В песенной их ждал старший отец Баст. Лорал поклонился своему именователю и по очереди представил членов семьи Пейран. Седой хранитель веры хмуро поприветствовал каждого, а выслушав рассказ, помрачнел ещё больше.

— Вы поступили неразумно, дав безымянному ребёнку свою шкатулку, Матар. Вам следовало слушать жену и не допускать подобного.

Лика пристыженно втянула голову в плечи. Матар улыбнулся и положил ладонь на плечо дочери.

— Отец Баст, всё, что происходит с бесценными, случается по Её воле.

— Так, значит, Лика открыла ваши шкатулки? — спросил Лорал, уведя разговор в безопасное русло.

— Случайно, как она говорит. Я столько лет не мог её открыть, а теперь раз-два — и готово!

Матар призвал шкатулку и надавил на башенку. Раздался щелчок, и створки шкатулки распахнулись.

— Знание пришло само? — соизволил уточнить Баст.

— Да, это поразительно! Как будто всегда знал. И дар, отец Лорал, какой дар! Острее клинка я не видел!

— Матар, потом расскажем о дарах, — мягко остановила мужа Дора. — Отец Лорал, мне кажется, с Ликой что-то не так.

— С нашей дочерью всё в порядке! Просто мы чего-то не знаем о бесценных.

Дора терпеливо выдохнула и продолжила:

— Отец Лорал, отец Баст. Когда Лика открыла шкатулку Матара, она испугалась. Мы рассказали ей о бесценных всё, что знали. А потом она открыла мою шкатулку. Она сама попросила, мы не заставляли! — тут же добавила Дора, заметив, как глаза Баста на мгновение сузились. — И она открывала её… довольно долго.

— Долго? Насколько? — удивился Лорал.

— Настолько, что я подумала, будто Матар надо мной пошутил: что он сам открыл шкатулку и подговорил дочь на розыгрыш.

Матар покачал головой и отвёл взгляд.

— До сих пор не могу поверить, что ты так обо мне подумала.

— И всё же Лика открыла мою шкатулку. Я видела собственными глазами. — Дора призвала шкатулку — вытянутую коробочку из резного дерева, похожую на футляр. Лорал не удивился, увидев внутри янтарную флейту. — Тут нет ни замка, ни механизма, ничего. Я не надеялась открыть её с тех пор, как получила имя, а теперь она просто открывается по моему желанию. У флейты я пока не заметила иных свойств, кроме отвратительного звучания. Но полагаю, что это моя вина.

— Что ж, — с разочарованием протянул Лорал, — в Слове не сказано, как быстро бесценные открывают шкатулки. Но все, кто когда-либо видел бесценных, говорят, что им хватает одного прикосновения. Свою она тоже открыла?

Дора поджала губы и посмотрела на мужа. Матар, явно ощутив неловкость, сказал:

— Лика не хочет. Да это и не докажет, что она бесценная, так ведь? Нужна чужая закрытая шкатулка. Может быть, Лика откроет вашу? И вы сами всё увидите!

— Мою? — Отец Лорал отступил. Он почувствовал себя мальчишкой, которому только что дали имя. Лорала охватило почти забытое ликование, тут же сменившееся безмерной печалью. Его шкатулка была куском чёрного стекла. Она была настолько тяжёлой, что оставила трещины на каменных плитах, когда Лорал в первый раз её призвал. Все говорили: внутри — тёмный дар, его не нужно доставать. Лорал и сам так думал.

— Испытание бесценных проходит публично, — возразил отец Баст. — Если девочка не справится как положено, то… Она не бесценная. Вы уверены, что не открывали свои шкатулки до этого дня? Может быть, вы не заметили, как сделали это? Или вообще решили над нами пошутить? Или обмануть?

— Отец Баст, зачем семье Пейран обманывать хранителей веры?

— Лорал, ты не видел бесценных, в отличие от меня. Они открывают шкатулки, как опытные воры — замки.

Лика и Дора одинаково нахмурились. Сравнение им явно не понравилось.

— Встречались ли вам бесценные её возраста, отец Баст? — спросил Матар.

— Разумеется нет. — Старик переступил с ноги на ногу и бросил на девочку брезгливый взгляд. — В моё время детям не разрешали играть с творениями богини.

— Может, Лике нужно учиться? — предположил Лорал. — Почему бы не дать ей возможность показать своё умение и подождать сколько будет нужно?

— Никто не будет стоять и ждать, пока ваша дочь сотворит что-нибудь со шкатулкой Со́рона!

— Старого отца города? — воскликнула Лика, не сдержавшись. Дора шикнула на дочь.

— Традиционно на испытание приносят шкатулку умершего представителя знати, — нехотя пояснил отец Баст. — Дар переходит наследникам. Считается, что так безопаснее.

— Не во всех ветвях, отец Баст, — поправил Лорал, — в седьмой ветви испытание проводят на нерушимой или сломанной шкатулке.

— Ерунда и выдумки познавателей, — отмахнулся отец Баст.

— Но есть способ быстрее и проще. Лика может дать имя одной из сирот, — предложил Лорал. Он подмигнул Лике. — Это докажет её способности бесценной и исключит сомнения.

— Разве женщины могут давать имена под ветвями? — изумилась Дора.

— Бесценные могут, — подтвердил отец Лорал.

Дора прижала дочь к себе. Матар ободряюще приобнял жену в ожидании решения хранителей веры.

Отец Баст нахмурился — морщины на его лбу сложились, как страницы старой книги.

— Что ж, пусть будет так, — отец Баст кашлянул, будто слова дались ему с трудом. — Дитя всё равно получило бы имя от кого-то из хранителей. Вряд ли смена именователя сильно повлияет на судьбу ребёнка. И это лучше, чем открывать шкатулку Сорона.

Лика просияла. Дать имя ведь было намного проще, чем открыть шкатулку! Дети постоянно придумывали друг другу прозвища, вроде Лепестка или Задиры. Мальчики воображали себя отцами и именовали игрушечных сыновей, а девочки чаще сочиняли истории о том, как уплывут за Шёлковое море и нарекут деток.

Поэтому, стоя на площади перед толпой прихожан, Лика не робела. Отец Баст привёл девочку из приюта, которой посчастливилось приглянуться бездетной семье. И на днях ей должны были дать имя хранители, но, раз уж так совпало, теперь это могла сделать Лика.

Сирота глазела на Лику и, кажется, не верила, что всё происходит по-настоящему.

— Ты правда бесценная? — спросила она бесцветным голосом. На фоне наречённых безымянный ребёнок выглядел серой тенью.

— Кажется, да, — запнулась Лика.

— А ты дашь мне хорошее имя?

— Очень хорошее!

— Девочки, посерьёзнее, — прикрикнул на них отец Баст.

— Ладно. — Лика убрала волосы за уши, глянула на родителей в толпе и помахала им рукой, вызвав несколько умилённых возгласов. — Я дам тебе имя…

— Я назову тебя! — сурово поправил отец Баст.

— Простите. Я назову тебя… Илона! Ты — Илона.

Лика хотела добавить, что имя означало «светлая» и что она выбрала его из-за светлых волос девочки, но голос заглушили аплодисменты и радостные крики.

Илона засмеялась. Имя изменило её облик невидимой волшебной вуалью, сделав наречённой. Отец Баст покачал головой и нехотя кивнул Лоралу. Матар и Дора выбежали к Лике и подхватили её на руки.

Отец Лорал объявил Лику первой бесценной Илассета.

Глава 2

Власть третьей ветви несколько поколений находилась в руках одной семьи. Богиня сначала приняла клятву Со́рона. Затем власть перешла его брату Самуи́лу, а после — сыновьям Сорона: сначала Сте́фану, потом Сэтье́ну. Каждый правил максимально отпущенный Двуликой срок — пятнадцать лет. Но Самуил и Сэтьен не оставили наследников, поэтому следующим принцем ветви стал первенец Стефана — Се́нрих.

Его лицо не знало гримасы стыда, потому что за всю жизнь он не совершил ни одного низкого поступка. Спустя всего лишь несколько лет после коронации, когда принцу исполнилось семнадцать, историки назвали Сенриха достойнейшим принцем Ародана. Народ любил правителя. Все ветви считались с Сенрихом, и даже на Расколотом континенте говорили о добром и мудром принце, который к тому же сам открыл шкатулку. Его даром был белолистный дуб, который теперь рос у храма богини. Среди прихожан даже ходила легенда, что дерево исполняет желания.

Если бы можно было попросить Двуликую, Стефан умолял бы её позволить Сенриху править вечно.

Теперь же Стефан молился о другом чуде.

Он стоял под открытым вечерним небом, будто так богиня лучше его слышала. За спиной раздались тихие шаги. Мягкие руки легли на плечи, но Стефан брезгливо повёл ими.

— Не сейчас, моя рейна.

Стефан искоса глянул на жену и тут же отвернулся. Смотреть на её остекленевший, неживой взгляд было невыносимо. Пусть ищет утешения в детях, как и полагается матери. Хотя бы не льёт больше слёзы. Сутки, проведённые взаперти, пошли ей на пользу.

Эле́зарет вернулась в гостиную, к сыновьям. Младший ползал по ковру, играя с тенями, которые для него складывал из пальцев брат.

— Прекрати, — коротко велел Стефан.

Белобрысый мальчишка тут же спрятал руки за спину и стыдливо опустил голову. Младший, потеряв из виду тень, насупился и попытался приподнять ковёр: видимо, рассчитывал найти неведомую игрушку там.

Стефан покачал головой. Безымянный ребёнок беспокоил и раздражал своим поведением. Игрушки он складывал в ровные линии и истерил, стоило сдвинуть хоть одну. Причину же маленький принц объяснить не мог: к четырём годам мальчик так и не заговорил и даже не научился смотреть матери в глаза.

Двери в комнату Сенриха отворились, и в гостиную зашёл анатом. Элезарет подорвалась с места, но Стефан опередил её.