Нет, с таким напарником далеко не уедешь! Да и нужен он мне, как бронезавру автомагнитола! Самое время распрощаться с этим болваном и рвать когти, пока рыцари не похоронили нас обоих в одной канаве, словно в братской могиле.

— А ну живо под плиту! — прикрикнул я на сталкера и подтолкнул его в направлении убежища, где он только что прятался от плазменной вспышки. — Забейся в нору, как мышь, и молись, чтобы Ипат всю свою банду за мной увел! И не вздумай больше мне на глаза попадаться! Никогда в жизни! Клянусь: будешь меня преследовать — снова вздерну на тросе! Только на сей раз за шею! Усек?!

Что ответил мне брат Георгий, я не расслышал, поскольку, пригрозив ему, в следующий миг уже бежал по дну траншеи в сторону Гребного канала. И тоже молился. Но не о том, чтобы рыцарский квинтет потерял нас с Жориком из виду — этим вопросом должен был озадачить Всевышнего Дюймовый.

Моя молитва была обращена к солнцу, на чью помощь я уповал сегодня гораздо чаще, чем на вмешательство в мою судьбу Господа Бога. В отличие от него, солнце выручало меня регулярно. А он если и помогал, то лишь в качестве запоздалой компенсации за свою злую шутку. Ту самую шутку, что он сыграл со мной шесть лет назад, когда одарил меня многомиллионными сокровищами, которые не принесли мне ничего, кроме страданий и боли.

Нынче солнце тоже не особо спешило мне на подмогу. Оно пряталось за облаками, не позволяя, таким образом, избежать стычки с узловиками наиболее легким способом. Траншея протянулась от силы на полста метров, так что я не рассчитывал покинуть ее незамеченным. Добежав до ее восточного конца, я в последней надежде молитвенно возвел очи к небу — нет, светило выйдет из-за туч еще не скоро — и, чертыхнувшись, в один прыжок выскочил на край склона.

Благо, хоть мое обезьянье проворство не зависит от погодных явлений, как невидимость. Разве только под дождем я, боясь поскользнуться и свернуть себе шею, не рискую забираться чересчур высоко и держусь по возможности ближе к земле. Но нынче, к счастью, сухо, а значит, этим охотникам придется ловить меня по всем правилам. То есть без поддавков с моей стороны.

Продолжая стрелять по тому участку канавы, где они нас засекли, Ипат со товарищи подступили к склону. Они не знали, по какому из двух доступных нам направлений мы рванем, и потому растянулись в короткую цепь, перекрыв таким порядком половину траншейного берега. Ближайший ко мне узловик — судя по его кавказской наружности, это был Мераб — обнаружил мое появление и моментально выпустил по мне очередь из «ИПП». Но пока враг разворачивался, я в два гигантских стремительных прыжка достиг следующего рва и сиганул в него. Пули взрыли землю там, где отпечатались мои следы, и, пронесшись у меня над головой, ударили в склон траншеи. Но все выстрелы Мераба были сделаны впустую. Я снова скрылся от стрелков в мертвой зоне.

— Во имя Священного Узла, приказываю тебе сдаться его слугам, Мангуст! — прогремел над округой усиленный голосовыми имплантами властный голос. — Бегство бесполезно! Ты окружен!..

Если бы всякий раз, когда ко мне обращались с подобными угрозами, я получал от преследователей по десять баксов, то уже купался бы в деньгах, как Жориков папаша — Осип Дюймовый. А если бы еще при этом приплачивали за каждую выпущенную в меня пулю, я, наверное, давно организовал бы собственный Орден и сидел под защитой армии телохранителей, поплевывая от скуки в потолок. Но, увы, все устроители сафари на Мангуста как на подбор оказывались скрягами и не считали должным платить мне за доставленное им удовольствие. Кто знает, может, поэтому я и питал хроническую неприязнь ко всему здешнему миру?

Сегодняшних ловцов было мало, но лучше бы за мной гналась дюжина обычных наемников или прельщенных блеском моих камушков вольных сталкеров. Что конкретно подвигло такого авторитетного узловика, как Ипат, лично взяться за мою травлю, я не догадывался, но свою ловушку он подготовил на совесть. Дал мне поверить, будто это я поймал Жорика, а оказалось, тот служил лишь приманкой — такой, в которой Мангусту будет крайне сложно учуять подвох.

Возможно, охотники полагали, что на момент, когда они нанесут по мне ракетный удар, брат Георгий будет уже мертв и на них не ляжет клеймо братоубийства. Так что чудом выживший Дюймовый зря обвинял Ипата в тяжком грехе — мнемотехник пытался откреститься от него со всей присущей узловикам изворотливостью.

Впрочем, это был уже пройденный этап. Теперь, когда рыцари подобрались ко мне на расстояние прямого выстрела, необходимость таиться для них отпала. И они накинулись на меня с остервенением поваров элитного ресторана, узревших у себя на кухне мышь.

Ипат и впрямь решил не мелочиться и оснастил сразу двух членов своей команды сплит-артефактами «Джампер». Знакомая дрянь. В прошлом на меня уже охотился сталкер-прыгун, нацепивший пояс, сплетенный из автона, под названием «Титановый вьюн». Будучи подцепленным к «Сердцу Зверя», этот пояс включался посредством перчатки-«Фрича», после чего его владелец мог совершать гигантские прыжки — на дюжину метров в высоту и на полста в длину. А безопасное снижение после такого подскока происходило за счет затухания эффекта левитации, возникавшего при контакте «Фрича» с наэлектризованным «Титановым вьюном».

Каждый сталкер мечтал заполучить себе «Джампер», но, во-первых, далеко не каждому он был по карману, а во-вторых, отыскать на просторах Пятизонья вышеназванный автон было ненамного легче, чем пресловутый цветок папоротника. Так что, даже скопив подходящую для покупки левитирующего сплит-артефакта сумму, вы могли еще невесть сколько дожидаться, когда эта диковинка появится в продаже на сталкерском рынке. А затем скрестить пальцы на удачу, чтобы, не дай боже, какой-нибудь более пронырливый и богатый покупатель не увел «Джампер» прямо у вас из-под носа.

Сразу, как только прыгуны-узловики активировали свои пояса, выбранная мной тактика — бегство по дну траншей — утратила свое преимущество. Перескакивая изо рва в ров, я планировал добраться таким образом до руин спорткомплекса «Крылатское». Его запутанные лабиринты мне, в отличие от рыцарей, было запросто преодолеть напрямик — поверху. Но теперь, когда выяснилось, что двое преследователей могут скакать по развалинам гораздо шустрее меня, соваться туда отпало всякое желание. Улепетывать по открытой местности, вдоль Москвы-реки, и подавно нельзя. При ярком солнце — еще куда ни шло, но не сейчас. К тому же вчера я заметил ошивающихся на берегу колесных ботов, которых мнемотехник тоже мог шутя на меня натравить.

Оставалось два пути. Первый: переплывать реку, рискуя повторить участь легендарного комдива Чапаева либо быть обглоданным до костей скоргами-пираньями. И второй путь: улепетывать к Живописному мосту. Или, вернее, к тому, что от него ныне осталось.

Вскарабкавшись на это полуразрушенное сооружение, я создам прыгунам дополнительные проблемы и тем самым увеличу свои шансы на успех. А затем переберусь на другой берег реки. Пусть не туда, куда я направлялся до встречи с Жориком, но поблизости от Курчатника мне будет проще отделаться от погони.

В тех краях полным-полно всевозможного техноса, не то что здесь. На одном тамошнем квадратном километре пасется гораздо больше тварей, чем их сможет подчинить себе зараз Ипат. Мне останется лишь обнаружить с высоты ближайшую стаю биомехов и выманить на нее врагов. Вот и пусть грызутся между собой, а я в это время посижу в укромном уголке и поболею за ту команду, какая мне больше приглянется.

Но об этом я задумаюсь, лишь когда пересеку реку. А пока моей главной задачей являлся штурм Живописного моста.

Сталкеры, которые оказывались в данном районе Москвы уже после Катастрофы и впервые видели этот мост, часто думали, будто он тоже стал тогда жертвой аномальной стихии, как и большинство строений в локациях Пятизонья. Думали и ошибались, потому что Живописный, напротив, являл собой одно из его редких сооружений, сохранивших свой относительно первозданный вид и месторасположение. А то, что сие архитектурное творение, вопреки законам логики, пересекало реку не перпендикулярно, а по диагонали, было целиком заслугой его создателей. Это по их замыслу оно вписалось в облик Москвы начала нашего века именно таким экстравагантным способом. Зачем и почему — мне неведомо, а справиться об этом теперь не у кого. Да и не особо это меня волнует — вокруг с избытком хватает иных, более загадочных чудес.

Конечно, пережить катаклизм совсем безболезненно Живописному мосту не посчастливилось. Мощные тектонические подвижки речных берегов обрушили оба съезда с него. Плюс наделали иных бед: обломили несколько опор и заставили прогнуться до самой воды пару пролетов. А также заметно покосили пилон — стометровую подковообразную арку, что возвышалась над серединой моста и поддерживала ее при помощи длинных стальных вант. Часть их полопалась, но остальные продолжали героически нести на себе немалый вес конструкции, слава о беспримерной стойкости которой давно пересекла границы Пятизонья.

Петляя, как настигаемый гончими заяц, я пронесся до обвалившегося мостового съезда. А затем, перепрыгивая с камня на камень, начал подбираться по их груде к свисающему крайнему пролету, чей обломанный край маячил довольно-таки высоко над береговой поверхностью.