Хоакин

Хоакин еще до встречи с сестрами знал, что они белые. Элисон, его нынешний социальный инспектор, рассказала о них ему, Марку и Линде несколько недель назад. Они сидели за столом на кухне, ели картошку с соусом сальса, и Элисон подробно объясняла, что у Хоакина есть не одна, а две сестры, что у них общая мать, что девочек удочерили в младенчестве, но они узнали о нем только сейчас и теперь хотели бы познакомиться.

Хоакин еще тогда понял. Он не был наивен и знал, как все устроено в реальном мире. Знал, что для большинства людей маленькие белые девочки занимают первое место в списке под названием «Детки, которых мы хотели бы завести». Знал, что и стоят они куда дороже: некоторые платили адвокатам больше десяти тысяч долларов, чтобы заполучить белокожего ребенка. Из этого выходило, что приемные родители таких девочек неплохо обеспечены. Что ж, тем лучше для последних. Не будет же Хоакин обижаться на сестер из-за этого.

У него есть сестры. Обалдеть.

Слушая Элисон, Хоакин сидел неподвижно и едва дышал, а Марк с Линдой только кивали. «Да, было бы здорово», — сказал он, когда Элисон сообщила, что Майя и Грейс просят разрешения написать ему по электронной почте. Потом он сказал, что должен сделать уроки, и закрылся в своей комнате. Послушал музыку, немного порисовал углем в новом альбоме, ни за какие уроки не брался и уж конечно не задумывался о том, что на свете есть по крайней мере два человека, связанные с ним узами крови, и что один из самых больших его страхов оправдался, да еще и вдвойне.

Марк и Линда понимали, что на него не следует давить, и не давили. Получив письмо, Хоакин трижды прочел его, прежде чем закрыть. Снова открыл, перечитал еще два раза, закрыл. Он не был уверен, что ответит. Связав себя с этими девочками, он может ненароком сдернуть их с неба, сбить с идеальной эллиптической орбиты, непоправимо нарушить равновесие.

«От Майи и Грейс что-нибудь приходило?» — полюбопытствовала Линда однажды вечером, когда после ужина они вместе загружали посудомоечную машину. Хоакин видел, что разговор заранее отрепетирован, но его это не напрягало. Ему нравилось, что они стараются ради него, хотят, чтобы все сложилось как нельзя лучше. Это было приятно. В таких случаях, глядя на Марка и Линду, Хоакин порой чувствовал себя, как на школьном концерте, — в роли родителя, которому полагается поднимать вверх большие пальцы и громко шептать: «Молодцы!» Так делали другие, он видел.

«Да», — ответил Хоакин и включил измельчитель отходов. Когда измельчать стало нечего, он выключил агрегат. Линда не уходила.

— Ты им ответил? — спросила она.

Хоакин лишь молча посмотрел на нее.

— Ладно, все, больше не пристаем, — сказала Линда и шутливо шлепнула его по плечу резиновой перчаткой. (То же самое она сделала через несколько дней после того, как Хоакин переехал к ним, и тогда от ужаса он чуть не вывернулся наизнанку.) — Нам с Марком просто интересно.

— Они ничего так, — заметил Хоакин, передавая ложки. — Довольно милые.

— Девочки бывают милыми, — улыбнулась Линда, — это нормально.

— Думаешь, они хотят меня увидеть?

Помолчав, Линда сказала:

— Уверена, если кто-то пишет тебе и предлагает встретиться — это хороший знак.

Хоакин замотал головой.

— Да нет, я про другое: хотят ли они познакомиться со мной?

Линда снова сделала паузу, а когда заговорила, в ее словах сквозила нежность.

— Детка, я думаю, очень многие люди хотят с тобой познакомиться, — она положила ему на плечо теплую, мокрую ладонь. — Просто ты об этом еще не знаешь.

И тогда Хоакин решился ответить.

Он старался сохранять непринужденный тон, как будто уже миллион раз писал письма, в которых договаривался о встрече с биологическими родственниками. Его терзала неуверенность — получилось ли? — но сестры ответили в тот же день (судя по тому, что пресс-секретарем в их маленькой ячейке была Грейс, Хоакин сделал вывод, что она старшая из двоих) и подтвердили, что будут рады увидеться с ним в Центре искусств в ближайшую субботу. Вот, собственно, и все.

Накануне Хоакин никак не мог уснуть. Он не искал сестер в социальных сетях, не хотел ничего знать о них заранее, но от этого в мозгу оставалось слишком много незаполненного места, и поэтому Хоакин не спал, а скорее, пребывал в каком-то подвешенном состоянии. В три часа ночи он спустился на кухню, чтобы приготовить себе хлопья с молоком, потому что именно так поступал Марк, когда ему не спалось, и именно там Марк нашел его четверть часа спустя. Только и спросил:

— Пшеничные еще остались?

Хоакин протянул ему коробку.

— Бессонница?

— Нет. — Качнув головой, Хоакин передал молоко.

Марк, надо отдать должное, съел половину тарелки, прежде чем задать следующий вопрос:

— Волнуешься перед встречей с Грейс и Майей?

Два года назад Хоакин ответил бы отрицательно и на этот вопрос, но то — два года назад, а то — сегодня.

— Что, если я им не понравлюсь? — сказал он и сунул в рот полную ложку хлопьев.

Марк задумчиво кивнул.

— Ну, если ты им не понравишься, значит, придется признать печальный факт: твои ближайшие родственники — идиоты, уж извини. Правда, у многих из нас так. Ты в хорошей компании.

Хоакин попытался замаскировать улыбку следующей порцией хлопьев, но Марк его раскусил.

— А если серьезно, — продолжал он, — то первое знакомство — момент всегда сложный. Но это ведь твои… Это люди, с которыми тебя связывают узы крови. Вы заслуживаете узнать друг друга получше. Для начала познакомьтесь, а там будет видно, кто кому понравился.

Хоакин наморщил нос.

— Не делай так, извращенец. — Марк снова потянулся за коробкой, затем поднял глаза. — Ты что, всё слопал?

— Доброй ночи, — сказал Хоакин, поставил тарелку в раковину и отправился наверх, перешагивая сразу через две ступеньки.

Назавтра у гончарной палатки собралось столько народу, что на какое-то время Хоакин вообще забыл про сестер. Сейчас он работал с Брайсоном, маленьким мальчиком, который отказывался лепить что-либо другое, кроме вазочек — те неизменно превращались в подставки для карандашей. Тем не менее каждое из этих творений приводило родителей Брайсона в неподдельный восторг. Хоакин подозревал, что дома у них есть целая комната, отведенная под кривобокие подставки для карандашей, и уже начал представлять, как она может выглядеть, но тут вдруг поднял взгляд и заметил, что на него смотрят две девушки. У одной в глазах стояли слезы, а другая, кажется, была напугана.

Впервые в жизни Хоакин видел перед собой родных.

Обе были белокожие — тут он не ошибся, — но у той, что пониже, были такие же темные кудряшки, как у него, и такой же слегка искривленный влево нос. У второй, повыше ростом, той, что отчаянно пыталась не расплакаться, была его линия подбородка. Хоакин с первого взгляда определил, что она что-то скрывает: слишком уж прямо держит спину, слишком напряжен ее позвоночник. Что ж, отлично. У Хоакина тоже есть свои тайны. Может быть, они проявят друг к другу уважение и не станут докапываться до чужих секретов.

Он сам предложил пойти перекусить и сам же пожалел об этом, едва слова сорвались с губ. Зато Майя — та, что младше и ниже ростом, — молола что попало, причем без перерыва.

— Короче, поначалу я просто ошалела, — рассказывала она на ходу, заняв место между Хоакином и другой девушкой, Грейс, которая после первого всплеска эмоций почти все время молчала. — У меня ведь уже есть одна сестра, Лорен. Для родителей она что-то типа подарка судьбы — родилась сразу после моего появления в семье, о чудо! — и иногда жутко меня бесит, так что я подумала: «Еще одна сестрица? Не знаю, не знаю». А потом мне сообщают про тебя, представляешь? И я такая: «Идите. Все. К черту». Прямо-таки семья моментального приготовления получается. «Просто добавь воды!», да? Как в наборе «Морские обезьянки» [Sea Monkeys — игровой набор для выращивания ракообразных. — Примеч. ред.].

Хоакин только кивал. Поток Майиной речи он воспринимал как трескотню писклявого мультипликационного персонажа и разбирал в лучшем случае треть. Подарок судьбы, чудо, морские обезьянки.

— Майя, — попыталась урезонить ее Грейс.

— Простите, я болтаю без умолку, когда нервничаю, — пробормотала Майя, сунув руки в передний карман худи.

— Все нормально, — сказал Хоакин и вытянул указательный палец. — Там за углом есть бургерная, у них отличная картошка фри. Или кто-то из вас… не ест мясо? Картошку?

— Да я целого быка готова слопать, — заявила Майя.

— Картошка вполне пойдет, — улыбнулась Грейс, смешно наморщив нос. Хоакин обладал той же особенностью мимики. Именно ее, эту особенность, любила в нем его девушка Бёрди.

Стоп. Бывшая девушка. Хоакин все время забывает об этом, что довольно странно, ведь он сам с ней порвал.

Хоакин знал Бёрди примерно сто двадцать семь дней, прежде чем впервые с ней заговорил. Как правило, из-за постоянных переездов столь длительный срок был для него редкостью, просто после перехода в старшие классы Марк и Линда записали его в спецшколу с физико-математическим уклоном, и в первый же учебный день выяснилось, что он и Бёрди попали в одну группу по математике. Само собой, кто такой Хоакин, она не знала.