— А ты как обо всем этом узнал?

— Да вот узнал, — усмехнулся цыган, — но рассказывать тебе про то не буду. Сам понимаешь…

Черный согласно кивнул. Он понимал. И нежелание цыгана делиться информацией для человека, действительно разбирающегося в магии, скорее работало в пользу истинности его слов, чем против. Но на всякий случай, больше для проформы и чтобы самому не показаться лохом, Черный спросил:

— А не гонишь?

— Да ты чего? — оскорбился цыган. — Не веришь — не надо. Тебе нужно — не мне.

— Ну ладно, не обижайся, — примирительно отозвался Черный. — А меня ты провести сможешь?

Цыган задумался.

— В принципе — да. Только это дело не простое. Надо сначала с людьми поговорить.

Из Белгорода Черный уехал, обменявшись с цыганом адресами и телефонами. Так что, когда спустя некоторое время тот появился на пороге его квартиры, он не особенно удивился. Хотя подумал про себя, что можно было бы сначала и позвонить.

Цыган появился не пустым. И хотя насчет появления Черного на Галыгинской гати пока еще ничего не было ясно, в подтверждение серьезности своих намерений и отчасти возможностей, он привез с собой тонкую тетрадку с неизвестными письменами, напоминающими руны. Вернее, даже являющимися рунами, только заметно отличающимися от общеизвестных. Откуда были скопированы эти руны и что они точно означали, осталось неизвестно. Хотя перевод в тетрадке был. Правда, очень сумбурный и непонятный. Но когда Черный первый раз прочитал и руны и перевод, у него екнуло под ложечкой. Оно!

Цыган прожил у него довольно долго, но чем более настойчиво Черный расспрашивал про Галыгинскую гать и тетрадь, тем больше он крутил, либо отнекиваясь некими не зависящими от него обстоятельствами, либо просто юля и уходя от ответа. Пока наконец просто не исчез. Оставив, впрочем, тетрадку. И с того момента Черный бился над текстом, пытаясь разобраться с переводом и придать ему больше информативности.

Через несколько дней Михаил снова подошел к нему. Это произошло уже после занятий, когда они вышли из института и двинулись в сторону Октябрьской площади.

— Ну, как там с моим амулетом?

— Извини, пока ничего положительного сказать не могу.

Мишка кивнул.

— А я соседа попросил, чтобы он, как ты говорил, в компьютере порылся. В Фиде этой твоей.

— Соседа? — усмехнулся Черный. Он живо представил себе этакого прыщавого пацана, реализующего через компьютер свои подростковые комплексы и потому считающего, что если уж он круче всех окружающих разбирается в компах, значит, не хуже разбирается и во всем на свете. Ибо комп для таких — альфа и омега любого знания. И на основании нарытой в Сети информации они безапелляционно выносят суждение о любых вещах — от моды и автомобилей до каталитического крекинга и уикё-э.

— Зря ты, — недовольно насупился Михаил, уловив реакцию приятеля. — Седой — парень крутой, серьезный, не из сопляков, — уважительно охарактеризовал он соседа. — Я видел, как он одного придурка бортанул — любо-дорого посмотреть.

Мишка занимался хоккеем, и потому в его речи иногда проскальзывали жаргонные спортивные словечки.

— А на компьютере умеет — залюбуешься! Вот так пальцы летают. — И Мишка вскинул руки на уровень груди, продемонстрировав, как его сосед работает на клаве. Выходило, что этот пресловутый сосед был просто виртуозом клавиатуры.

— Что — вот прям так? — не поверил Черный.

— Да я тебе говорю! — убежденно кивнул Михаил. — Сидит, морду в экран уставил, а пальцы так и летают. Будто пианист.

— И мужика бортанул?

— Ну, я ж тебе говорил! Он вообще крутой. Его у нас в районе никто не задевает.

Черный задумчиво покачал головой. Какой-то непонятный у этого загадочного соседа Михаила получался набор компетенций. Человек обычно устроен так, что развивается довольно специализированно. Если он пошел по пути физического развития, то для решения большинства возникающих перед ним задач чаще всего избирает путь физического воздействия, пренебрегая другими способами, со временем приобретая в этом направлении все больше и больше умения и, соответственно, никак не совершенствуясь в других. А если с физическими данными и, соответственно, силовыми методами ему не слишком повезло, вот в этом случае и включаются всякие иные способы, типа виртуозного владения компьютером. Нет, пересечения, типа «немножко того, немножко этого», также довольно часты. Но этот пресловутый сосед в изложении Михаила демонстрировал высший уровень в обоих направлениях. А вот это уже было довольно необычно. Тем более что и сам Черный, будучи довольно опытным фидошником, такого мастерства работы с клавиатурой продемонстрировать не мог, да и у других пока ничего подобного не наблюдал.

Он размышлял над информацией Михаила весь вечер, а на следующий день сам подошел к нему.

— Слушай, тут такое дело… можешь свести меня с твоим соседом? Кстати, а почему его Седым назвали?

— Да у него волосы совсем седые. Хотя сам молодой еще. Ну, чуть постарше нас будет. А что?

— Да, понимаешь, есть у меня одна вещь, через которую можно выйти как раз на тех, про кого ты спрашивал. Только для этого надо прижать одного типа. Он мне много чего обещал, а не выполнил. Если твой сосед такой крутой, как ты говоришь, то не мог бы он мне помочь в этом деле.

Михаил задумчиво потер подбородок.

— Ну… не знаю. Спросить надо. А что за вещь-то?

Черный едва заметно поморщился. Он бы предпочел пока не раскрывать эту информацию, но с Михаилом так было нельзя. Миша был парнем с довольно простой картиной мира и совершенно обычными для его среды реакциями. Если ему не ответить, вполне мог обидеться и замкнуться. А Черного этот его сосед довольно сильно заинтересовал. Не столько даже в связи с его возможностями надавить на цыгана, а вообще. Хотя пока Черный не мог до конца разобраться в причинах столь сильного интереса. Нет, судя даже по короткому рассказу Михаила, парень явно неординарный, но не настолько уж…

— Тетрадь одна. С рунами.

— С чем?

— Ну, это алфавит такой, скандинавский. Там буквы черточками пишутся.

— Как иероглифы, что ли?

— Ну типа того, — неопределенно ответил Черный.

— Ладно, спрошу, — пообещал Миша.

Следующий раз они встретились после выходных. Михаил подошел к нему во время первого перерыва между парами.

— После лекций не убегай — разговор есть, — сообщил он Черному, косясь по сторонам. Похоже, был не в своей тарелке. Черный молча кивнул.

После третьей пары они вышли из института и, перейдя по подземному переходу, дошли до почти пустого в это время сквера вокруг памятника Ленину.

— Ну, что случилось? — спокойно спросил Черный. — Проблемы какие?

— Не знаю, — Михаил поежился, — корежит меня что-то с утра. Как перед важным матчем. Короче, говорил я с Седым. И он велел передать тебе, что знает, о чем идет речь. В этой тетрадке говорится об одном сильном артефакте…

Черный замер. Подобные речи в устах Михаила уже звучали неожиданно. Не говоря о содержании того, о чем именно он вел речь.

— …и он готов помочь тебе его отыскать. Но взамен требует полного повиновения.

— Чего? — удивленно переспросил Черный.

— Ну, чтобы ты пообещал полностью ему подчиниться. И сделать то, что он тебе скажет.

— В чем?

— Во всем.

Черный задумался. Артефакт? Возможно. И даже очень. Но если он согласится на условия Седого, то окажется в полной его власти. Черный уже знал, что, когда имеешь дело с сильной магией, следует быть очень осторожным в словах и поступках. Причем главное — совершенно нельзя врать. Да и искренние заблуждения, то есть то, что ты твердо считаешь правдой, но что на самом деле таковой не является, также могут натворить много дел. Так что, насколько бы ни был крут этот Мишин сосед и как бы он ни был опасен, главным в принятии решения было не это.

— Знаешь, на это я, пожалуй, пойти не смогу.

— То есть отказываешься? — разочарованно протянул Михаил.

Черный кивнул.

— Да.

— Ну, твое дело, — пожал плечами Мишка и развернулся, чтобы уйти. Но внезапно замер, причем как-то резко перекосившись, будто его пронзила острая боль.

Черный недоуменно уставился на его спину. Михаил еще несколько мгновений стоял так, а затем медленно развернулся к приятелю.

— Черный, послушай…

Глаза у него были совершенно бешеные. Михаил протянул руку и вцепился ему в рукав.

— Черный, я вспомнил, ох, мля…

— Что случилось?

— Черный, Седой, он… — Михаил тяжело задышал, а потом провел ладонью по внезапно вспотевшему лицу.

— Да что такое? — Черный встревоженно ухватил Михаила за плечо, опасаясь, как бы тот в этаком состоянии не грохнулся на асфальт.

— Черный, он мне все рассказал, понимаешь? Ну, про себя. А потом сказал: «Сейчас — забудь, потом вспомнишь…» И я только что вспомнил. А с утра не помнил, понимаешь? Совсем не помнил. Хотя не пил ничего. Вообще не пил! И вчера не пил. А вспомнил только сейчас!

— Да что вспомнил-то? — машинально переспросил Черный, озираясь по сторонам. Сейчас его мысли были заняты другим. На той стороне улицы напротив сквера располагалось здание Министерства внутренних дел, так что милиции поблизости было достаточно. А Мишка вел себя явно неадекватно. Так что первое, что надо было сделать, это поскорее увести его отсюда, а уже потом разбираться, чего же он такого вспомнил. — Ладно, давай-ка к переходу.

— Да погоди ты! — взвился Михаил, вырываясь из рук Черного. — Ты послушай лучше! Понимаешь, Седой — он не человек…

2

— Привет, Седой!

— Привет, проходи. — Хозяин квартиры отодвинулся в сторону, освобождая вход.

— Ну как, накопал чего-нибудь? — поинтересовался Михаил, стягивая с плеч куртку.

— Не слишком, — отозвался тот, забрал куртку и повесил на вешалку в прихожей. После чего повернулся и толкнул дверь в комнату.

Стандартные малогабаритные квартиры имеют множество недостатков, но только одно достоинство — в них все близко. Один шаг — и ты уже в комнате, еще пара шагов — и вот уже кухня.

— Всегда хотел спросить, — начал Михаил, усаживаясь на тахту и оглядываясь по сторонам, — а зачем здесь столько зеркал?

— Да так, есть причина, — уклончиво усмехнулся Седой. — С чем пришел?

— Да дело одно. — Михаил солидно насупился. — Я про ту монету, ну, про которую просил тебя в компьютере покопаться, одному парню рассказал. Он ее как раз этим, как его… пантаклем и обозвал. Так вот, у него есть одна проблема. И он хочет насчет нее с тобой перетереть.

— Тетрадка? — спокойно спросил Седой.

Михаил вытаращил глаза.

— А ты откуда знаешь?

Седой не ответил, только задумчиво потер подбородок.

— Знаешь что, скажи ему, что мы готовы ему помочь.

— Кто «мы»?

Седой усмехнулся.

— Сейчас расскажу. Но прежде запомни: мы готовы ему помочь. Но взамен требуем абсолютного повиновения. Он должен нам полностью подчиниться. И делать только то, что мы ему скажем. Понятно?

— Ну да.

— Скажешь ему это от моего имени, — на первый взгляд несколько невпопад уточнил Седой. — Теперь насчет «мы». — Он замолчал и отвернулся. Миша еще некоторое время молча сидел на диване, ожидая продолжения, а затем нетерпеливо спросил:

— Так что там насчет «мы»?

Седой развернулся к нему и уставился прямо в глаза взглядом, от которого у Мишки тут же взмок лоб, а по спине побежали мурашки. А затем произнес спокойно и как-то обыденно:

— Дело в том, что мы— не люди.

Михаил замер. Несколько мгновений (или минут, ориентацию во времени он в этот момент потерял совершенно) Мишка сидел, ошарашенно пялясь на своего соседа. В то, что тот сказал правду, он поверил сразу. Окончательно и бесповоротно. Причем эта вера никак не была связана с логикой. Скорее с ощущениями. Ну не мог человек так смотреть. И так говорить. И вообще, от всей вроде как давно знакомой фигуры Седого в этот момент ощутимо повеяло абсолютной чуждостью. Чем-то совершенно нечеловеческим. Это длилось, длилось, длилось… а затем прошло. Так же внезапно, как накатило. Вроде как Седой предъявил нечто, некое удостоверение его истинной личности (ну, как опера предъявляют свою ксиву, одним этим движением мгновенно превращаясь из обычного гражданина в лицо, обладающее властью), а потом… закрыл обложку. И снова стал обычным знакомым Седым. Михаил нервно облизал губы, а затем вымученно улыбнулся. Наверное, так поступил бы на его месте любой обычный человек, живущий в своем обычном, совершенно просто и понятно устроенном мире и в котором, несмотря на все беды и проблемы, было — сейчас он понимал это совершенно отчетливо — так уютно и комфортно.

— Ты пошутил, да?

— А ты как считаешь? — усмехнулся Седой.

— Ну… — Михаил замер, не в силах изгнать из памяти еще свежее воспоминание жуткого ощущения чуждости, но продолжая отчаянно цепляться за привычный мир. Но Седой не дал ему шанса:

— Мы не пошутили. Мы действительно не люди.

Михаил спросил внезапно севшим голосом:

— А… кто вы?

Седой усмехнулся.

— Каторжники.

— Кто?!

Седой некоторое время смотрел на него, явно забавляясь произведенным эффектом, а затем покачал головой и продолжил:

— Мы — беглецы. Мы сбежали из тюрьмы. Нас на Земле около миллиона. Не обращай внимания на это тело. Оно принадлежит обычному землянину. Любой из тех, кого вы называете пришельцами, предпринимает некие меры маскировки. Нам в этом отношении было легче всего, поскольку мы сами не имеем физического тела.

Михаил недоуменно покосился на ноги Седого, а затем перевел взгляд на его макушку.

— Как это?

Седой развел руками, а затем продолжил:

— Мы просто вселились в землян и захватили контроль над их телами. На самом деле им это практически ничем не грозит. Наоборот, пока мы в их телах, эти тела намного лучше защищены от любой опасности — от вирусов до несчастных случаев.

— Так это и в меня можно так же? — испуганно спросил Михаил.

Седой молча кивнул и добавил:

— У нас не было иного выхода. Мы же говорим: мы — беглые каторжники. Эти слова не совсем точно отражают наш статус, но из тех, что будут понятны тебе, они наиболее близко описывают нашу ситуацию. Нас не могут удержать физические стены, но наши властвующие приняли меры, чтобы мы стали неспособны покинуть нашу тюрьму. Обычно мы можем обходиться без того, что в вашем представлении именуется телом, организмом, но не в этом случае. Чтобы не развоплотиться, то есть, по-вашему, не умереть, мы должны были закрепиться на чьем-нибудь сознании. Поэтому нам пришлось временно занять пустующие места…

Какой бы шокирующей ни была новая информация, психика человека способна довольно быстро подстраиваться под нее. И одним из компенсаторных механизмов, используемых ею, является принятие этой новой информации как некой данности, которую уже не изменить и с учетом которой теперь необходимо дальше строить свою жизнь. Так же произошло и с Мишей. Спустя несколько минут после того, как он узнал нечто, совершенно перевернувшее его представление об окружающем мире и далеко на обочину отодвинувшее подавляющее большинство важных и сложных проблем, Михаил уже оказался способным задать первый действительно важный вопрос:

— А вы того… в кого-нибудь перепрыгнуть можете?

Седой кивнул.

— Да, но скорее теоретически. Наши оковы не позволяют нам существовать во Вселенной привычно — без того, что вы называете телом, так что любое наше перемещение, предусматривающее выход нашей сути за пределы физического тела, которое является убежищем, нас серьезно ослабляет. Так что для смены тела нужны очень и очень веские основания.

Михаил тихонько выдохнул. Значит, опасаться того, что эти «мы» тут же внедрятся в его собственную голову, или где там они гнездились, пока не стоило.

— А-а… сколько вас? — вновь переспросил он, забыв, что Седой уже озвучил ответ на этот вопрос.

Но тот не стал напоминать, а просто еще раз ответил:

— До Земли сумело добраться около миллиона сутей.

— Обалдеть! — ошарашенно покачал головой Миша. — По Земле шастает миллион инопланетян…

— Гораздо больше, — отозвался Седой, — миллион — это только мы. Но мы вообще попали на Землю совершенно случайно. У нас никому не были интересны ни этот район вашей Галактики, ни ваша система, ни ваши ментальные ресурсы. Этот рукав вообще считался пустынным, поэтому наше место изоляции… назовем его тюрьмой, случайно прошло слишком близко от Земли. Достаточно близко, для того чтобы наша попытка побега получила некие шансы на успех. И мы сумели воспользоваться этим шансом. Но в вашем мире действуют и многие другие. Причем уже давно. Часть из них даже установила контакты с некоторыми из ваших правительств, хотя большинство действует, не обращая на них никакого внимания, а просто используя некую несложную маскировку.

Михаил потер лоб. И что теперь?

— А… что вы собираетесь делать?

— Мы ищем возможность вернуться домой, — спокойно ответил Седой, — это наша главная задача. А пока — просто живем. Получаем опыт, интересный или не очень, развлекаемся, немного забавляемся. Но не сильно. Мы же беглецы, и особенно светиться нам нельзя. Наша цивилизация хорошо известна во Вселенной, так что идентифицировать нас довольно просто. Несмотря на то что мы здесь находимся не в своем естественном состоянии. Просто по тем возможностям, которые нам придется, да уже, частично, пришлось продемонстрировать. Так что, скорее всего, наше присутствие в вашем мире уже не секрет. Но если мы слишком уж заденем интересы еще какой-нибудь расы из оперирующих на вашей планете, то напрямую с нами из тех, кто здесь присутствует, вряд ли кто рискнет связаться. А вот «стукнуть» на нас — могут.

— И что?

Седой улыбнулся, предлагая Михаилу самому догадаться, что будет, если по всей Земле начнется охота на миллион особей, обладающих, судя по словам Седого, какими-то экстраординарными возможностями, благодаря которым другие пришельцы даже не рисковали с ними связываться.

— А-а… почему вы уверены, что уже не «стукнули»?

Седой усмехнулся.

— Ну, это вряд ли. Наша цивилизация — одна из самых могущественных. Некоторые называют нас «Властелины Времени». И если наши властвующие заинтересуются вашей планетой, остальным придется убраться. И хотя мы пока не нашли здесь ничего, что могло бы заинтересовать нашу цивилизацию, но наши возможности и ресурсы, вследствие ограниченности нашего статуса, довольно малы. Если сюда придут обладающие всеми возможностями, вероятно, они увидят то, что ускользнуло от нас. Остальных же ваша планета чем-то заинтересовала? Хотя мы пока не обнаружили — чем. Земля, можешь мне поверить, в нашем представлении такая свалка!.. Впрочем, скоро настанет момент, когда повсеместно будут открыты двери в другие миры, и у вас будет шанс туда уйти. Но нам необходимо покинуть вашу планету до этого момента.

Мишка задумался, потом осторожно спросил:

— Но ты же говорил, что с вами предпочитают не связываться? А сейчас утверждаешь, что вы ограничены в возможностях.

— Ну да, ограничены, — согласился Седой. — И сильно. Но при сравнении возможностей очень многое зависит от уровня, на котором они находились до ограничения. Так что даже остатка вполне хватит для того, чтобы нейтрализовать любую угрозу. Хотя мы сами чувствуем себя, как чувствовал бы человек, которому, скажем, вырвали язык, один глаз, прокололи барабанные перепонки и отрубили обе ноги и правую руку.