы выжить? Где он мог найти примеры решения задач, которые ставил перед ним окружающий мир? Ответ прост: единственным доступным человеку инструментом познания в те времена было наблюдение за животными. Оно служило своего рода учебником, ключом к пониманию вселенной: миграции птиц помогали ориентироваться во времени не хуже любого календаря, а их пение и высота полета — предсказывать погоду; расположение жилищ насекомых или входов в звериные норы указывало на стороны света с точностью компаса; пищевое поведение того или иного животного говорило о вредных и целебных свойствах растений. Эти и другие природные ориентиры и сегодня играют в жизни человека далеко не последнюю роль — причем, как ни странно, не только в традиционных культурах. Пение птиц погружает нас в особую атмосферу майских вечеров, стрекот цикад ассоциируется с летом, а трель малиновки оповещает о приближении зимы. Чаще всего мы не отслеживаем эти сигналы сознательно, но они все равно вызывают к жизни эмоции, давно потерянные в глубинах памяти.


Изображение василиска на миниатюре из «Абердинского бестиария» — английского манускрипта XII в.


Собака Лайка, изображенная здесь на памятной марке, проложила путь к освоению космоса в 1957 г.


Итак, наблюдение за животными стало для человечества первым инструментом познания — оно представляло собой некий фундамент, на котором выросли впоследствии новые способы исследования реальности. Неслучайно значительная часть символов, метафор и знаков во множестве культур пропитана «животным» символизмом. Именно многочисленные отсылки к миру природы в человеческой культуре позволяли нашим предкам решать встававшие перед ними проблемы: человек обращался к животным в поисках истины, используя их для различных мысленных экспериментов и нового опыта познания. Так, например, можно войти в тело зверя или превратиться в него (как, например, в романе Апулея «Золотой осел»), чтобы понять другую форму существования — ее ощущения, реакции и взгляд на мир, а можно просто поручить животному ответить на сложный вопрос.

Сегодня имитация физиологии и анатомии животных — официально признанная часть научного метода (например, она широко используется в бионике [Раздел кибернетики, изучающий строение и жизнедеятельность организмов для решения инженерно-технических задач. — Прим. ред.]). Однако этот метод насчитывает куда более длительную историю; ведь что есть создание первого аэроплана, если не результат зависти крыльям птиц и попытка сымитировать их полет. Собака Лайка проложила путь к космическим путешествиям всего несколько десятилетий назад, но еще в начале XIX века французский физиолог Клод Бернар [Клод Бернар (1813–1878) — французский физиолог, занимался в основном вопросами пищеварения, накопления сахара в печени и фармакологического действия некоторых веществ, например яда кураре. Сформулировал концепт внутренней среды организма, тесно связанный с явлением гомеостаза. Известен также как один из наиболее активных сторонников вивисекции своего времени. // Носите в кармане землю (намеренно). // Можете перечислить названия всех семидесяти девяти лун Юпитера. Обычным людям известны лишь четыре галилейские луны: Ио, Европа, Ганимед и Каллисто. Наш любимый итальянский астроном открыл их в 1609 году, и они представляют собой крупнейшие объекты Солнечной системы после Солнца и планет (больше Плутона). По ним штурманы определяли долготу до изобретения точных портативных хронометров. // Можете делать попкорн без микроволновки. // Вам часто снится, что вы пьёте кровь единорогов. Я только что задал вам жару.] проводил на животных исследования, результаты которых способствовали важнейшим открытиям в медицине.

...
ЧЕЛОВЕК — ВИРТУОЗНЫЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ

Почему животные сыграли такую важную роль в становлении человеческой культуры? Как происходил этот процесс взаимного обогащения? У людей есть особая склонность наделять зооморфными чертами все то, что не поддается немедленному объяснению. Именно этим этолог (специалист по поведению животных) Иренеус Эйбл-Эйбсфельдт (1928–2018) объясняет, например, наше стремление видеть овец, лебедей, собак, кошек и других зверей в очертаниях облаков, скал и горных пород, в тенях и камнях. Антрополог Пол Шепард (1925–1996) проводил эксперимент под названием «тест скрытого субъекта». Под каракулями и замысловатыми штрихами был скрыт рисунок или фотография животного, предмета или растения — участникам предлагалось найти их, внимательно рассмотрев картинку. Результат поражал: животных видели в 90 % случаев, в то время как изображения других предметов даже не перешагнули порог 50 %.

Натуралист Эдвард Осборн Уилсон (1929–2021), родоначальник социобиологии, изучал склонность детей выделять знакомые черты у наиболее распространенных объектов окружающей среды и обнаружил выраженную ориентацию (тропизм) на животных, которую назвал «биофилией». Склонность придавать неизвестной реальности зооморфные черты хорошо иллюстрирует привлекательность животного мира для человека. Согласно другой теории, развитие мозга всегда сопровождается процессами подражания и приводит к появлению более пластичной и открытой для нового опыта системы поведения.

Нет такой области человеческой культуры, на которую не повлиял бы животный мир. Образы, которые мы используем для описания тех или иных эмоциональных абстракций, неразрывно связаны с природой. Красота воплощается в павлиньих перьях и шкуре леопарда, грация — в изящном шаге газели и полете бабочки, грядущее неуловимо маячит впереди, как змея в высокой траве, или возникает внезапно из мрака бездны, как белая акула из глубины океана, ужас кишит личинками насекомых и нападает ночью, как летучие мыши, страх скалится волчьей пастью или издает львиный рык — список можно продолжать бесконечно. За тысячелетнюю историю человеческой цивилизации мы в каком-то смысле превратили зоологическое разнообразие в культурное и в этом аспекте обязаны нечеловеческой вселенной своим развитием.