— Как следует покормить вас мы сейчас, ночью, не можем. Но я с утра пошлю Панасенко на кухню столовой комсостава. Он вам чего-нибудь поосновательней принесет. А уж в понедельник доложим о вас по команде…

Я снова кивнул:

— Спасибо, старший лейтенант.

— Разрешите поинтересоваться, — продолжил он, когда его устройство для поддержания температуры напитка опустело почти наполовину, — а вы родом из каких краев будете? Очень у вас акцентик интересный.

Его попытка разговорить меня выглядела очень неуклюже.

— Я же тебе сказал, лейтенант, — отозвался я, — не помню ничего. Вот передашь меня по команде, залезут там в базу данных и всё узнают.

— В архивы, что ли? — не понял он сразу, а затем важно кивнул. — Это точно. Всё как есть установят. У нас с этим строго. Я вот в прошлом месяце одного майора на этап оформлял… скрытым немецким шпионом оказался, сволочь! Так столько бумаги извел — просто ужас. Наш начальник за любую бумажку три шкуры дерет… старая школа!

Я сделал еще один глоток. «Бумаги»… У них здесь что, нет электронного документооборота?! Или опять традиция? Да сколько же здесь тогда традиций получается?

— Да вы ешьте, товарищ коминтерновец, ешьте, — радушно подвинул мне тарелку с бутербродами старший лейтенант. — За четыре дня, верно, шибко проголодались.

— Организм в состоянии отключенного сознания расходует приблизительно в четыре — шесть раз меньше ресурсов, чем обычно, — машинально пояснил я. — А без пищи человек даже в активном состоянии может существовать два… от двух недель до месяца, в зависимости от особенностей метаболизма.

Вот черт, едва не ляпнул «два года»! Это же все равно, что прямо представиться: я — гвардеец. Об особенностях нашего метаболизма и так ходит много легенд, но в данном случае медики утверждают, что это правда. Хотя я не знаю ни одного гвардейца, которому пришлось бы проверить утверждение на собственной шкуре. Дольше всего голодала монада Ига Каллепо из второго гвардейского корпуса, но их нашли и сняли с аварийного транспортника всего после девяти стандартных месяцев. К тому же у них был при себе стандартный полевой недельный сухпай, который вполне способен восполнять расходуемые ресурсы организма, находящегося в медитативном состоянии, на протяжении пяти месяцев. Что с учетом посменного дежурства дает уменьшение фазы пищевого дефицита вообще до четырех с половиной месяцев.

Старший лейтенант уважительно качнул головой:

— Да уж, сколько вы знаете…

Я дружелюбно усмехнулся. Я знаю гораздо больше, молодой человек, но вам пока сообщать об этом не собираюсь. Кстати, интересные у них тут бутерброды. Хлеб из смеси ржи и пшеницы, очень похожий на тот, что подается в наших ресторанах на День тезоименитства, а сверху нечто соленое, белого цвета, на вкус напоминающее концентрированный жир. Да и по реакции организма ясно, что вещь очень калорийная. Съел всего два, а голова уже заметно потяжелела. Чувствуется отток крови к желудку. Похоже, мне предложили продукты из специального пайка, предназначенного для быстрого восстановления ресурсов ослабленного организма.

— Ну, вам теперь отдохнуть надо, товарищ коминтерновец, — спохватился старший лейтенант, когда бутерброды и тии-чаёк закончились. — К тому же, — он не смог сдержать зевок и прикрыл рот ладонью, — это мы привычные к ночной работе, а вам, наверное, уже и спать хочется?

Отдыха мне не требовалось. Судя по результатам экспресс-диагностики, которую я провел, попивая чаёк, мой организм находился в отличном состоянии. Не учитывая, конечно, синяка на правой скуле, возникшего в результате удара, благодаря которому я и очнулся. Но повреждение периферийных тканей лица не было тем фактором, который стоило принимать во внимание. Тем более что заживление уже шло, и через пару часов от синяка не должно было остаться ни малейшего следа. Однако собранную за этот час информацию стоило обдумать и систематизировать. Поэтому я кивнул:

— Спасибо. Не помешало бы.

— Я бы вам постелил поудобнее, но пока белья взять неоткуда, да и не могу я вас из камеры перевести. Вот начальник в понедельник появится, тогда и… — Старший лейтенант виновато улыбнулся.

— Ничего страшного, — успокоил я его, поднимаясь. — Не все ли равно, где спать?

— Это точно. — На его лице явно проступило облегчение. Похоже, он очень опасался, что я начну его психологически прессовать и, как говорится, качать права.

— Панасенко, Баля!..

Спустя несколько секунд дверь отворилась, и в проеме нарисовались эти двое из ларца. Причем с лица они действительно были одинаковы. Оба круглолицые, уже слегка лысоватые, с крупными, мясистыми губами и носами картошкой. Только один, которого старший лейтенант называл Баля, был белолиц и конопат, а лицо второго было загорелым.

— Баля, прибери тут. Панасенко, проводишь товарища коминтерновца в его камеру. И брось туда шинель, даже пару брось!..

— Слухаю, товарищу старший лейтенант, — гулко отозвался Панасенко. (Голоса у них все-таки были разные…)

Камера оказалась точно такой же каморкой, как и та, в которой я очнулся. Единственная разница заключалась в том, что прямо под окном стояло помятое металлическое ведро, запах, шедший из него, не вызывал сомнений в его предназначении, а к стене была прикреплена во всю ее длину деревянная, обитая железом полка. Она была зафиксирована в закрытом состоянии грубой железной щеколдой, запертой на примитивный висячий замок.

— Я зараз, — суетливо отозвался Панасенко и, протиснувшись мимо меня, загремел ключами, а затем торопливо откинул полку, которая повисла на двух вполне прочных на вид цепях.

Да уж!.. Получившееся ложе сложно было считать образцом комфорта. Любящие судиться со всеми подряд жители сектора Атлантис, если предложить им отдохнуть на подобном, пожалуй, тут же выставили бы счет муниципалитету или местному правительству (кто его знает, в чьем ведении тут находятся тюрьмы) за «применение бесчеловечных пыток». Но выбирать особо не приходилось. К тому же гвардейцам случается отдыхать и в гораздо более сложных условиях. Так что я спокойно вошел внутрь.

— Сей секунд шинельку принесу, товарищу кохминтерновиц, — извинился Панасенко, выскакивая в коридор. — А вы пока лягайте, лягайте…

Я воспользовался советом и, протиснувшись вдоль стены, до которой при разложенной полке осталось пространство шириной едва ли с полтора моих кулака, аккуратно опустился на это явно неэротическое ложе.

Полка слегка скрипнула, но мой вес приняла вполне благосклонно.

— Ось так, — удовлетворенно закивал Панасенко, вновь появившись в камере и набрасывая на меня шинель.

Но я его уже почти не слышал. Надо было как следует проанализировать информацию, для чего лучше всего подходит состояние разделенного сознания. Когда на первом уровне анализируется то, что принято как факты, на втором — степень достоверности этих условных фактов по косвенным признакам, на третьем — особенности строения речи, языка, невербальные реакции и так далее. Соответственно при такой загрузке мозга реакция на внешние раздражители крайне затруднена, и находиться в подобном состоянии я могу около полутора часов. И лишь затем наступает время нелинейной логики… Я, конечно, не штатный сисан, но любой гвардеец раз в три года в обязательном порядке прикомандировывается к группе системной аналитики на срок не менее пяти месяцев. Причем группы все время меняются. Я, например, начинал с финансово-экономической. Потом была политико-соционическая, военно-промышленная, торгово-логистическая, эколого-демографическая и многие другие. Так что навыками всего спектра системного анализа я владел. И единственное, что мне сейчас было нужно, — это пара-тройка часов свободного времени. Но мне его так и не дали…