Теперь наш путь постоянно шел в гору. Мы двигались извилистой дорогой между самыми крутыми склонами, но все время поднимались. Однажды вечером мы встретили делегацию из Джампи, посланную приветствовать нас и проводить до столицы Горного Королевства. После этого наше продвижение стало, без сомнения, более быстрым, и каждый вечер нас развлекали музыканты, поэты и жонглеры, к ужину подавали экзотические кушанья. Нам оказывали всяческие почести и делали все возможное, чтобы мы чувствовали себя желанными гостями. Но мне все происходящее казалось странным и почти пугающим в своем разнообразии. Часто я был вынужден напоминать себе о том, чему учили меня Баррич и Чейд, — о правилах вежливости, а бедный Хендс вообще старался держаться подальше от наших новых спутников.

Внешность большинства из них выдавала принадлежность к народу чьюрда — это были высокие люди со светлыми глазами и волосами. Именно такими я и представлял себе горцев. У других были рыжие, как лисий мех, волосы и завидная мускулатура, причем похвастаться ею могли как мужчины, так и женщины. Им явно привычнее было ходить пешком, нежели ездить на лошади, а вооружены они были, насколько я мог видеть, только луками и пращами. Эти люди одевались в шерсть и кожу, и даже самые скромные носили прекрасные меха, как будто это всего лишь домотканые рубахи. Они бежали рядом с нами, несмотря на то что мы ехали верхом, и без труда держались наравне с лошадьми весь день. На бегу они пели длинные песни на древнем языке, который звучал почти тоскливо, но певцы временами издавали крики победы или восторга. Позже я узнал, что они пели нам свою историю, чтобы мы лучше знали, с каким народом нам предстоит породниться через нашего принца. Я понял, что они по большей части были менестрелями и поэтами. На их языке такие люди назывались гостеприимцами — по традиции их посылали навстречу гостям, чтобы приветствовать и развлекать их.

Через два дня пути дорога стала шире, потому что другие дороги и тропинки вливались в нее по мере продвижения к Джампи. Она превратилась в широкий торговый тракт, местами вымощенный колотым белым камнем. И чем ближе подходили мы к Джампи, тем больше становилась наша процессия, потому что к нам присоединялись посланцы из селений и племен, приехавшие из дальних пределов Горного Королевства, чтобы увидеть, как их принцесса обручается с могущественным принцем долин. К нашей процессии присоединились собаки, лошади и козы какой-то местной породы, которую горцы использовали как вьючных животных, телеги, груженные дарами, и люди всех рангов и сословий, целыми семьями идущие в конце нашего каравана. Так мы прибыли в Джампи.

Глава 20

Джампи

«И пусть приходят сюда люди моего народа, и пусть они всегда смогут сказать: это наш город и наш дом на то время, пока мы захотим оставаться здесь. И пусть здесь всегда будет довольно места, пусть (тут слова смазаны) пастухов и стад. Тогда не будет чужих в Джампи, а только соседи и друзья, приходящие и уходящие по собственной воле». И воля к самопожертвованию видна в этом, как и во всем остальном.

Эти слова прочитал я много лет спустя в священной летописи чьюрда и тогда наконец пришел к пониманию, в чем суть Джампи. Но когда мы впервые поднимались по горной дороге к этому селению, я был потрясен и испуган.

Храмы, дворцы и общественные здания и цветом, и формой напоминали огромные бутоны тюльпана. Формой они были обязаны традиционным укрытиям из растянутых шкур, которые возводили племена, некогда основавшие этот город, а цветом — любви горного народа к ярким краскам. Все здания были недавно перекрашены, когда в Джампи готовились к нашему прибытию и свадьбе принцессы, и поэтому выглядели почти кричаще-яркими. Оттенки пурпурного доминировали, стоявшие рядом желтые здания лишь подчеркивали их, но этим дело не ограничивалось — дома в городе были всех цветов радуги. Больше всего это было похоже на множество первых весенних крокусов, пробившихся сквозь снег и черную землю, потому что голые черные камни гор и темные вечнозеленые деревья делали яркие краски еще более впечатляющими. Вдобавок Джампи, как и Баккип, был построен на крутом склоне, так что, если смотреть на него снизу, из-под горы, цвета и линии города казались похожими на искусно составленную композицию цветов в корзине. Но, приблизившись, мы увидели, что между больших зданий стоят палатки, временные хижины и прочие нехитрые укрытия от непогоды. Потому что в Джампи постоянны только общественные здания и королевские дома. Все остальное строят приливы и отливы людей, приезжающих в столицу, чтобы просить правосудия «жертвенных», как они называют короля и королеву, которые правят здесь, или чтобы посетить хранилище сокровищ и знаний, или просто чтобы встретиться с другими племенами и обменяться товарами. Племена приходят и уходят, разбивают шатры, обитают в них месяц или два, а потом однажды утром на месте стойбища остается только голая земля, и вскоре уже другие люди приходят на смену ушедшим. Тем не менее город не производит впечатления беспорядочного нагромождения палаток и зданий, потому что улицы точно обозначены, а в самых крутых местах установлены каменные ступени; колодцы, купальни и бани разбросаны равномерно по всему городу, и соблюдаются строжайшие правила сбора мусора и отбросов. Джампи — зеленый город, потому что окраины его служат пастбищами для стад и лошадей, которых приводят с собой приезжающие, и места для стойбищ в этих полях обозначены тенистыми деревьями и колодцами. В самом городе тут и там встречаются островки зелени: сады и цветники, более ухоженные, чем любой палисадник, что я когда-либо видел в Баккипе. Приезжающие люди оставляют среди этих садов свои творения и подарки: каменные статуи, деревянные скульптуры или ярко раскрашенные глиняные фигурки разных существ. Отчасти это напомнило мне комнату шута, в ней тоже царствовали цвет и форма, красота, единственная польза которой — отрада сердца.

Провожатые остановили нас на пастбище вне города и пояснили, что оно предназначено для нас. Выяснилось, что, по их расчетам, мы должны были оставить там наших лошадей и мулов и идти дальше пешком. Август, который был номинальным предводителем нашего каравана, не стал улаживать это с особой дипломатичностью. Меня передернуло, когда он начал почти злобно объяснять, что мы привезли гораздо больше, чем смогли бы донести в руках, и что многие здесь слишком устали от путешествия, чтобы им могла показаться привлекательной идея подниматься в гору пешком. Я прикусил язык и заставил себя стоять молча и наблюдать вежливое смущение наших хозяев. Конечно же, Регал знал об этих обычаях; почему же он не предупредил нас о них, чтобы мы не начинали визит с бестактности?

Но гостеприимные люди, принимавшие нас, быстро приспособились к нашим странным обычаям. Они убедили нас отдохнуть и умоляли проявить терпение. И некоторое время мы слонялись по пастбищу, тщетно пытаясь делать вид, что все в порядке. Роуд и Северенс присоединились к нам с Хендсом. У Хендса в бурдюке оставалось вино, и он поделился им с нами. Пока он разливал вино, Роуд поворчал, но все же выложил к нашему общему столу несколько полосок копченого мяса. Мы разговаривали, но, признаюсь, я был не очень внимателен. Я сокрушался, что у меня не хватило духа пойти к Августу и потребовать от него большей гибкости в отношениях с горцами. Ведь мы здесь — гости, нам и так пошли навстречу, согласившись провести церемонию в отсутствие жениха. Издали я наблюдал, как Август советуется с сопровождавшими нас старшими лордами, но по движениям их рук и голов решил, что они только соглашаются с ним.

Через несколько мгновений поток крепких чьюрдских юношей и девушек появился на дороге над нами. Носильщиков позвали, чтобы они помогли отнести наши вещи в город. Откуда-то появились яркие палатки для тех слуг, которым предстояло остаться, чтобы ухаживать за лошадьми и мулами. Я очень огорчился, узнав, что Хендс был одним из тех, кто не поедет в город. Я поручил Уголек его заботам, взвалил на плечо кедровый сундучок с травами и повесил на другое плечо сумку с моей личной поклажей. Когда я присоединился к процессии, направлявшейся в город, в воздухе запахло жарящимся на огне мясом и печеными клубнями. Наши хозяева разбивали на пастбище открытый шатер и расставляли в нем столы. В эту минуту я даже немного позавидовал Хендсу — хотел бы я, чтобы у меня не было здесь других дел, кроме как ухаживать за животными и осматривать этот яркий город.

Мы недалеко ушли по извивающейся улице, ведущей в город, когда нас встретили высокие женщины чьюрда. Они принесли с собой крытые носилки. Нас искренне пригласили залезть в эти паланкины и отправиться на них в город и принесли горячие извинения по поводу того, что мы так утомлены нашим путешествием. Август, Северенс, старшие лорды и большинство леди из нашего каравана казались только довольными преимуществами этого предложения, но мне перспектива быть внесенным в город казалась оскорбительной. Однако было бы еще более грубо отвергнуть их вежливую настойчивость, и поэтому я отдал свой сундучок мальчику, который был явно младше меня, и влез в носилки. Мои носильщицы по возрасту годились мне в бабушки. Я вспыхнул, увидев, с каким любопытством смотрят на нас прохожие на улицах и как они быстро переговариваются между собой при виде нас. Я видел несколько других носилок, и в них сидели люди явно старые и немощные. Я сжал зубы и пытался не думать о том, каково было бы Верити, узнай он о таком проявлении невежества. Я пытался приветливо смотреть на тех, мимо которых мы проезжали, и старался, чтобы на моем лице отражалось восхищение их садами и прекрасными зданиями.

Видимо, я преуспел в этом, потому что вскоре мои носилки начали двигаться медленнее, чтобы дать мне время разглядеть окружающее и чтобы женщины успели указать на все, что я мог пропустить или не заметить. Они говорили со мной на чьюрда и были в восторге, обнаружив, что я хоть и с трудом, но понимаю их язык. Чейд немного знал чьюрда и передал эти знания мне, но не подготовил к тому, насколько музыкальным был этот язык, и я вскоре понял, что высота тона имеет такое же значение, как и звуки слова. К счастью, я хорошо улавливал такие вещи, поэтому очертя голову бросился разговаривать с носильщицами, решив, что после этого смогу успешнее вести беседы во дворце и уже не буду больше выглядеть таким чужеземным дурнем. Одна женщина взяла на себя обязанность рассказывать мне обо всем, мимо чего мы проходили. Ее звали Джонки, и когда я сказал ей, что меня зовут Фитц Чивэл, она несколько раз пробормотала это про себя, чтобы лучше запомнить.

С огромным трудом я убедил моих носильщиц остановиться и позволить мне слезть, чтобы осмотреть один сад. Меня привлекли не яркие цветы, а то, что я сперва принял за разновидность ивы. В отличие от прямой ивы, знакомой мне, ствол этого дерева завивался причудливыми спиралями. Я провел пальцами по мягкой коре одной ветки и почувствовал уверенность, что я мог бы попросить разрешения срезать отводок, но не осмелился взять кусочек коры, опасаясь, что это может быть воспринято как грубость. Одна старая женщина остановилась около меня, улыбнулась и потом провела рукой по верхушкам низкорослой травы с мелкими листьями, растущей на грядке под деревом. Аромат, который поднимался от потревоженных листьев, ошеломил меня, и она громко засмеялась при виде восторга на моем лице. Мне хотелось задержаться подольше, но носильщицы настойчиво меня поторапливали — нам было необходимо догнать остальных, прежде чем процессия прибудет во дворец. Я понял, что нам предстоит официальное приветствие, которое я не должен пропустить.

Наша процессия поднималась, следуя изгибам идущей уступами и террасами улицы, все выше и выше, и наконец носильщики опустили нас на землю перед дворцом, который представлял собой группу ярких строений, похожих на бутоны. Главные здания были пурпурного цвета с белыми верхушками и напомнили мне люпин, растущий вдоль дорог, и прибрежный цветущий горошек Баккипа. Я стоял возле носилок, разглядывая дворец, но когда повернулся выразить восторг моим носильщицам, они уже исчезли. Они появились снова через несколько мгновений, одетые в шафран и лазурь, персик и розу, как и другие носильщицы, и ходили среди нас, предлагая миски с ароматической водой и мягкую ткань, чтобы смыть пыль и усталость с наших лиц и шей. Мальчики и молодые мужчины в синих подпоясанных туниках разносили ягодное вино и крошечные медовые пряники. Когда мы умылись и отведали вина и меда, нас пригласили во дворец.

Внутреннее убранство дворца показалось мне таким же диковинным и чуждым, как и все, что я уже видел в Джампи. Огромная центральная колонна поддерживала главное сооружение, а когда я подошел поближе, то обнаружил, что это необъятный ствол дерева, корни которого чуть покоробили каменный пол зала. Грациозно изогнутые стены поддерживались такими же деревьями, и через много дней я обнаружил, что «выращивание» дворца заняло почти сто лет. Сначала выбрали центральное дерево, расчистили площадку, затем по окружности посадили остальные деревья. За ними ухаживали и по мере роста придавали форму при помощи веревок и обрезки, так что все они склонялись к центральному дереву. В какой-то момент все остальные ветви были обрезаны и верхушки перевиты воедино, чтобы сформировать крону. Потом были созданы стены: сперва на ветви натянули тонкую ткань, затем ее покрыли лаком, чтобы придать жесткость, и слой за слоем нанесли прочный цемент, сделанный из коры. Кора была сверху обмазана особой местной глиной и покрыта слоем яркой смолистой краски. Мне так и не удалось выяснить, все ли здания в городе были созданы с таким трудом, но «выращивание» этого дворца дало его создателям возможность придать ему живую грацию, которую никогда бы не мог выразить камень.

Как и в Большом зале Оленьего замка, в этом необъятном помещении чувствовался простор, и очагов тут было примерно столько же. Тут были установлены столы и устроены места для стряпни, ткачества и прядения и всех прочих составляющих огромного хозяйства. Личные покои, по всей видимости, были только занавешенными альковами или маленькими палатками, установленными у внешних стен. Были также верхние этажи, на которые надо было подниматься по висячим деревянным лестницам. Комнаты наверху больше напоминали шатры, разбитые на висячих платформах. Платформы крепились к стволам деревьев, составлявшим стены. Мое сердце упало, когда я понял, как трудно будет тут выполнить какую-либо «тихую» работу.

Меня быстро провели к комнате-палатке. Внутри я нашел мой кедровый сундучок и сумку с одеждой, здесь был и еще один таз с теплой ароматизированной водой для мытья и блюдо с фруктами. Я быстро сменил запыленную дорожную одежду на вышитый костюм с разрезными рукавами и зелеными гамашами, которые мастерица Хести сочла подходящими. Я снова удивился угрожающему оленю, вышитому на моем камзоле, и выкинул это из головы. Может быть, Верити подумал, что этот герб менее оскорбителен, чем тот, который так открыто говорит о моем происхождении? В любом случае, он сгодится. Я услышал колокола и маленькие барабаны из огромного центрального зала и поспешно покинул палатку, чтобы выяснить, что происходит. На помосте, установленном перед огромным центральным стволом и украшенном цветами и ветками вечнозеленых деревьев, Август и Регал стояли перед старым человеком, по правую и левую руку которого находились двое слуг в простых чисто-белых одеждах. Вокруг помоста образовался широкий круг людей, и я быстро присоединился к ним. Одна из моих носильщиц, теперь нарядившаяся в розовую одежду, с венцом из плюща на голове, вскоре появилась рядом со мной и улыбнулась.

— Что происходит? — осмелился спросить я.

— Наш жертвенный, вернее… хмм, как это вы называете, король Эйод будет приветствовать вас. И он покажет вам всем свою дочь, которая будет вашей жертвенной, то есть, э-э, королевой. И своего сына, который будет править вместо нее здесь.

Женщина говорила сбивчиво, часто замолкая, тогда я поспешно кивал, чтобы показать ей, что она не ошиблась. С большим трудом она все же объяснила мне, что женщина, стоящая подле короля Эйода, была ее племянницей. Я умудрился сделать неуклюжий комплимент по поводу того, что она выглядит и здоровой, и сильной. В то мгновение это казалось самым добрым словом, какое я только мог сказать об этой женщине, стоящей возле короля. У нее были густые светлые волосы, к которым я уже начал привыкать в Джампи. Часть их была заплетена и уложена кольцами вокруг головы, остальные свободно спадали на спину. Ее лицо было серьезным, обнаженные руки выглядели сильными и мускулистыми. Мужчина по другую сторону короля Эйода был старше, но тем не менее очень походил на нее, только его волосы были острижены значительно короче, до плеч. У него были такие же нефритовые глаза, прямой нос и торжественное выражение лица. Когда я смог спросить старую женщину, приходится ли и он ей родственником, она улыбнулась мне, будто несмышленышу, и ответила, что, конечно, это ее племянник. Потом она шикнула на меня, как будто я был ребенком, потому что заговорил король Эйод.

Он говорил медленно и тщательно выговаривал слова, но тем не менее я был рад беседам с носильщицами, потому что лишь благодаря этой практике смог понять большую часть его речи. Король официально приветствовал всех нас, включая Регала, потому что первоначально он приветствовал принца только как посланца короля Шрюда, а теперь приветствует его как символ присутствия находящегося вдали Верити. Август был включен в это приветствие, и обоим им было вручено несколько подарков: украшенные сверкающими камнями кинжалы, драгоценные благовония и роскошные меховые накидки. Когда накидки были надеты им на плечи, я с досадой подумал, что по контрасту с просто одетыми королем Эйодом и его приближенными они оба выглядят не как принцы, а как красивые безделушки. Регал и Август были увешаны кольцами и браслетами, одеяния их были сшиты из богатой ткани. Покрой не предполагал ни экономии материала, ни использования нарядов в качестве рабочей одежды. Оба принца казались фатоватыми и бесполезными, но я надеялся, что хозяева дворца подумают, что такой странный вид просто является частью наших чужеземных обычаев.

И потом, к моему крайнему огорчению, король попросил выйти вперед своего помощника и представил его собравшимся как принца Руриска. А женщина, конечно же, была принцесса Кетриккен, нареченная Верити.

И только тут я понял, что те, кто нес наши носилки и встречал нас пряниками и вином, были не слуги, а женщины из королевской семьи — бабушки, тетушки и двоюродные сестры невесты Верити, следующие традициям Джампи в услужении народу. Мне было страшно подумать о том, что я разговаривал с ними так фамильярно и просто, и я снова мысленно обругал Регала: лучше бы вместо того длинного списка одежды и шляп, которые хотел получить, он позаботился бы прислать нам более подробное описание местных обычаев. Старая женщина рядом со мной оказалась родной сестрой короля. Думаю, она почувствовала мое смущение, потому что ласково похлопала меня по плечу и улыбнулась, увидев, как я покраснел и, заикаясь, пытался пробормотать извинения.

— Потому что ты не сделал ничего, за что тебе следовало бы стыдиться, — успокоила она и потом попросила меня называть ее не «моя леди», а просто Джонки.