— Да я только на разочек!.. — расцвела Татьяна и наградила его таким поцелуем, что Миша расплылся в улыбке.

День прошел довольно спокойно. Михаил поковырялся с железками в гараже, потом сходил на тренировку и уже вечером, возвращаясь, внезапно наткнулся на Седого. Миша как раз шел с сумкой, в которой погромыхивали шлем и защита, вдоль глухой стены дома, как вдруг буквально уткнулся в Седого, возникшего будто из ниоткуда.

— О! А откуда ты взял… — начал изумленно Михаил, озираясь по сторонам, но Седой не дал ему закончить.

— Где кольцо?

— Кольцо? Да… Таньке дал поносить. Ненадолго.

Седой что-то глухо пробормотал себе под нос, судя по всему ругательство, а затем зло прошипел:

— Ну почему тебе, дураку, нужно объяснять, что нельзя распоряжаться не принадлежащими тебе вещами?!

Михаил недоуменно пожал плечами.

— Да в чем дело-то? Ну, пошла девка в институт, покрасовалась перед подругами. В чем проблема-то?

— Идиот! — Голос Седого стал откровенно злым. Да что там злоба, в его голосе теперь уже слышались нотки настоящего бешенства. — Бегом за кольцом! Сию же секунду!

Михаил, испуганный таким оборотом, дернулся было назад, в сторону Татьяниного дома, но затем вспомнил о сумке с хоккейной формой и озадаченно затормозил, нерешительно косясь на Седого. Бежать с сумкой было очень неудобно. Тот понял сразу же.

— Брось все, и бегом! Бегом я сказал!! — И когда Миша, швырнув сумку к ногам Седого, уже бежал со всех ног, крикнул вдогонку: — Спроси у нее, не интересовался ли кто-нибудь сегодня кольцом!

До квартиры подруги Михаил добежал за шесть с половиной минут. Даже время запомнил. Потому как, припустив от Седого, сразу за углом бросил взгляд на часы, прикидывая, вернулась ли Танька из института, а когда выскакивал из лифта, посмотрел на часы еще раз. В некотором роде личный рекорд…

Танька была дома.

— Привет, Миш, заходи. А чего это ты такой запыхавшийся? — удивленно поинтересовалась она, открывая дверь. — Да что случилось-то?

Михаил судорожно перевел дух и махнул рукой.

— Некогда объяснять. Кольцо у тебя?

— Ну да.

— Давай сюда, быстро!

Подруга окинула его удивленным взглядом и нырнула в комнату. Через пару минут она появилась оттуда с кольцом в руке. Михаил облегченно выдохнул. Все дорогу сюда он думал, что будет, если Танька отдала кольцо поносить кому из подруг или, хуже того, потеряла.

— Вот, держи.

— Спасибо, — буркнул Михаил и развернулся к двери.

— Да в чем дело-то? — снова спросила Татьяна. — Чего ты такой вздернутый?

— Да… — снова развернулся к ней Михаил, припомнив последнюю фразу Седого. — У тебя это… кольцом никто не интересовался сегодня?

— Да нет… ну то есть девчонки обратили внимание, конечно…

— Девчонки? Какие?

— Ну из нашей группы. Спрашивали, откуда оно у меня.

— И что ты сказала?

Этот допрос, похоже, стал Татьяне надоедать. Она насупила выщипанные брови и недовольно дернула плечиком.

— Да что ты все выспрашиваешь? Я что, обязана перед тобой отчитываться?

— Тань, ради бога, — взмолился Михаил, — я тебе сейчас не могу всего объяснить. Я и сам не знал, что все так важно, когда кольцо тебе давал. Просто… ну расскажи мне все.

— Да что всё-то?

— Ну кто и как этим кольцом интересовался. Мне очень надо знать, честно!

Татьяна недоуменно пожала плечами.

— Я уже рассказала. Девчонки интересовались. Я сказала, что мне парень дал поносить. Они поохали по поводу — какое интересное кольцо да какое оригинальное. И все… вроде.

— Вроде?

— Ну, еще Эдуард Эммануилович тоже вскользь упомянул… — нерешительно произнесла Татьяна.

— Эдуард Эммануилович?! Какой еще Эдуард Эммануилович? — насторожился Миша.

— Ай… да преподаватель. Он вообще не на нашем потоке. Подменяет иногда, когда завкафедрой занят или в командировке. Представительный такой мужчина. Молодой, с бородкой. Только сноб. Все время нос кверху. А тут вдруг начал мелким бесом рассыпаться: «Ой, Танечка, вы сегодня просто обворожительны!», «А какое у вас оригинальное колечко!» Фу, козел! — Татьяна сморщила нос. — Я даже после перерыва пересела на последний ряд, чтобы больше не цеплялся. И кольцо сняла. Так он все равно пялился и улыбочки пускал.

Михаил помрачнел. Татьяна улыбнулась и, протянув руку, взъерошила ему волосы.

— Ну ты чего? Мне же никто не нужен, кроме тебя. Я бы и рассказывать об этом не стала даже, потому как чепуха все. Сам же пристал: расскажи да расскажи, кто про кольцо спрашивал!

И Миша почувствовал, как его губы сами собой расплываются в дурацкую улыбку. Танька заговорщицки покосилась на закрытую дверь в большую комнату, из которой доносился шум телевизора, а потом быстро прильнула к нему и впилась в его губы жарким поцелуем…

К Седому Миша вернулся где-то через полчаса. Тот стоял на том же месте.

— Кольцо у тебя? — мрачно спросил он.

— Ну да, ничего с ним не случилось. Вот, держи.

— Это мы еще посмотрим, — пробормотал Седой и, не взяв кольцо, резко развернулся и двинулся прочь, на ходу бросив: — Пошли.

Дома у Седого никого не было. Они, не раздеваясь, прошли в его комнату. Седой молча скинул куртку и, снова достав из ящика тот самый кусок то ли кожи, то ли материи, разложил его на столе и требовательным жестом протянул руку к Михаилу. Тот покорно отдал кольцо.

Седой включил яркую настольную лампу, снова покрутил кольцо в пальцах, а затем опять положил кольцо на подложку и провел над ним рукой. Михаил вновь увидел радужное сияние.

— Кто интересовался кольцом? — глухо спросил Седой.

— Ну… девчонки в группе, — начал Михаил, — и еще преподаватель какой-то. Эдуард Эммануилович. То есть он про кольцо спрашивал, а чем на самом деле интересовался — кольцом или Танькой, — я не понял.

Седой резко развернулся к нему так, что Миша даже отшатнулся.

— Ты едва не совершил страшную ошибку, Миша! Ошибку, которая могла бы очень дорого стоить тебе и твоей девушке. И не только им, если честно.

Миша испуганно уставился на кольцо.

— Так оно что, ядовитое, что ли? Или радиоактивное?

Похоже, его испуг был столь забавен, что Седой усмехнулся.

— Нет, для жизни тела оно не опасно. Просто у Черного неожиданно для него самого получился настоящий артефакт. — Он поднял кольцо с подложки и потер его пальцем. — Во-первых, это кольцо из металла, который с вашими технологиями в земных условиях получить практически невозможно. Во-вторых, форма. Очень забавно, но Черный угадал один из символов, известный там. — Седой коротко кивнул куда-то вверх. — Ну и еще некоторые особенности, которые делают его очень могущественным инструментом. Этакой ядерной бомбой… конечно, в руках того, кто умеет обращаться с его силой. — Он воткнул в Михаила долгий взгляд, а затем спросил: — Представь, что было бы с Татьяной и всеми, кто ее окружает, если бы эта бомбочка у нее на пальце взорвалась?

Михаил почувствовал, как у него засосало под ложечкой.

— Так оно что, может само по себе?

— Само по себе нет, — мотнул головой Седой, — а вот если поблизости оказался бы кто-то, умеющий с этим обращаться… И случайно бы его активировал. Или… не случайно.

Михаил покосился на кольцо со страхом. И эту хрень он совершенно спокойно таскал в кармане?!

— Не волнуйся, в кармане это кольцо практически безопасно. Подобные кольца раскрываются, только если надеты на палец, — словно прочитав его мысли, успокоил Седой. — Но все равно тебе стоит как можно быстрее отдать его Черному. Он, конечно, тоже не умеет обращаться с заключенной в кольце силой, но поскольку он его хозяин, кольцо для него не опасно… как, впрочем, и совершенно бесполезно. Можешь передать ему, что это кольцо работает как некий ключ, снимающий некоторые преграды. И что при ношении оно образует вокруг носителя иное время. А вообще-то это колечко типа… ну, скажем, конструктора «Лего» — в разных обстоятельствах может выполнять разные функции. — Седой задумчиво помолчал, а затем переспросил: — Значит, только девчонки и Эдуард Эммануилович?

Михаил кивнул.

— Ну да, только она не стала с ним завязываться. Ну, как говорит.

— Хорошо. Слава богу, в вашей компании оказался хоть один умный человек.

Михаил набычился.

— А мы что, дураки, что ли?

Седой усмехнулся.

— Ну… не совсем, надо признать. Но интеллектом явно не блещете. Знаешь, какой у тебя уровень интеллекта?

— Какой?

— Шесть. По нашей шкале. Объяснять, как ее вывели, тебе я не буду — просто не поймешь, но поверь — это очень немного.

— А у Черного?

— А у Черного где-то семь.

Михаил насупился. Вот уж он никак не считал себя глупее Черного. Знает меньше — это да. Впрочем, и тут как посмотреть. Черный небось ни одну команду высшей лиги перечислить не может, а Михаил — все наизусть. И результаты всех матчей по высшему и первому дивизиону за последнюю пару сезонов — опять же. Просто Михаила до встречи с Седым никакие темы, в которых Черный копался, не волновали. Вот и все. А если бы, скажем, нужно было чего о хоккее…

— А у Таньки что, больше, что ли? — обиженно спросил он.

— У нее около тринадцати.

Ну вот это уже было совсем несправедливо!

— А у тебя тогда сколько?

Седой рассмеялся.

— Да ты и цифр таких не знаешь…


Черный молча выслушал Михаила и задумчиво покрутил кольцо.

— Больше он ничего не объяснял?

— Нет, — кивнул Миша, — только лыбился этак загадочно. Похоже, то, чего он опасался, когда бегом погнал меня к Таньке за кольцом, не случилось.

— Ну и слава богу, — констатировал Черный, возвращая кольцо на то место, где оно и пребывало практически с момента изготовления. Вот ведь как оно интересно повернулось-то!..

4

Убитый пазик трясся по проселочной дороге. Михаил, сидевший у окна, покосился на деда, дремавшего рядом. В этот богом забытый угол Подмосковья Мишка попал по просьбе Седого. В тот день он зашел к нему еще утром. Седой был один. Открыв дверь, кивнул Михаилу:

— Проходи на кухню. Чай будешь? — спросил он, когда Михаил опустился на табуретку у стола.

— Ну, можно.

Седой поставил чайник на плиту.

— Слушай, — осторожно начал Миша, — я вот тут подумал, если, как ты говоришь, какие-то инопланетяне уже вступили в контакт с нашими правительствами, то они должны были…

— Кто тебе сказал? — перебил Седой.

— Что?

— Что вам кто-то и что-то должен. И что кого-то вообще интересует, чего вы хотите?

— То есть как?! — не понял Михаил.

Седой некоторое время молча смотрел на него, будто выглядывая какие-то знаки на лице собеседника, а затем жестко произнес:

— Вам никто ничего не должен и просто так вам ничего давать не будет. — Затем его губы прорезала насмешливая улыбка и он продолжил: — Ну подумай сам… вспомни вашу историю. Кого интересовало, чего там хотели индейцы или негры, когда к ним приплывали те, кого в то время называли цивилизованными людьми? Для них главным было то, что считалось ценностью в их представлении — золото, алмазы и другие драгоценные камни. Либо то, что можно было обратить в таковые — слоновую кость, рабов, черное дерево. А аборигены… Если они мешали, их уничтожали либо, если уничтожение вследствие каких-либо причин было затруднительно, обманывали или покупали. Причем покупали только до тех пор, пока не накапливали достаточно сил для уничтожения. Неужели ты думаешь, что с вами кто-то собирается поступить иначе? Вселенная — предельно прагматичное местечко, знаешь ли… — Он замолчал.

Михаил некоторое время сидел, оглушенный услышанным. Причем на этот раз вновь открывшаяся правда оглушила его много больше, чем тогда, когда он вообще узнал о том, кто такой Седой.

— Но ведь у Марсиньяк… — начал он. Эту экзальтированную тетеньку ему посоветовал почитать Черный. Седой насмешливо хмыкнул:

— Каждая цивилизация использует для манипуляции аборигенами наиболее эффективные инструменты. Американские работорговцы тоже заключали «вечные договора» и брали в жены дочерей туземных царьков, каковых потом, по прибытии на Барбадос, Ямайку или в Саванну совершенно спокойно продавали вместе с остальной партией рабов. Так и здесь… Если господствующий психотип американцев включает в себя непременное представление о собственной избранности, значит, легче всего манипулировать ими, поддерживая в них эту самую веру в избранность. Представь, насколько послушно эти глупцы будут исполнять волю тех, кого посчитают Посланцами Света? А что касается некоторых способностей… при вашей недоразвитости достаточно одарить вас очень малым, чтобы вы тут же почувствовали себя приобщившимися к неведомой силе или получившими нечто уникальное… ну, вроде как индейцы, продавшие голландцам Манхэттен за пару зеркал и пригоршню бус. С вами все будет точно так же, уж можешь мне поверить!

В этот момент старенький чайник, стоящий на плите, призывно засвистел. Седой поднялся и, сделав шаг к плите, снял с нее чайник. После чего молча налил себе и Михаилу кипятку, его чашку подвинул гостю, а в свою бросил пакетик, побултыхал там и, поймав на ложечку, обкрутил ниткой и аккуратно выжал. И этот совершенно обычный жест заставил Михаила вздрогнуть, уж слишком он контрастировал со всем сказанным.

— Но почему тогда мы еще не… — Миша осекся, не в силах озвучить страшную перспективу.

— А кто тебе сказал, что вы еще «не»? — снова усмехнулся Седой.

Михаил передернул плечами и, резко развернувшись, уставился в окно. Нет, никаких гигантских летающих тарелок над городом не наблюдалось. И зеленокожие инопланетяне с бластерами в руках, типа тех, что он видел в американском фильме под названием «Марс атакует», также не наблюдалось. Он снова повернулся к Седому и напряженно уставился на него. Тот сделал глоток и покачал головой:

— Ох Миша, Миша… ну неужели ты думаешь, что все будет, как в кино — только, мол, форма другого цвета и бластеры вместо автоматов? Пойми, наши армии устроены совершенно по-другому, и мы устанавливаем контроль над территорией отнюдь не введением солдат. Да и нет у нас их практически… Вы же сами уже научились захватывать контроль над той или иной страной или территорией, просто перехватывая управление ею. Причем не обязательно устанавливая прямую зависимость, чаще всего косвенную, мотивационную. Ведь даже у вас Ирак прекрасно показал, что танки, пушки, самолеты — очень неэффективный инструмент контроля. Пусть и самые современные. А если ты еще вспомнишь, что большинство иных обладают настолько продвинутыми возможностями в маскировке, то как ты можешь быть уверенным, что ваши правители — люди? — Седой внезапно замолчал, некоторое время всматривался в Михаила, а затем махнул рукой и пробормотал: — Черт, кому я объясняю… — после чего сделал еще один глоток.

А Михаил напряженно размышлял над его словами. Спустя минуту его лицо озарилось пониманием, почти сразу перешедшим в испуг.

— То есть ты хочешь сказать, что Ельцин… — с замиранием сердца начал он.

И Седой поперхнулся чаем.

Миша несколько мгновений сидел, озадаченно пялясь на кашляющего инопланетянина, а затем поднял руку и хлопнул его по спине. Седой громко кашлянул и остановился.

— Спасибо, — напряженно просипел он и кашлянул еще раз. — Уф, ну ты даешь!.. Не думал, что из моей информации можно сделать столь однозначный вывод.

— А какой еще? — угрюмо бросил Михаил. — Сам же сказал, что нами управляют…

— Ничего такого я не говорил, — примирительно улыбнулся Седой, — просто намекнул, что ты можешь о чем-то не знать, хотя на самом деле все уже происходит.

— Так может или происходит?

— Расслабься. — Седой хлопнул его по плечу. — Пока — нет. То есть некоторые из цивилизаций уже давно, несколько десятилетий, сотрудничают с вашими властями. Например, Эббо или Серые. Но пока вы и сами еще в игре.

Михаил облегченно выдохнул. Седой задумчиво качнул головой.

— Слушай, а почему ты так переживаешь-то?

Миша удивленно покосился на него.

— Ну как же? Будут еще всякие зеленокожие нами командовать! В рабство нас, того… ну, ты же говорил.

Седой усмехнулся:

— Ну, если ты опасаешься того, что попадешь на хлопковые и табачные плантации, где под палящим солнцем и понукаемый бичом надсмотрщика будешь собирать урожай, могу тебя успокоить. Такого рабства там, — он ткнул пальцем вверх, — уже давно нет. А то, что считается рабством у нас, могу сказать совершенно точно, тебе лично принесет столько и таких благ, причем благ именно в твоем представлении, что ты даже себе представить не можешь.

— Это каких таких благ?

— Ну, скажем, ты избавишься от большинства болезней, сможешь прожить лет на семьдесят-сто больше, тебе станут доступны путешествия не только на Оку или в Турцию, а в гораздо более далекие и интересные места… ну и многое другое. Скажу тебе честно, очень многие ваши политики, олигархи и светский планктон с радостью бы ринулись в подобное рабство. — Он замолчал, с интересом глядя на Мишу. А тот, наморщив лоб, напряженно переваривал услышанное. Что-то тут не стыковалось. Если рабство предусматривает все вышеизложенное, да еще и сверх того, что Седой скрыл под словами «и многое другое», то что же это за рабство получается?

— А где облом-то? — озадаченно спросил он.

Седой рассмеялся.

— Облом в том, что это все-таки рабство. Потому что, получая блага, ты отдаешь не абстрактную свободу, а самое себя. А если вам повезет остаться самими собой, то рано или поздно вы обретете все это и гораздо больше, не отказываясь от самих себя. — Он задумчиво качнул головой и тихо закончил: — И в первую очередь от возможности самим определять, что и в какой момент будет вашими ценностями, а не принимать чье-то чужое определение таковых.

Миша снова наморщил лоб, но того, что рассказал сегодня Седой, и без того оказалось слишком много для него. Поэтому он зло сморщился и потер виски.

— Черт, голова заболела…

Седой понимающе кивнул.

— Ладно, иди. Завтра и следующие несколько дней у нас дела, поэтому не ищи нас. А в субботу заходи — мы будем дома. И у нас к тебе будет дело.

Михаил поднялся, вышел в прихожую и начал одеваться. Уже вдев руку в левый рукав, он внезапно замер и, так и не натянув куртку до конца, пробухал надетыми ботинками к двери в кухню. Он решился спросить напрямую.

— Слушай, а зачем ты мне все это рассказываешь?

— Что?

— Да все.

— А откуда вопрос? — поинтересовался Седой.

— Ну… это… кто-то там умный говорил, типа ну если предупрежден, то тогда готов… или как-то так.

— Ах вот ты о чем… — Седой улыбнулся. — Ргаеmonitus praemunitus, что означает: «Кто предупрежден, тот вооружен». Ну и как ты собираешься вооружаться?

Михаил озадаченно замер.

— Ну… я не знаю… но если правительство и эти, как их, фээсбэшники…

— А ты собираешься прийти в ФСБ и рассказать, что на Земле присутствуют несколько миллионов инопланетян? И как ты подтвердишь свои сведения?

Михаил озадаченно потер щекой о плечо. То же говорил и Черный. К тому же Седой вроде как считался корешем, а сдавать корешей считалось «в падлу». Но с другой стороны, если Седой не врет — а с чего бы ему врать-то? — опасность угрожала всей Земле.

— Нет, — Седой качнул головой, — мы с тобой в Кащенко не собираемся. Даже не проси.

— Куда?

— В психушку.

Михаил озадаченно уставился на Седого. Тот воздел очи к потолку и тяжело вздохнул, но затем все-таки пояснил: