Девушка согнула ноги, притянула колени к подбородку и обхватила их руками. Ее била невидимая со стороны дрожь.

Алан подводил свои итоги, у нее был свой подсчет: он хотел ее поцеловать. Еще одно мгновение, и это бы произошло. Женщина легко угадывает подобные намерения. Ее сердце трепетало от радости. Наконец-то этот упрямец увидел в ней не малышку из прошлого, а женщину из настоящего. Он хотел ее! Она до сих пор ощущала на своей коже тепло его ладони. В этом месте грудь налилась и томительно заныла. Интересно, он почувствовал, как напрягся ее сосок, соприкоснувшись с ладонью? Если да, то Алан не мог не понять, что она ждала его поцелуя.

Еще крепче обхватив колени руками, Трэлла взглянула на мужчину из-под пушистых ресниц. Он совсем рядом, протяни руку, и можно запустить пальцы в густую копну его золотистых волос. Но плотно сжатые мужские губы остановили жест. Алан, возможно, и хотел ее, но ему не нравилось собственное малодушие. Пусть пока свыкается с мыслью, что имеет дело со взрослой женщиной.

Трэлла положила подбородок на колени и слегка улыбнулась. Немного терпения. К нему придет понимание, что они созданы друг для друга. Она терпелива, а погода позаботится о времени. Лишь бы шел и шел этот изумительный снег. Самый счастливый снег в ее жизни.

Сложив последние зубочистки в коробок, Алан взглянул на девушку. Взгляд ее был устремлен на падающий снег. Но почему на ее лице такое мечтательное выражение?

Злясь на себя, Алан резко выпрямился и стремительно направился к печке. Рывком открыв дверцу топки, он швырнул в нее коробок с зубочистками. Печь с радостью приняла неожиданный подарок, ярко высветив комнату. Алан задумчиво смотрел, как огонь пожирает его проигрыш.

Сегодня уже поздно, но первое, что он сделает завтра с утра, — свяжется с Солом по рации. Она хранилась где-то в хижине на экстренный случай. Пусть приезжает за Трэллой и увозит ее отсюда. Метель не метель, но ему не по силам оставаться наедине с неожиданно выросшей сестренкой.

—  Пожалуйста, не говори Солу, что я здесь, ты же знаешь, что он сделает.

—  Брат пошлет сюда кого-нибудь на вездеходе за тобой, — ответил Алан, не желая видеть умоляющий взгляд девушки.

—  Вот именно. А я не хочу уезжать отсюда.

—  Снег прекратился, — сказал он, наливая воду в кастрюлю. — Пешком идти, конечно, трудно, но вездеход легко пройдет по такому снегу.

—  Но я не хочу уезжать, — продолжала канючить Трэлла.

—  Ты уедешь.

Нет, если он хочет сохранить рассудок, она не останется здесь. Не говоря уж о желании остаться в живых, — Сол, будьте уверены, прибьет его как миленького, если узнает, что сестра живет с ним в одной хижине.

—  А почему, собственно, уеду? — Девушка наклонилась над столом, пытаясь привлечь взгляд Алана. — Я не доставлю тебе ни хлопот, ни проблем.

Ты уже стала для меня сплошной проблемой.

—  Я полностью возьму на себя кухню.

—  Ты плохо готовишь.

—  Нет, хорошо.

—  Я чуть не сломал зуб о печенье, которое ты как-то приготовила для нас с Солом.

—  Господи! Это было аж десять лет назад. Полгода в ныю-йокрском институте кулинарии многому меня научили.

—  Чего ты там забыла в этом институте? — Алан разбил яйца над сковородкой, стоящей на огне.

—  Я собиралась выучиться на шеф-повара. — Девушка махнула рукой, будто напрочь отметая недавние амбиции. — Но это уже в прошлом. Главное, что я научилась хорошо готовить.

—  Я и один не умру здесь с голода. — Алан отчаянно пытался не замечать мольбу в глазах девушки. Черт возьми, он ведь старается ради ее же блага. — Кроме того, непонятно, почему ты хочешь запереть себя в этих стенах.

—  Если я попаду домой сейчас, мне придется сказать Солу, что я бросила учебу. Опять.

—  Опять? И сколько же раз ты уже бросала?

—  Не так уж и много.

—  Если мне не изменяет память, не менее четырех-пяти раз.

—  Ну и что из того?

—  Да ничего. — Алан повернулся к печке и, приподняв сковородку, потряс ею над огнем. Затем подошел к столу и разложил яичницу по тарелкам. К ней он добавил мелко нарубленную поджаренную говядину.

—  Если я сейчас вернусь домой, Сол наградит меня таким взглядом, что не обрадуешься. — Подавленный голос Трэллы соответствовал грустному выражению ее лица. Она медленно водила вилкой по тарелке.

—  Каким взглядом?

—  Ну таким, безнадежным. Чтобы я почувствовала себя полной идиоткой.

—  Сол обожает тебя и вовсе не считает идиоткой.

—  Я знаю, но он не способен понять, почему я не могу остановиться на чем-то одном и завершить наконец свое образование. Мне кажется, что ему все равно, чем я буду заниматься, лишь бы окончила что-нибудь.

—  Ну так сделай это. — Алан отлил кофе из кружки и посмотрел на склоненную голову девушки. Он как только мог подавлял в себе всякое сочувствие к ней.

—  Наверное, я еще не нашла того, чем бы мне хотелось заняться всерьез. Начинаю изучать что-то новое, и кажется — вот, нашла, что мне нужно.

—  Ты действительно хотела стать бухгалтером?

—  Знаешь… — начала было Трэлла, но затем сморщила нос и покачала головой: — Нет, не мое это дело. Я тогда только что бросила художественную школу и решила заняться чем-то более практичным. Но я же ненавижу все эти цифры! — Она вздохнула и поковыряла в тарелке. — Мне нравится английский язык. Думаю, что могла бы получить диплом по этой специальности.

—  И что же тебе мешает?

—  Я люблю детей, но мне не нравится работа учителя.

—  А что случилось с кулинарным институтом? — Алан отодвинул свою пустую тарелку и, взяв чайник с кофе, наполнил две кружки.

—  Там мне нравилось, но в вашем штате нет спроса на поваров высокой квалификации. Когда я училась в Нью-Йорке, то поняла, что жизнь в большом городе не для меня.

—  Рано или поздно тебе придется объясняться с Солом по поводу всех твоих причуд.

—  Я понимаю, что не избежать разговора с братом. Но мне нужно несколько дней, чтобы все обдумать, перед тем как встретиться с ним. За это время я должна решить, чем все-таки собираюсь заниматься дальше. Мне уже порядком надоело плыть по течению.

«Надоело плыть по течению». Эти слова отозвались болью в душе Алана. Сам он находился в такой же ситуации. И давно.

—  Ты всегда можешь вернуться домой. — У него-то такой возможности не было. Родной дом был закрыт для него.

—  Знаю. Сол с Ибер не раз говорили об этом, но это не то, что я хочу. Ранчо принадлежит Солу, а не мне. А если я хочу иметь что-то свое? Чтобы можно было сказать: это создала я!

В хижине наступило молчание. Алан отпил глоток кофе и сказал себе: все, что девчонка только что сказала, не имеет никакого для него значения. Ей нельзя оставаться здесь. Ради ее же безопасности и его спокойствия она должна уехать.

Глядя девушке в глаза, Алан не нашел в них и намека на то, что произошло в этой комнате после карточной игры. Может, он и в самом деле вообразил себе Бог весть что.

—  Я приехал сюда специально, чтобы побыть одному, — сказал он сухо.

—  Ты даже не заметишь, что я буду здесь, — пообещала она, видя его колебание.

Не замечу? Бог мой, он чувствовал ее запах при каждом вдохе!

—  Я забралась в горы, чтобы уединиться, а не искать компании. Пожалуйста, Алан. Мне действительно это очень нужно.

Как устоять, если видишь мольбу в глазах девушки? Особенно теперь, когда он понимал ее жизненные проблемы как никто другой. Он же страдает от той же неразберихи чувств.

—  Ну хорошо, я не буду связываться с Солом. — Алан оттолкнул стул я направился к вешалке у двери. — Пойду расчищу тропу к конюшне, посмотрю, как там Монтана.

Предложение остаться нельзя назвать особенно любезным, если учесть к тому же, с каким грохотом была захлопнута дверь. Но ничего, пока и так сойдет. То, что она сказала ему, было правдой. Ей на самом деле нужно время, чтобы подумать, понять, в каком направлении движется ее жизнь на данном отрезке пути. Ей уже двадцать четыре года, казалось, пора бы определиться в своих желаниях.

Единственное место, где Трэлла чувствовала себя в своей тарелке, было ранчо, на котором жил Сол со своей семьей — женой и маленьким Джеком. Там хорошо, кто спорит, но каково все время ощущать себя в гостях? А девушка хотела — ей было это просто необходимо — создать что-то свое. Пусть малость какая-нибудь, но принадлежащая именно ей.

Ну что ж, она получила время для размышлений. А в качестве дополнительного вознаграждения — Алана. Только бы мудро воспользоваться этими двумя обстоятельствами.

4

Прошло четыре дня. Сейчас даже неловко подумать, как горячо он доказывал, что присутствие девушки создаст для обоих нежелательные проблемы. Та вела себя так, как и обещала, — тихо и ненавязчиво. К тому же она действительно хорошо стряпала.

Алан распахнул дверь конюшни, автоматически увертываясь от ленивой попытки Монтаны лягнуть хозяина.

—  Стареешь, милая, — сказал он, оттирая огромную лошадь к стенке стойла. — Как я погляжу, не подобрела с возрастом.

Монтана бешено вращала глазищами.

—  Только попробуй укусить, сразу окажешься на заводе по производству клея. Черт меня дери, если я сам понимаю, почему до сих пор не избавился от тебя, неблагодарная кобыла.

Это была старая игра хозяина со своей гнедой, которой ни один из участников не придавал никакого значения. Прежний хозяин собрался было продать Монтану на бойню, но норовистой лошадке неожиданно повезло — ее купил Алан. Логики в этой покупке не было никакой. Он и сам не смог бы объяснить, почему вдруг решил спасти гнедую от участи, которую та, несомненно, заслужила.

Алан привел лошадь на ранчо Сола, которое за последние двадцать четыре года стало для него почти домом родным. Сол только взглянул на злой блеск огромных серых лошадиных глаз, и ему все стало ясно. Заявив другу, что он спятил, Сол спросил, какую эпитафию тот хотел бы иметь на своем надгробии. Есть лошади, которые так же, как и люди, просто не рождены для жизни в нормальном обществе.

Алан потратил целое лето на то, чтобы приручить Монтану, и к концу сезона почувствовал, что они с ней пришли к своего рода взаимопониманию. За прошедшие три года эта бестия так и не удосужилась полюбить своего благодетеля, разве что терпела, и то временами, а сама только и ждала случая, чтобы сделать какую-нибудь пакость. Но, с другой стороны, у него еще ни разу не было такой выносливой коняги.

Он насыпал зерна в кормушку, не забывая поглядывать на зубы лошади. Но сегодня утром эта гнедая великанша, казалось, больше интересовалась завтраком, чем выяснением отношений. Выходя из стойла, хозяин похлопал Монтану по крупу.

Алан остановился в дверях конюшни и прищурился от ослепительно белого ландшафта. Нетронутую, сверкающую красоту снежного покрова прорезала лишь узкая тропинка, протоптанная им от хижины до конюшни. Окружающий пейзаж был похож на картину из книг: живописная бревенчатая хижина, над которой клубится дымок, белое покрывало из снега, на фоне которого резко выделяются высокие темно-зеленые сосны.

И ни кусочка голой земли. В ближайшие дни нечего и рассчитывать на то, что дорога очистится. Снег прекратился, но температура воздуха оставалась низкой.

В отличие от этой мирной картины мысли Алана были далеки от идиллического спокойствия. Причиной тому — Трэлла.

Не то чтобы девушка создавала какие-то проблемы. Просто он по-прежнему считал, что им не следует вдвоем находиться в одной хижине. Ну никак он не мог вычеркнуть из памяти, как Трэлла лежала на кровати, распростертая вод его мощным телом. И это ощущение ее упругой груди в его ладони… Девушка, конечно, хороша, кто спорит, но не должен он допускать никаких фривольностей с сестрой друга.

Однако ему становилось все труднее и труднее думать о ней как о маленькой сестренке Сола. Трэлла не была похожа на малышку — она являла собой самый настоящий соблазн для мужчины. Алан никогда бы не поверил, что мужская фланелевая рубашка, на несколько размеров превышающая комплекцию девушки, может смотреться так же сексуально, как шифон и кружева.

А все потому, что он проводит слишком много времени в одиночестве. В этом все дело. Как только снег подтает, он отвезет Трэллу домой, а затем направится в ближайший городишко, где найдет себе какую-нибудь красотку, которая не будет связана родственными узами с его лучшим другом.

Продолжая хмуриться от невеселых мыслей, Алан вышел из конюшни и закрыл за собой дверь. Он повернулся и направился к хижине. Но не успел сделать и шага, как, чертыхаясь, резко отпрянул назад — что-то увесистое ударило ему в грудь, на куртке осталось большое снежное пятно. Из-за угла хижины на него смотрели озорные глаза Трэллы.

—  Ты, кажется, встал на пути моего снежка!

—  Надеюсь, ты метила не в меня? — Алан начал стряхивать прилипший к куртке снег.

—  Разумеется нет. Как ты только мог подумать такое! Я просто решила разгрести снег вокруг хижины. — Увидев, что Алан наклонился, чтобы взять пригоршню снега, девушка предусмотрительно отпрянула назад.

—  Ты собираешься убирать снег при помощи снежков? — Он умял комок ладонями, одновременно приближаясь к Трэлле.

—  Дорога начинается с первого шага, — проговорила девушка благочестивым тоном человека, вещающего истину.

—  Правильно. — Алан соорудил крепкий, идеально круглый снежок, следя тем временем сверкающими от предвкушения победы глазами за Трэллой.

—  Кстати, Библия учит нас подставить другую щеку, — с надеждой произнесла она, продолжая двигаться вдоль стены.

—  И это так. — Алан остановился, как бы обдумывая предложение противника.

—  Но, с другой стороны, лучший вид защиты — это нападение! — Второй снежок угодил ему в плечо.

Девушка, не дожидаясь последствий своей атаки, повернулась и побежала.

Битва, которая разгорелась вслед за этим, была стремительной и ожесточенной. Трэлла забрасывала своего противника снежками, но крепкие снаряды, брошенные мужской рукой, били точнее. Ее сила — в мобильности, его преимущество — в силе. Обрушивая друг на друга град снежков, они смеялись и кричали от восторга, как дети.

Обладая несравнимой мощью, Алан, конечно, играючи мог выиграть битву. Но он намеренно сдерживал себя, давая девушке возможность маневра.

—  Тебе не взять меня живой, коп! — задиристо закричала она, запустила в противника два наскоро слепленных комка и затем повернулась, чтобы удрать. Но тут ее ботинки застряли в снегу, и она потеряла равновесие. Трэлла шлепнулась на спину в сугроб, который оказался не таким уж и мягким.

Громкий победный смех Алана эхом прокатился по окрестности и замер, когда он увидел неподвижную фигуру девушки. — Трэй!

Это детское имя вырвалось невольно. Алан ощутил внезапный холодок страха в груди. Неужели ударилась о камень, скрытый под снегом? Он ринулся к Трэлле, проклиная глубокий снег, мешавший движению. Она могла разбить голову, а ближайший врач находится за многие мили отсюда. Вдруг Алан вспомнил о рации, и у него немного отлегло от сердца. Он опустился около неподвижного тела на колени. Снимая перчатки, Алан прикинул, сколько времени потребуется Солу, чтобы добраться до хижины на вездеходе.

Господи! Не допусти, чтобы это было серьезно. Он осторожно просунул руку под голову неподвижно лежащей фигурки, страшась почувствовать на своих пальцах липкую кровь.

Трэлла действовала так стремительно, что он не успел осознать происходящее. Зато она имела достаточно времени, чтобы припечатать к его лицу пригоршню снега. — Попался!

Алан резко отпрянул назад, едва не упав навзничь. Трэлла тем временем отползла от него и попыталась подняться на ноги. Боже мой, какие кровавые картины только что рисовало его воспаленное воображение. Ему бы только добраться до нее…

Грозно рыча, Алан нырнул вперед и успел схватить девушку за талию, когда она уже собиралась подняться. Он снова утащил ее в снег, удержав поверженную противницу силой и весом своего мощного тела.

—  Я испугался, что ты разбила свою дурную голову, — тяжело дыша, проревел он, сверкая глазами.

—  Я вовсе не хотела пугать тебя, но и ты был не прав. Зачем было смеяться, когда я упала?

—  Но если это выглядело действительно смешно?

—  Так же, как и тогда, когда я залепила тебе снегом лицо?

Алан не мог сердиться на нее, видя перед собой веселые, сияющие ярко-зеленые глаза.

—  У меня мог случиться сердечный приступ.

—  Я проходила курс по оказанию первой помощи в школе медсестер.

—  Ты и это успела?

—  После бухгалтерии и до кулинарии. Отпусти меня.

—  Обещаешь вести себя хорошо?

—  Не могу. Ты назвал меня Трэй и вызвал забытые эмоции. — Она попробовала освободить руки, но Алан держал их крепко у нее над головой. — Снег такой холодный. — Девушка капризно надулась.

—  Мне тоже холодно от снега у меня за шиворотом. Не рассчитывай на сострадание. Сейчас действует только месть.

—  Вот уж не думала, что ты не умеешь проигрывать.

—  Я не знал, что проиграл. — Свободной рукой Алан оттянул воротник женской куртки. — Мне кажется, будет справедливо, если ты почувствуешь, что такое снег за шиворотом.

—  Я думала, мы друзья. — Трэлла опустила подбородок, защищая голую шею, но он схватил девушку за волосы и откинул голову назад.

—  А друзья должны делить все поровну.

—  Ал! — Из груди Трэллы вырвался пронзительный крик, когда он уткнулся холодным, мокрым лицом в ее теплую, нежную шею. У девушки перехватило дыхание. Сопротивляясь и смеясь одновременно, она выгнулась, стараясь избавиться от давящего на нее тяжелого тела. Но обиженный противник вознамерился довести наказание до конца. Он легко удерживал в сильных руках изящную фигурку, продолжая тереться холодным как лед лицом о шею проказницы.

Потом Алан уже не смог бы сказать, как и когда это произошло. Детская возня уступила место чему-то другому.

От Трэллы исходил запах душистого мыла, и свежего снега, и чего-то еще, что можно было определить всего одним словом — женственность. О, эта нежная кожа, эти волшебные изгибы тела, такого близкого, такого манящего. Пальцы все еще держали девушку за волосы, но теперь в руках уже не было прежней силы. В них появилась нежность. Теперь Алан касался девичьей шеи легким движением губ.

Безумие. Настоящее безумие…

Алан поднял голову, намереваясь оторваться от соблазнительной шеи с пульсирующей жилкой внизу и прекратить пока не поздно это сумасшествие. А Трэлла смотрела на него горящими глазами, которые говорили, что она не безучастно принимает такое условие игры.

Тело девушки расслабилось, и мужчина почувствовал, как она слегка пошевелилась, чтобы распластаться в более удобной позе под тяжестью его веса. Надо подняться! — приказал себе он, глядя как зачарованный на пухлую нижнюю губу соблазнительного рта. Ну просто спятил, что еще можно сказать?

—  Алан. — Слово прошелестело вместе с мягким выдохом.

Он снова опустил голову, обдавая девушку горячим дыханием. И опять какая-то часть его разума настойчиво предостерегала: этого не должно случиться. Но если у мужчины и был шанс образумиться и взять ситуацию под контроль своей воли, то недолго — Трэй подняла голову и, уничтожив ту небольшую дистанцию, которая еще разделяла их, ответила на призыв его губ.

Это легкое прикосновение подействовало на Алана, как разряд электрического тока, пронзивший тело насквозь. Он почувствовал острое сексуальное желание. Жадные губы обоих соединились. Девушка властно взяла инициативу в свои руки.

Сначала они робко обменялись поцелуями. Нежность ее губ, тепло девичьего тела, ее запах, ощущение шелковистых волос в руке — все это казалось Алану давно знакомым, словно было частью его самого.