Дора кивнула.

— Принц Севир только получил имя. Думаешь, они захотят сразу открыть его шкатулку и не дадут ему возможности сделать это самостоятельно, как его старший брат?

— Есть и младший. И учитывая его, м-м-м, недуг, — Матар покрутил раскрытой ладонью у виска, — он точно не сможет открыть шкатулку. Думаю, Стефан будет договариваться о нём.

— Но безымянному принцу всего четыре! Стефан не сможет наречь его раньше, чем мальчику исполнится семь, — задумчиво произнесла Дора.

— Зачем тогда ехать к бесценной сейчас?

— Чтобы мы оставались у него под носом столько, сколько нужно. — Дора зарылась пальцами в волосы и продолжила: — Мы сглупили, Матар. Ты только вдумайся! Зачем искать бесценного по всему свету и платить колоссальную сумму, если в подчинении есть маленькая девочка, которая ещё не овладела этим искусством?

— Думаешь, он знает?

— О, ну конечно, он знает, Матар! — протянула Дора с раздражением. — Стефан сделает предложение на своих условиях, а если мы попробуем отказаться, то нам не будет житья в Илассете и, возможно, во всех ветвях.

За окном вновь начали петь.

— Будем считать это расплатой за нашу недальновидность, — сказал Матар. — Но, возможно, есть и светлая сторона. Я думаю, будет не слишком трудно убедить Стефана, что единственной бесценной Илассета нужна охрана.

Дора хмыкнула.

— И наверное, для бесценного неплохо будет иметь на первой строчке в послужном списке шкатулку принца Илассета.

— На третьей, — шутливо поправил жену Матар.

Дора улыбнулась и тут же серьёзно сказала:

— Это первый и последний раз, когда мы примем решение за Лику.

Интерлюдия. Лорд Ренфел

Новое донесение не сулило ничего хорошего.

Помощница с тревогой смотрела за метаниями Ре́нфела. Он закрыл ставни, сжёг письма и записи, покидал в сумку вещи, книги, инструменты и всё, что могло пригодиться в долгом путешествии.

Когда вещи были собраны, он взял донесение, прочитал указанное там имя и бросил бумажку в огонь. Подойдя к помощнице, Ренфел ласково погладил её по голове и сказал:

— Давай, девочка, надо поработать.

Она печально посмотрела на него тёмно-голубыми глазами. Он долго вглядывался в них, а после — провалился, будто в омут. Дыхание перехватило, комната исчезла, он зажмурился, а в следующее мгновение оказался в другом месте.

«Проклятье! Дышать больно! Кажется, у него сломаны рёбра и отбито нутро».

Он долго кашлял и никак не мог прийти в себя.

— Тише! Не дёргайся! У меня нет другого «звена»!

Голос связного отражался от серых стен анатомской. В воздухе нестерпимо пахло спиртом.

— Извини, — прохрипел он. Чужие губы едва шевелились. — Что случилось?

— Во-первых, мы потеряли Оракул. Он больше не работает. — Лицо говорившего скрывала белая маска.

— Как?! Оракул — дар. Он не может сломаться!

— Он не сломан, — с раздражением пояснил связной. — Или ты думаешь, инженеры не способны отличить правильное от сломанного? Дело не в этом. С Оракулом мы разберёмся, просто учти, что теперь мы сами по себе. Во-вторых, для тебя есть задание. В последнем видении Оракула нам указали место, где нужно искать. Илассет.

Сердце забилось как сумасшедшее. То ли от новости, то ли от ощущения приближающейся смерти.

Связной коротко изложил добытые сведения. Всё это время он возился с хирургическими инструментами. Когда холодные руки дотронулись до живота, чужая боль наполнила разум, будто вода — кувшин.

— Вы отозвали людей из других ветвей?

— Да. Но речь о сотнях детей. Сколько тебе нужно времени?

Ответить не получилось. Голова закружилась, боль в груди стала невыносимой, и связь прервалась.

Ренфел вынырнул из чужого тела и закашлялся, будто это его сердце перестало биться, а не прервалась жизнь того несчастного пациента в анатомской на другом конце Ародана.

Помощница лежала на полу, подрагивая всем телом, и смотрела с укором: сеансы давались ей тяжело.

— Он бы всё равно умер.

Как будто эти слова могли кого-то утешить.

Он привалился к стене и постарался выровнять дыхание.

«Неужели? Мы столько лет искали по всему Ародану, и вот — чудо! Теперь мы точно знаем город».

Он спустился, запер дом и почти тут же столкнулся с гонцом.

— Как удачно я вас поймал, лорд Ренфел! Вот! — Мальчишка сунул прямо в руки чуть помятое письмо с гербом третьей ветви.

— Благодарю. — Ренфел развернул письмо. Почему-то он был уверен, что это не просто так. Пробежался взглядом по строчкам и хмыкнул. — Действительно, как удачно.

В Илассете появилась бесценная. Предстояло приложить все усилия, чтобы её дар не попал не в те руки.

Глава 3

...

28-й день осени

Небо Илассета затянуло грозовыми облаками. Издалека долетали отголоски раскатов грома, будто на небе шли бои. Севир никогда не слышал выстрелов, но почему-то думал, что по звуку они должны быть похожи на залпы одного из самых мощных орудий природы.

Ещё юный принц никогда не носил чёрное и белое одновременно. Повода не было.

Севир поправил застёжку плаща, но она тут же вновь впилась в горло.

— Стой спокойно, — сухим голосом потребовал отец. Он наблюдал, как служанки облачают Севира в траурные церемониальные одежды.

— Давит, — пожаловался тот, втянув голову в плечи. Чёрный бархатный плащ, по краям украшенный железным золотом, лежал на плечах неподъёмным грузом.

Отец нахмурился и, отпихнув служанку, подёргал за застёжку и чуть натянул плащ вперёд.

— Закрепите, — велел он, — пришейте, если нужно. Ничто не должно мешать принцу говорить. Так лучше?

— Да, отец.

Это была ложь. Ком в горле становился только больше. К тому же Севир весь вспотел. Безупречный костюм из белого шёлка прилип к телу, из-за чего Севир чувствовал себя грязным.

Стефан подошёл к сыну и сдавил его плечо. Погрозил пальцем и ядовито выдавил:

— Если ты… сегодня оплошаешь, если Двуликая отвергнет твои слова, мы потеряем ветвь. И тогда не знаю, что я с тобой сделаю. Ты понял меня?

В голове Севира звучали совсем другие слова.

«Это твоя вина!»

— Да, отец.

Когда служанки закончили, в покои пришли хранители веры. Их голоса звучали глухо, будто Севир находился под толщей воды. Он никак не мог понять смысл их слов. Ему хотелось кричать: «Посмотрите, я же тону, я вас не слышу!» — но он молчал.

— Вы помните слова клятвы?

Севир услышал страшное слово и очнулся.

— А?

— Слова клятвы, — повторил хранитель, растерянно переглянувшись с отцом города.

Севир моргнул. Состояние полудрёмы, в котором он пребывал последние три дня, слетело с него, вернув ощущение реальности.

«Клятва. Богине. Мне же сегодня нужно принести клятву Двуликой! Я же сегодня стану принцем третьей ветви!»

…потому что Сенрих умер…

…Сенрих…

…умер…

— Я помню, — тихо сказал Севир. Он прочитал её, должно быть, тысячу раз, но прямо сейчас не смог вспомнить даже первую фразу.

Что будет, если он не сможет произнести клятву? Он не станет принцем третьей ветви? Не займёт место брата?..

…Севир поднимает голову — и он на дворцовой площади, на высоком помосте, а внизу толпы людей. Впереди храм, и белолистный дуб Сенриха качает ветвями из-за сильного ветра. Приближается гроза. Холодно. Начинается дождь.

«Что я здесь делаю?»

Плащ такой тяжёлый, будто тянет вниз.

Севир подчиняется и преклоняет колено.

Хранитель веры что-то говорит, и его голос полон печали. Три дня назад такой же голос пел по Сенриху. Мама вложила цветы в руки мёртвого сына. Севир смотрел на брата — и никак не мог узнать его.

Сухие бесцветные губы, впалые щёки, на ресницах рассыпана белая пудра: не лицо — неподвижная маска.

Он же всегда улыбался. Он же так любил смеяться.

— Моё имя Севир, я принц Илассета…

Проклятый плащ сдавливает горло. Севир понимает, что больше не может говорить…

Сверкнула молния, и затуманенный разум раскололся от скорби и ужаса.

«Я не должен стоять здесь, Сенрих! Ты же поправился, тебе стало лучше! А потом ты сгорел за считаные дни, быстрее, чем опали осенние листья… Всё не так! Ты бы правил ещё десять лет, у тебя появились бы дети, и только потом я бы взошёл на престол! И в другой, солнечный день ты стоял бы передо мной и улыбался! А я… Я был бы старше, взрослее, смелее!»

…ты мог спасти его…

Севира окружил густой мрак. Сенрих умер, его тело сожгли, но та неживая маска виделась теперь в каждом лице, являлась в каждом сне. Севир понимал: скажи он хоть слово, и голос сорвётся на крик.

Молчание было слишком долгим. Стыд сковал по рукам и ногам, когда Севир почувствовал гневный взгляд отца. Лица людей смазывал дождь.

«Какой позор! Вспомните, как хорошо говорил Сенрих…» — принёс ветер шепотки из толпы.

И вдруг впереди Севир увидел свет: такой яркий, будто с небес спустилась маленькая звезда. Севир заворожённо смотрел на неё, а паралич горя отступал. Вспомнилось, как они с Сенрихом учили нужные слова. Севир был совсем крохой, но когда брат стоял на этом же месте и произносил клятву Двуликой, Севир тихонько повторял их, искренне веря, что богиня его слышит.

Он будто воочию увидел перед собой Сенриха и то, как шевелятся его губы, — и Севир заговорил вместе с ним: