Клод смеется:

— Я тоже, чувак. Я тоже. Удачи в библиотеке.

Серебряные книги, костяные книги. И все-таки самое необычное зрелище за все твои годы в Гальванике — это парень в лыжной маске, сидящий в подвале за компьютером.

Год спустя, когда ты готовишься к защите диплома, Лэнгстон Армитедж приглашает тебя в свое орлиное гнездо на верхнем этаже библиотеки. Единственное узкое окошко завешено полоской узорчатых обоев, но солнечный свет все же пробивается, придавая всему в кабинете зеленоватый оттенок. В том числе и Армитеджу.

— Я хотел бы предложить вам работу в библиотеке, — каркает он.

Ты уже проработал в библиотеке три лета, раскладывая и переставляя книги на полках, проверяя и обновляя каталог, и, хотя тебе там нравится, такая перспектива не сильно радует. Должно быть, это написано у тебя на лице, потому что Армитедж поясняет:

— Нет, мальчик мой. Я имею в виду работу в отделе комплектования.

Занимаясь оккультной литературой, ты четыре года практически постоянно слышал об отделе комплектования библиотечного фонда Гальваник-колледжа. На комплектаторах вся библиотека держится, они — неиссякаемый источник ее книжного богатства. Тебе иногда случается видеть, как на верхних этажах библиотеки они совещаются в укромных уголках, тихо переговариваясь на незнакомых языках, задумчиво потирая загадочные шрамы.

Тем летом ты становишься учеником комплектатора и начинаешь фактически аспирантскую программу, но без диплома. Тебе платят за то, что ты читаешь классику, а также книги, которые стали бы классикой, если бы ими владела не библиотека Гальваника, а любая другая. Тебе платят за изучение языков — греческого и латыни, само собой, но и еще более древних: арамейского, санскрита и протофиникийского, на котором, возможно, разговаривали в Атлантиде.

Дома, в Гейлсберге, мать уходит на пенсию, и уличный оркестр играет прощальный концерт на вашей старой лужайке перед домом. Отец хворает, месяц лежит в больнице, поправляется — но голос его с тех пор меняется навсегда. Становится тише. Он учреждает новый журнал — Interrupciones.

Дело идет, пожалуй, медленнее, чем ты ожидал. Проходят годы, прежде чем Лэнгстон Армитедж решает, что ты готов к первому заданию. В тот день он вызывает тебя в свой кабинет, повышает в должности, назначая младшим комплектатором, и поручает добыть книгу под названием «Техне Тюхеон».

Переводишь с греческого: «Искусство, или ремесло, судьбы».

— Очень хорошо. У нее долгая история — вот, — он выдергивает пухлую папку из середины груды, возвышающейся на его рабочем столе; заодно выскальзывают еще несколько, и теперь их содержимое разбросано по полу.

— Это, — постукивает он по папке, — работа другого комплектатора, Джека Бриндла. Ты увидишь, что след теряется примерно в 1657 году.

— А с Бриндлом что случилось?

— Умер в Макао. Очень загадочно. Как бы то ни было — 1657 год. Оттуда и начнешь копать.

Ты выясняешь, что «Тюхеон», как чаще называют эту книгу приблизительно три ныне живущих человека, которым есть до нее дело, вышел небольшим тиражом, но редкие когда-либо существовавшие экземпляры многих впечатлили. По-видимому, это пророческая книга, о чем в досье Бриндла свидетельствует множество вырезок. В 1511 году ее достоинства превозносит купец из Ливерпуля. Почти столетие спустя, в 1601 году, без нее не может работать лондонский прорицатель. Его ученик столь же восторженно расхваливает «Тюхеон», но, похоже, ошибается в каком-то важном предсказании, и в 1657 году его убивают. След багровеет и остывает.

Ты пускаешься на поиски. Едешь на поезде в Эрбану, Чикаго, Ист-Лэнсинг и Энн-Арбор. В университетских библиотеках и антикварных книжных лавках собираешь фрагменты, цепляешься за сноски и со временем накапливаешь собственное пухлое досье. Толку от него ничуть не больше, чем от архива Бриндла. Строчишь запросы всем подряд, но в ответ получаешь только сожаления.

Начинаешь подозревать, что «Тюхеон» попросту потерян. Делишься своими догадками с Лэнгстоном Армитеджем, а он напоминает, что твоя коллега Кэрол Джанссен недавно восстановила инкскую «Книгу снов», которой шестьсот лет.

— Вся книга была сплетена из нитей с узелками, мой мальчик, — каркает он, — и ее распустили на свитера.

И повторяет, для пущего эффекта:

— Она была в… крестьянских… свитерах.

Снова берешься за дело. Отслеживаешь поступления и сверяешь списки. И вот — прорыв.

В бумагах нью-йоркского врача и библиофила Флойда Декла нашлось письмо от его друга, доктора Виктора Потенте, отправленное в сентябре 1861 года из Сан-Франциско. Потенте пишет:

«А здесь ни один книготорговец не располагает такими сокровищами, как прекрасный Уильям Грей, который может похвастать первыми изданиями Галена и Везалия, да и еще одним томом, не столь научным, но не менее примечательным: пророческой книгой! Будь покоен, Флойд, я настойчиво убеждал продавца показать ее содержание, но он отказался, заявив, что для толкования ее роковых знамений требуется специальная подготовка. Взамен я предложил свое врачебное образование — сказал, что, несомненно, научился понимать некоторые мрачные знаки, — но продавец, мистер Фэнг, лишь покачал головой и вернул на заветное место фолиант под названием — «Искусство судьбы».

Глаза у тебя загораются. Записываешь имя. Уильям Грей. Записываешь еще раз. Стремглав несешься через хранилище, взбегаешь по лестнице, спотыкаешься, падаешь ничком. На верхнем этаже колотишь в дверь кабинета Лэнгстона Армитеджа — сердце выскакивает из груди, руки горят, — и дожидаешься его хриплой команды: «Войдите!»

Армитедж внимательно слушает твой рассказ о сделанном открытии. Новый источник, на два столетия более поздний! Имя книготорговца — Уильям Грей из Сан-Франциско! Недостающее звено!

Губы Армитеджа плотно сжимаются.

— Сан-Франциско, — каркает он.

Ты киваешь. Армитедж кивает в ответ. Потом вздымает пухлую ручонку, дирижируя, и дрожащим баритоном поет: «Если е-е-едешь… в Сааан-Фрааанциско…» Замолкает. Косится на твою стрижку «ежиком». Тычет пальцем:

— Цветам тут не за что держаться, Аякс.

Ты выдыхаешь. Сосредотачиваешься.

— Значит, я должен ехать на Запад?

— Мальчик мой! Ты уже должен быть там.

Фридрих и Фэнг

Пенумбра не рассказывает всего этого продавцу, но сообщает ему кое-что сверх строго необходимого для обозначения предмета своих поисков. Продавец напряженно слушает, брови его сосредоточенно насуплены, широкое поле лба изборождено морщинками. Подтягивающиеся к прилавку длинноволосые продолжают спрашивать ключ от туалета. Продавец выдает его молча, не возражая. Почти не глядя.

Заканчивая свою историю, Пенумбра называет имя сан-францисского книготорговца. Продавец молчит, раздумывая.

— Так, — изрекает он наконец. — Ни о каком Уильяме Грее я не знаю.

— К такому ответу я привык. Это не…

Продавец поднимает руку:

— Подождите. Спросим у Мо.

— Мо?

Передняя дверь с грохотом распахивается, колокольчик над ней надсадно гремит. Оглянувшись, Пенумбра видит, как сквозь толпу пробирается нечто незримое, сопровождаемое на своем пути волной приветствий:

— Здорово, Мо!

— Мо!

— Как делишки, Мо?

— Мо, кореш!

Длинноволосое море расступается, и возникает, сверкая лысиной, человек ростом не более пяти футов — не кто иной, как Мохаммед Аль-Асмари. На остром крючке его носа покоятся очки в круглой оправе. Одет он в облегающую куртку, темную и блестящую, с изящным воротником-стойкой. Он обращается к собравшимся в магазине.

— А ну-ка давайте все отсюда! — машет руками, разгоняя толпу. — Домой идите! Спать!

Никакой реакции. Песня играет дальше, народ как ни в чем не бывало смеется и флиртует. Вновь поворачиваясь к широкому столу, владелец магазина улыбается, и по всему лицу его светится сетка глубоких морщин.

— Изрядная толпа сегодня, мистер Корвина.

Продавец — Корвина — хмурится.

— Они купили две книги на всех, Мо.

— Ну и прекрасно, — говорит Мо, помахивая рукой. — Главное в нашем деле — наладить отношения. Мы ждем подходящего момента. Наблюдаем.

Он поворачивается и снова повышает голос:

— Эй ты! Как тебя, Феликс? Вот ты эту книгу три вечера подряд читаешь — купи уже!

Его мишень откликается, добродушно протестуя и жестом намекая на пустые карманы. Мо кричит в ответ:

— Ерунда! Пусти шапку по кругу. Уж три доллара-то стрясешь с этой шпаны.

Слышен легкий глумливый хор. Мо оборачивается, продолжая улыбаться.

— А здесь? — глядит на Пенумбру. — Новое лицо?

— Покупатель посерьезнее, — одобрительно кивает Корвина. — Мохаммед Аль-Асмари, познакомьтесь с Аяксом Пенумброй.

— Аякс! — повторяет Мо, рассматривая его с ног до головы. — Должно быть, родители на вас возлагали большие надежды.

— Ну как сказать… Мой отец — поэт, — протягивает руку Пенумбра. — Приятно познакомиться, мистер Аль-Асмари.

— Не надо! Умоляю. Зовите меня Мо, — он пожимает Пенумбре руку обеими своими. — Добро пожаловать в круглосуточный книжный магазин. Вряд ли вы читали о нас в «Роллинг стоун»…

— Не доводилось. Я, собственно…

— Он ищет очень редкую книгу, Мо, — встревает Корвина.

— Как и все мы, мистер Корвина, как и все мы. Большинство этого еще не осознает. Так что в этом отношении наш друг Аякс Пенумбра впереди.

— Книга очень старинная, — говорит Пенумбра. — Насколько я выяснил, последний раз она упоминалась в связи с вашим городом, с книжным магазином, которого больше нет. Я приехал сюда в надежде, что какая-то молва о дальнейшей судьбе этого фолианта могла дойти до нынешних книготорговцев, таких как вы.

Мо стремительно перемещается за стойку, сгоняет Корвину со стула и сам водружается на его место.

— Вижу, в заднем кармане у вас «Вопль», мистер Пенумбра, — тычет он пальцем со своего насеста, — поэтому знаю: прежде чем заглянуть сюда, вы побывали у нашего новоявленного конкурента. Но там вам не смогли помочь, верно? Конечно, куда им. А мы тут помним вещи более давние. Но скажите, скажите мне — что вы ищете?

Пенумбра повторяет свой рассказ. На середине истории к стойке подходит небритый парень с потрепанным экземпляром «Дюны» и пригоршней мелочи. Мо отмахивается:

— Да бери так, Феликс. Постригись на эти деньги.

Пенумбра заканчивает. Он и Корвина с надеждой смотрят на Мо, ожидая реакции.

— Уильям Грей, — медленно произносит Мо. — Ну что ж. Это и впрямь очень интересно.

Пенумбра светлеет.

— Вы про него слышали?

— Мне знакомо это имя, — говорит Мо.

Четыре простых слова, но от них у Пенумбры по спине бегут мурашки.

— И я вам скажу, откуда, — продолжает Мо.

Он поворачивается к своему продавцу:

— Слушайте внимательно, мистер Корвина. Вам это тоже будет интересно.

В магазине стало тише; женщина с транзистором ушла. Мо сплетает пальцы и опускает на них подбородок.

— Начну с того, мистер Пенумбра, что вы правы наполовину.

Тут Пенумбра удивленно поднимает брови:

— На какую именно половину?

Мо молчит. Держит паузу. Потом говорит:

— Уильям Грей — это не человек. «Уильям Грей» — это название корабля.

Конец ознакомительного фрагмента