И тут мне стало ясно, что я отдал себя в лапы Эрика, приехав к Эвелин, я его пленник, я открыт для его удара — если останусь здесь, само собой.

Однако Эвелин сказала, что, если я буду ее гостем, он оставит меня в покое. Я колебался. Доверять не следует никому, конечно, и стоит все время быть начеку. Может, лучше все-таки уехать и подождать, пока память не восстановится?

Но меня преследовало ощущение цейтнота. Я должен как можно скорее выяснить всю историю и, как только узнаю достаточно, — действовать без промедления. Жажда деятельности прямо-таки переполняла меня. Если цена воспоминаний — опасность, а риск — плата за возможность их обретения, что ж, так тому и быть. Я остаюсь.

— А еще я помню… — сказала Эвелин, и до меня дошло, что все это время она о чем-то рассказывала, а я ее не слушал. Может быть, она и не заметила этого, потому что целиком погрузилась в какие-то воспоминания, когда мои ответы ей не очень требовались. Да и мои собственные мысли казались более важными.

— …Помню, как однажды ты побил Джулиана в его любимой игре, а он запустил в тебя бокалом вина. Как он тогда ругался!.. Но ты все-таки выиграл приз. А он еще потом испугался, что слишком далеко зашел. Но ты только посмеялся и потом выпил с ним. Кажется, он очень сожалел, что так разозлился: он ведь всегда такой хладнокровный. Думаю, в тот день он страшно тебе завидовал, помнишь? По-моему, с того дня он и начал во многом тебе подражать. И все равно я его терпеть не могу, надеюсь, скоро он сойдет с дистанции. Думаю, он…

Джулиан, Джулиан, Джулиан… И да и нет. Какая-то игра… Я его обыграл, разбил его практически легендарное самообладание… Да, что-то такое вспоминалось. Нет, я так и не мог вспомнить, что это было.

— А Каин? Как ты его дурачил! Он до сих пор тебя ненавидит, знаешь ли.

Кажется, всеобщим любимцем я не был. Почему-то это радовало.

Имя Каин тоже звучало знакомо. Весьма.

Эрик, Джулиан, Каин, Корвин. Имена эти вертелись у меня в голове, и мне показалось, что им там тесно.

— Столько лет прошло, — произнес я непроизвольно, и это было действительно так.

— Корвин, — сказала она, — перестань вилять. Тебе нужно не просто убежище, это-то я знаю. Ты по-прежнему достаточно силен, чтобы добиться чего-то, если разыграешь карту правильно. Мне трудно отгадать, что именно у тебя на уме, но, может быть, нам удастся договориться с Эриком.

Опять «нам»? Она, видимо, уже определила мое место в игре. И явно углядела возможность кое-что заполучить для себя. Я слегка улыбнулся.

— Ты ведь поэтому приехал сюда? — продолжала Эвелин. — Ты что-то хочешь предложить Эрику? И тебе нужен посредник?

— Может быть, — ответил я. — Но над этим еще надо подумать. Я ведь совсем недавно поправился и не собираюсь лезть на рожон. Мне нужно место, где можно быстро сделать то, что нужно, если я решу, что в моих интересах быть вместе с Эриком.

— Берегись, — сказала она. — Ты же знаешь, что я передам каждое слово.

— Ну разумеется! — воскликнул я, хотя не знал ровным счетом ничего и быстро отметил это. — Разве что — чисто случайно — твои собственные интересы совпадут с моими.

Эвелин нахмурилась, между ее бровями пролегла морщинка.

— Не уверена в том, что ты предлагаешь…

— А я ничего и не предлагаю. Пока. Честно и открыто заявляю тебе, что пока ничего не знаю. Не уверен, что хочу искать союза с Эриком. В конце концов…

Я специально не закончил фразы: не знал, как ее закончить, хотя чувствовал, что сказать что-то должен.

— У тебя есть выбор? — Внезапно Эвелин вскочила и схватилась за свисток. — Ну конечно! Блейз!

— Сядь, — сказал я. — И не городи чепухи. Стал бы я тогда предаваться в твои руки, безоружный, чтобы ты скормила меня своим собачкам, едва вспомнив это имя?

Она села, пожалуй немного успокоенная и даже смущенная.

— Может быть, и нет. Но ты азартен, это я знаю точно, и предательство тебе не в новинку. Если ты явился сюда, чтобы покончить с лазутчиком, то можешь не трудиться. Не так я много значу, ты должен был уже это понять. Кроме того, я всегда считала, что в целом нравлюсь тебе.

— Так было, и так есть, — кивнул я. — Тебе беспокоиться не о чем, так что забудь. Интересно, однако, что Блейз — первое имя, что пришло тебе на ум.

Наживка, наживка, наживка! Мне еще столько нужно узнать!

— Почему? Значит, вы с ним все-таки связывались?

— Я бы предпочел пока оставить эту тему, — сказал я, рассчитывая зацепиться попрочнее. Заодно узнал, что Блейз — «он» [Гендерно нейтральные имена типа Bleys в английском языке встречаются редко, но все же бывают.]. — Даже если бы Блейз ко мне обратился, я ответил бы ему то же самое, что и Эрику: я подумаю.

— Все-таки Блейз! — повторила Эвелин.

И у меня в голове вертелось это имя. Блейз! Ты мне нравишься, Блейз. Не помню, почему, и знаю, что есть причины, почему не должен бы. Но ты мне нравишься, твердо знаю.

Мы некоторое время молчали. Я чувствовал себя разбитым, но виду не показывал. Мне надлежало быть сильным. Я знал, что должен быть сильным.

Так что я улыбнулся и сказал:

— Замечательная у тебя библиотека.

— Спасибо, — ответила она. Затем после некоторой паузы повторила опять: — Блейз… Как ты думаешь, а у него есть шанс?

Я пожал плечами:

— Кто знает? Уж точно не я. Может быть, есть. А может быть, и нет.

Эвелин вдруг изумленно уставилась на меня, полуоткрыв рот.

— Уж точно не ты? — переспросила она. — Ты же не намерен попытаться сам, а?

Я рассмеялся — затем лишь, чтобы снять напряжение.

— Не говори глупостей. При чем тут я?

Однако своим вопросом она будто задела в самой глубине моей души некую сокровенную струну, которая глухо прогудела: «А почему бы и нет?»

И я вдруг испугался.

Эвелин же, казалось, испытала облегчение, услышав мой отказ от претензий — неизвестно на что. Улыбнулась и, показывая на встроенный бар слева от меня, сказала:

— Я бы выпила немного «Ирландского тумана» [Ликер из травяного экстракта и двух видов меда (клеверного и верескового) на основе виски Tullamore Dew, по ирландской легенде, именно этот напиток и именовался «вересковый мед».].

— Я тоже, кстати, — ответил я. Поднялся и налил ей и себе.

— Знаешь, — продолжил я, вновь опускаясь в кресло, — а это приятно — вновь вот так посидеть с тобой, хотя бы недолго. Возвращает воспоминания.

Эвелин улыбнулась в ответ. Само очарование.

— Да, ты прав. — Она пригубила напиток. — Когда ты рядом, я чувствую себя почти как в Амбере.

Я чуть не выронил стакан.

Амбер!.. Словно молния сверкнула в моем мозгу. А она вдруг заплакала, и мне пришлось утешать ее, обнимая за плечи.

— Не плачь, малышка. Ну, не плачь. Когда ты плачешь, мне тоже хочется завыть.

Амбер! В этом слове нечто прямо-таки магическое!

— Не плачь, — повторил я тихо. — Еще придут хорошие деньки.

— Ты правда в это веришь?

— Да, — сказал я твердо, — верю!

— Ты все-таки сумасшедший, — сказала она. — Наверное, поэтому я тебя всегда любила больше других братьев. Я почти всегда верю любым твоим словам, хоть и знаю, что ты сумасшедший.

Она еще поплакала, потом перестала.

— Корвин, — сказала она, — если ты все-таки попробуешь… если благодаря какому-нибудь выверту Тени у тебя получится… ты не забудешь свою сестричку Флоримель?

— Не забуду, — ответил я, твердо зная, что это ее настоящее имя. — Тебя я не забуду.

— Спасибо, Корвин. Я передам Эрику только суть. А насчет Блейза вообще ничего не скажу. И о своих подозрениях тоже.

— Спасибо, Флора.

— Но тебе я все равно не верю ни на грош! — добавила она. — Тоже не забывай.

— Это уж само собой.

Потом она позвала горничную, и та проводила меня в отведенную мне комнату. Я как-то умудрился разоблачиться, рухнул в постель и проспал одиннадцать часов.