— Я тоже, — сказал Артём. И не соврал. — Ты зря считаешь меня незрелым, мам. Ты всё ещё любишь папу, вот и сомневаешься в своём будущем. Я прав?

— Нет ничего хуже отравленной любви, — пространно заметила женщина. — Проще сразу выпить яд, чем изо дня в день осквернять свой разум, упиваться жалостью, страдать под гнётом воспоминаний и делать вид, будто всё прекрасно. Чёрта с два всё прекрасно! Всё просто ужасно!

— Надеюсь, про яд это образно. — Он отправил в рот две подушечки жевательной резинки со вкусом кокоса и клубники. Справа от них тянулась длинная траншея с торчащими невпопад проводами и трубами. Город вступал в сезон дорожных работ. До поздней осени главные магистрали будут стоять перекопанными. А по ночам и вовсе с перекрытым движением.

— Дай слово, что никогда не будешь изменять жене.

— Я вообще не хочу жениться, — признался он.

— Дай слово! — повторила мать.

— Девушки тоже считаются? — спросил он.

— Артём, мне сейчас не до шуток. Измена это плохо. Не представляешь, какой униженной я себя ощущаю. Твоя юность пришлась на времена, когда мораль и преданность почти ничего не стоят. Дав слово, ты подсознательно будешь избегать предательства. Я тебя знаю. Весь в меня, совестливый.

— Хорошо, мам, — сдался он. — Обещаю не изменять своей жене или девушке.

— Запомни своё обещание.

— Что-то мне подсказывает, что ты не дашь забыть, — прошептал он.

— По-моему, я больше не хочу мороженое.

Он покосился на мать в надежде выяснить, шутит она или нет. По выражению её поблекшего лица понять это было невозможно.

— Куда мы едем? Я водитель, ты навигатор. Кофе? Пицца? Набережная? Парк? Дом?

— Только не домой. — Мама Артёма тёрла виски, закрыв глаза. — Ничего не хочу. Внутри меня пустота. Я словно проткнутый спицей шарик, оставленный висеть на ветке в виде сморщенного огрызка резины. Никакого проку. Никаких желаний.

— И сколько будет длиться твоя хандра?

— Ты так и не понял, насколько всё серьёзно, ребёнок.

— Начинаю догадываться. — Артём прибавил звук радио, разбавив неуютную тишину приглушёнными звуками поп-рока. В компании с музыкой жизнь не казалась неутолимо тоскливой. За окном мелькала разделяющая проезжую часть липовая аллея. В отсутствие новых указаний он продолжал ехать по старому маршруту. Когда отец хватится машины у подъезда, сразу начнёт отправлять матери сообщения. Он не был тираном, но свою территорию бдительно охранял. Как выяснилось, фертильная секретарша ему ближе, чем такое важное событие в жизни сына, как получение водительского удостоверения. Будь оно проклято.

— Голова болит, — простонала мама.

— Сейчас заедем в аптеку, — сообщил он. — Купим таблетки, приведём тебя в порядок.

— Ты же знаешь, я стараюсь не принимать химию. Не надо аптеки. Скоро пройдёт.

— А если нет? Ты перенервничала, отсюда и мигрень. Я за таблетку.

— Не слишком-то ты расстроился при виде отца с любовницей, — внезапно сказала женщина. Сухой голос выдавал бурлящее в ней раздражение.

— Мам, я первый раз за рулём, — спокойно напомнил он. — Постоянно в напряжении. И тут такое. Конечно, я расстроился. Ещё как расстроился. С отцом будет неловко общаться. Какой реакции ты от меня ждала? Я стараюсь поддерживать тебя как умею.

— Неловко? — передразнила его мать. — Неловко?! Так вот о чём ты беспокоишься.

— Мам, какая собака тебя покусала? — изумился он неприятной перемене в поведении сидящей справа от него женщины. — Я ничего не сделал, чтобы заслужить такой тон по отношению к себе.

— Я ошиблась, когда говорила, что ты похож на меня. Вылитый отец. Его порода. Смеёшься надо мной про себя. Все вы такие.

— Как твоя голова? — попробовал он сменить тему беседы.

— Не заговаривай мне зубы, — рявкнула она, продолжая сжимать виски. — Все ваши трюки наперёд знаю.

Артём всерьёз испугался за свою мать. Буквально осязал исходившую от неё покрытую шипами агрессию. Он сбросил скорость до сорока километров и стал искать глазами место для парковки. Из-за ремонтных работ количество парковочных мест снизилось так критически, что впору заносить их в Красную книгу.

— Что это ты задумал? — налитые кровью глаза матери смотрели на него враждебно.

— Хочу остановиться, — ответил он. — Устал от вождения.

— Нет, ты хочешь скормить мне эти свои таблетки, от которых я потеряю разум.

— Какие таблетки? — Артём усиленно жевал давно потерявшую сладость жвачку. — Мы же их не купили. Да что с тобой?

— Признайся, ты с ним заодно? Скажи матери правду.

— Хорошо, мам. Дай только остановлюсь.

Он заметил свободное место. Убедился, что на него больше никто не претендует, и стал аккуратно выворачивать руль вправо. С матерью творилось что-то неладное. Поездка превращалась в хождение по минному полю.

Всё произошло стремительно. Мама вцепилась ему в волосы, заставив крикнуть скорее от неожиданности, чем от боли. Вместо того чтобы убрать чёртов кроссовок с акселератора, он инстинктивно вдавил педаль газа в пол. Автомобиль дёрнулся, развернулся на девяносто градусов, ударился передним бампером о твёрдую поверхность. Одной рукой женщина, которая ещё несколько минут назад была его матерью, ухватилась за руль. Вторую вонзила сыну в щёку, раздирая ногтями кожу. Артём вскрикнул, на этот раз от настоящей боли. «Веста» врезалась левым боком в столб освещения. Пространство заполнил скрежет металла о металл. Мать и сына качнуло в сторону. Столкновение привело к срабатыванию систем безопасности. В салоне с резким «пфффф» раздулись две подушки безопасности. Исковерканный, впечатанный в железный столб автомобиль замер.

Из разбитого носа Артёма обильно текла кровь. Она уже успела перепачкать нейлоновую подушку, не спеша останавливаться. Мама стонала, прижимая руки к груди. Должно быть, ремень сильно вдавился ей в грудную клетку. Артём потянулся к ней и вдруг обнаружил несущийся на них грузовик. Оранжевая кабина становилась больше и больше с каждым мгновением. Свет горящих фар дрожал. Водитель не пытался жать на клаксон. Наверное, он выжимал тормоз до упора, но этого было недостаточно, чтобы избежать катастрофы. Квадратная громадина вошла в «Весту» на приличной скорости, сминая её в гармошку. Груду металла протащило по асфальту несколько метров, прежде чем грузовик остановился.

Зажатый со всех сторон фрагментами интерьера автомобиля Артём скулил. Сознание то покидало его, то возвращало в реальность вспышками боли. Сквозь лопнувшее лобовое стекло просачивался рассеянный туман. Деформированная кабина грузовика нависала над ними тёмным пятном. Несмотря на искалеченный нос, он чувствовал запах технического спирта и свежего пластика. Мама лежала без сознания с запрокинутой набок головой. Он при всём желании не смог бы пошевелить рукой, чтобы дотронуться до неё. Он попытался позвать её. Язык не слушался. Кровь вытеснила слюну, стекая с подбородка тонкой струйкой.

Действительность заволокло вязкой мглой. Вокруг «Весты» бегали люди, заглядывали в окна, что-то говорили. Он ничего не воспринимал. Между ног виднелись постыдные разводы. Мочевой пузырь подвёл не вовремя. Плевать. Лишь бы мама выжила, остальное не имело значения. До него доносились обрывки мужских голосов, кто-то пытался открыть хоть какую-то дверь. Без толку. Их зажало намертво.

Нарастающий гул приближающегося поезда разом выключил все остальные звуки вокруг него. На платформу метро прибывал состав. Заклинившие колёса скользили по рельсам, издавая низкий гудящий звук. Протяжное эхо разносило шум под несуществующие своды подземки. И это в центре города, где метро отсутствовало по причине пролегания вблизи поверхности земли грунтовых вод.

Он допустил, что повреждённый мозг подкидывал ему звуковые галлюцинации, отвлекая от других ран. Он даже перестал думать об отце, сексапильной секретарше и странном поведении матери, приведшем к аварии.

А потом, перед тем как надолго потерять сознание, боковым зрением увидел саму станцию. И человека без лица, идущего к нему походкой безумца в мерцающем ореоле сумрака. Крик ужаса поднялся к горлу, но сжатые челюсти не позволили изгнать его наружу. Зайдясь в эпилептической трясучке, Артём повалился лицом вниз на изодранную, измазанную алой кровью ткань подушки безопасности.