— Пап, пожалуйста…

— Я начну, — сказал папа. — «Плюс»: твое знакомство с Майей, Грейс. Это… В общем, для меня как для твоего отца это очень важно.

— Пап, прошу, не надо. Я больше не могу плакать, слезы закончились. Чувствую себя выжатой как лимон.

— Все, все, не буду. А вот мой «минус»: мне пришло в голову, что при каждой встрече с той семьей мне придется надевать костюм-тройку. — Папа вздохнул. — За столом я чувствовал себя неотесанной деревенщиной.

Грейс сзади похлопала его по плечу.

— Тебе за всех досталось, босс.

В ответ он погладил ее руку.

— Моя очередь, — подала голос мама с водительского сиденья. — «Плюс»: мне было приятно слышать, как вы болтаете с Майей наверху и ты смеешься. Мы так давно не слышали твоего смеха, Грейси.

— Может, все дело в том, что вы перестали быть смешными? — парировала Грейс, зная, что мама воспримет ее слова как шутку. Мама вообще редко обижалась.

— «Минусом» для меня стал провал за столом, когда цыпленок с моей тарелки выскользнул из-под ножа и шлепнулся на пол. Я чуть со стыда не сгорела. — Папа расхохотался. — Честное слово, Стив! Это не дом, а мавзолей какой-то…

— Вот-вот, я точно так же подумала! — подхватила Грейс.

— Угадайте, кто первым пролил соус на скатерть? Я, — простонала мама. — Правда, надо заметить, Диана повела себя очень тактично.

— Интересно, а почему мы не стелем скатерть? — спросила Грейс. — У нас она вообще есть?

— Уже нет. С тех пор как на прошлый День благодарения твой папа ее нечаянно поджег.

— А, да. — Тот праздник запомнился всем большим количеством «плюсов» и «минусов». А еще дымом.

— Так, теперь ты, — сказала мама, взглянув на Грейс в зеркало заднего вида.

— Будем считать, что мой «плюс» — знакомство с Майей. Она оказалась вполне нормальной. По крайней мере, не суицидницей какой-нибудь.

— А в чем «минус»? — после паузы поинтересовался отец.

— Она меня… раздражает, — промолвила Грейс и только теперь сама осознала, что это так. — Майя постоянно меня перебивала, говорила только о себе, и, если честно, она грубовата.

— Солнышко, — обратилась к ней мама.

— Да?

— Поздравляем с обретением сестры.

Майя

Хоакин ответил почти через неделю. И Майя не особо обрадовалась.

Письмо застало ее дома. В последние несколько дней она никуда кроме школы не выходила — сидела под домашним арестом за то, что однажды вечером, когда отец уехал в командировку, тайком улизнула на свидание с Клер, решив, что мама спит. «Спит» в данном случае означало «в отключке». Впрочем, без разницы, потому как, тихонько прокравшись домой в два часа ночи, Майя обнаружила, что мама не спит и не в отключке. Они просто стояли и смотрели друг на друга, а потом мама наставила на нее указательный палец и вынесла приговор: «Домашний арест. На неделю». После чего отправилась наверх.

Майя подозревала, что встречайся она с парнем, криков было бы куда больше, и домашним арестом она бы не отделалась. Может даже, ее бездыханное тело оказалось бы в дальнем овраге, а имя — в статистике подростковых беременностей. Как будто она такая дура, чтобы «залететь»! По всему выходило, что для родителей ее отношения с девушкой представляют гораздо меньшую угрозу. Как ей повезло!

Майя открыла письмо.

...

Грейс и Майя, привет!

Звучит клево. Как насчет следующих выходных? В субботу я буду работать в Центре искусств, но к часу дня освобожусь. Круто было бы встретиться и поболтать.

— Полный абзац! — возмутилась Майя, дозвонившись Грейс. Звонила она со стационарного домашнего аппарата: наказание включало еще и сдачу мобильного телефона. Майя чувствовала себя героиней кинофильма из далеких восьмидесятых. Унизительное ощущение. — «Круто было бы встретиться и поболтать»! Он что, думает, мы на свидание придем?

— Боже, надеюсь, нет. — Грейс отвечала рассеянно, словно была чем-то занята, и Майю это злило. С сестрой она общалась только один раз, брата вообще в глаза не видела, а эти двое уже ее бесят. Всё как всегда.

— Стремно, если он решит, что это свидание, — добавила Грейс. — Слушай, а почему ты звонишь, а не пишешь?

— Мы уже не можем поговорить по-нормальному? По-человечески?

— Неплохая попытка. Наказана?

— Угу. Родители отобрали телефон. За компьютером разрешают только уроки делать. — Завидев маму, проходившую мимо кухни, Грейс тяжко вздохнула. Два раза — для верности. — Тюремщики на пять минут подпустили меня к домашнему телефону. Домашнему, блин! Средневековье какое-то. Я соврала, что мне надо уточнить кое-что по математике.

— А как же ты смогла открыть письмо от… Ладно, забудь. Не хочу ничего знать. Так ты поедешь встречаться с ним или нет?

— Черт, конечно поеду! — Майя принялась накручивать телефонный шнур на палец. Странно, однако это успокаивало. Кончик пальца покраснел, она ослабила шнур, затем повторила действие. — Только ты поведешь, а я, чур, на переднем сиденье!

— Да кроме нас в машине никого и не будет. Так что необязательно кричать…

Грейс порой вызывала у Майи сочувствие. Только представьте ребенка, выросшего без братьев и сестер; бедняжка даже не понимает, как важно успеть крикнуть: «Чур, я на переднем сиденье!» Грейс столько всего упустила. Она, наверное, и в «дави жука» в поездках не играет?

Майина мама прошла через кухню. Майя тут же состроила самое невинное выражение лица. (Специально тренировалась перед зеркалом. А как иначе при таком количестве тайных вылазок?)

— А-а, так это квадратное уравнение? — В ее голосе появились слащаво-идиотические нотки. — Тогда понятно. Ага, ясненько.

На другом конце провода повисла пауза.

— У тебя там крыша не съехала на почве математики?

Милая, невинная, наивная Грейс. Майе определенно придется ее поднатаскать.

Сделав «страшные глаза», мама постучала пальцем по часам на запястье.

— Осталась минута, — одними губами произнесла она.

— Ладно, ладно, — махнула рукой Майя, и мама вышла, напоследок еще раз бросив на дочь грозный взгляд.

— А стоит ли мне вообще спрашивать, за что тебя наказали?

Майя слышала, как на заднем фоне Грейс стучит по клавиатуре. Как у нее нахальства хватает?

— На прошлой неделе я без разрешения смылась из дома на кукурузное поле, чтобы вместе с сатанистами поучаствовать в ритуале поклонения дьяволу. — Теперь Майя наматывала провод на весь кулак. — Собеседники из сатанистов не самые приятные, но после жертвоприношения с ними вполне можно общаться.

Грейс расхохоталась — к вящему удовольствию Майи. Члены семьи настолько привыкли к ее черному юмору, что подобные шутки просто не воспринимали. Смех Грейс заставил Майю ощутить себя в роли комика, наконец встретившего свою идеальную публику.

— Ладно, мне пора, — сказала Грейс. — Заеду за тобой в субботу ровно в полдень. Не опаздывай. Удачного жертвоприношения.

Просьба не опаздывать Майю порадовала. Всю свою жизнь она только и делала, что дожидалась Лорен, подталкивала и поторапливала сестру. Приятно, когда бразды правления берет в свои руки кто-то другой, пусть даже об этом человеке пока известно совсем мало.

— Замолвлю за тебя словечко перед ребятами с кукурузного поля, — пообещала Майя и, прежде чем Грейс успела ответить, положила трубку.

* * *

Рассказывать родителям о запланированной встрече с Хоакином Майя не стала. В основном, чтобы избежать лишних расспросов. Папа с мамой имели привычку обсуждать абсолютно все. Майю же необходимость облекать эмоции в слова напрягала, потому что это было непросто. Лорен — та умеет высказать все, что у нее на душе, в понятных выражениях, а для Майи это все равно что описывать цвета: малиновые оттенки заката, алые переливы первой любви, свинцово-синие тучи, которые затягивают ее разум, когда она испытывает гнев или боль.

Клер очень тонко видела эту внутреннюю палитру, обладала способностью разложить цвета, пропустив через призму, и таким образом всегда понимала чувства Майи без единого слова. Ночью, когда мама ее застукала, Майя встречалась в парке с Клер. Подруги выкурили на двоих косячок, который Клер стащила у старшего брата Калеба. (В семье Клер было еще двое младших детей, Кассандра и Кристиан. Родителей звали Кара и Крейг, но Крейг ушел пять лет назад, так что он не считался.) Впервые в жизни аллитерация вызвала у Майи рвотный позыв.

Какое-то время они курили молча — такие моменты Майя просто обожала. Потом завалились на сырую траву, и Майя уложила голову на живот Клер.

— По-моему, звезды движутся, — сообщила она. Собственный голос показался ей густым и тягучим, как сироп.

— Это мы движемся, а не звезды, — заметила Клер. Ее рука мягко покоилась на Майиных волосах. — Так устроен мир.

— Как думаешь, Хоакин вообще хочет встретиться со мной и Грейс?

— Не знаю. Только он может ответить на этот вопрос.

— Лично я бы не захотела со мной встречаться. На месте Хоакина я бы меня возненавидела.

— Хорошо, что ты не он, — сказала Клер и, склонившись над Майей, поцеловала в губы, отчего у той перед глазами засверкали золотые искры.